Буг в огне
(Сборник) - Крупенников А. А. "Составитель" - Страница 19

Посовещались мы с ребятами и действительно придумали.

Связывали по пять гранат. В две вставляли запалы. Разберем пару булыжников на мостовой и в те ямки ручками вверх положим гранаты.

Вскоре мы услышали: «Русские, сдавайтесь. Немецкое командование гарантирует жизнь. Москва капитулировала». Листовки стали к нам забрасывать. В них карта окружения. Названы города, которые они якобы взяли. Мы им, конечно, не верили. Наш ответ один — не сдадимся. После этого загнали они свой броневик на вал. На нем красное полотно с белым кругом и черной свастикой. Майор Гаврилов приказал:

— Сорвать знамя. Броневик подорвать. Для исполнения возьмите с собой этого бойца.

Смотрю — стоит человек. Лицо бледное.

— Чего он такой?

— А он только что появился у нас. Ты проверь его в деле.

Боец мне и говорит:

— Во время бомбежки я спрятался в комсоставских домах. Теперь вот выбрал момент и перебежал в форт. Возьмите меня, я докажу.

Связали пять гранат проволокой, запалы вставили. Объяснили бойцу план действий:

— Вокруг нас пулеметные гнезда. Дело надо сделать осторожно. Самое страшное гнездо около центральной дороги. Я по нему открою огонь, а ты выскакивай на вал, беги правой стороной, срывай полотно, бросай под броневик гранаты и прыгай вниз.

Нам удалось все сделать так, как планировали. Боец оказался молодцом.

Обстановка усложнялась. Кончился лед. Воду из вырытых колодцев пить нельзя. Здесь 100 лет были конюшни. Кончились и сухари. Решили детей и женщин отправить к немцам, может, живы останутся. Сами же провели партсобрание — как быть? Многие тогда выводили на листках бумаги: «Прошу принять в ряды Коммунистической партии. Обязуюсь…»

Писал и я заявление. Рекомендацией нам были боевые дела.

Фашисты стали забрасывать нас слезоточивыми шашками. Мы надели противогазы и наблюдали за каждым движением противника: что он предпримет дальше? Через несколько часов гитлеровцы кричат во все горло: «Сдавайтесь! А то мы всех вас уничтожим!» Мы к этому уже попривыкали и не обращали внимания. Только очень жалели, что кончились у нас гранаты.

Однажды рано утром вызвал меня майор Гаврилов:

— Пойдешь в разведку вместе с двумя лейтенантами и младшим политруком. Необходимо узнать вражеское расположение. Надо у них нащупать слабое место. Может, прорвемся.

Я взял еще сержанта со второй батареи, и мы пошли. Заползли на вал — пулемет «максим» лежит вниз стволом, рядом сержант в черном комбинезоне. Другой боец — лицом вниз. Убиты оба.

Залег я между вытяжных труб и стал смотреть в бинокль. Вижу на валу над главными воротами около 100 фашистов. У Кобринских — тоже. За комсоставскими домами толпится их человек 30. Человек 40–60 идут в нашу сторону.

Не выдержали мои нервы, выпустил по ним весь диск. Только хотел сменить место, как что-то стукнуло меня по голове. Отбежал метров десять и, бывает же такое, подумал: «Все ли забрал?» Пилотки нет. Вернулся, взял пилотку и побежал вниз, к штабной машине. Тут и сознание потерял. Дотащили меня разведчики до каземата Абакумовой. Очнулся скоро. Лежу перевязанный. Вокруг раненые кричат в беспамятстве, стонут. Стало как-то не по себе. Поднялся. Попробовал идти — получается. Левую руку в плече никак не подыму. Наверное, об машину ударился, когда падал. Оступился на левую ногу — искры из глаз посыпались. Добрался до недорытого колодца. Лег. Подошли Зельпукаров, Домиенко, бойцы. Что-то продолжают обсуждать. Слышу — о знамени и о штабных документах речь идет. Решили все это закопать. Домиенко сказал:

— Кто из нас живой останется, выкопает.

В штабе висела гимнастерка нашего начальника штаба старшего лейтенанта Овчинникова. С нее сняли орден Красного Знамени и вместе с удостоверениями, адресами погибших зарыли. Правда, не очень глубоко.

Враг обрушил на нас бомбы крупного калибра замедленного действия. Все они выли, падали, как тюк, и разрывались через 7–8 секунд. Мы стоим у стены и считаем до восьми. Одна бомба упала на левом фланге и не взорвалась. Бомбили гитлеровцы ежедневно. Правый фланг весь разрушило. Кирпичи летят, пыль, смрад, ничего не видно. Много убитых, раненых. Я был рядом с Гавриловым, Касаткиным, Домиенко, тут же бойцы — Валянник, Архипов, Вовченко. Потом Гаврилов вышел куда-то. Возвращается. В руках у него две гранаты-лимонки. Я спросил:

— Товарищ майор, что делать?

А у того на глазах слезы. Ничего он мне не ответил, повернулся и пошел в каземат.

Вскоре ворвались фашисты. Но занять весь форт не смогли. До 12 июля держалась группа Гаврилова. А самого Петра Михайловича им удалось взять только на 32-й день.

…С тех пор прошло много лет. Очень хочется побыть на местах, где жизнь разделилась надвое. Где начал считать: до войны, после войны.

Так вот после войны я узнал, что на кобринском укреплении кроме нашего восточного форта было еще два участка обороны. Один из них в районе 125-го полка и домов, где жили командиры. Второй — у восточных валов. Там дрались бойцы 98-го противотанкового артиллерийского дивизиона. Под руководством старшего политрука Н. В. Нестерчука и лейтенанта И. Ф. Акимочкина артиллеристы сдерживали натиск врага около двух недель…

И. А. Терещенко

До последнего патрона

Иван Александрович Терещенко

В июне 1941 года — лейтенант, участвовал в обороне Цитадели и кобринского укрепления Брестской крепости. Раненым был захвачен в плен, трижды совершал побеги.

Награжден многими медалями, в том числе «За отвагу».

Член КПСС.

Ныне И. А. Терещенко инженер, живет и работает в Волгограде.

10 июня 1941 года я окончил Ростовское артиллерийское училище и был направлен для прохождения дальнейшей службы в Брест. Приказом по 333-му стрелковому полку меня назначили на должность командира взвода управления 76-миллиметровой батареи. 15 июня принял взвод и начал проводить занятия с бойцами согласно расписанию.

21 июня наша батарея находилась на тактических занятиях, которые проводил командир полка полковник Д. И. Матвеев. Выехали мы в поле около 5 часов утра и вернулись в 18 часов. После короткого отдыха наш взвод приступил к чистке оружия и снаряжения. Когда все было приведено в образцовый порядок, я со своим товарищем по училищу лейтенантом Виталием Тимофеенко, служившим в нашем полку в противотанковой батарее, отправился в комсоставскую столовую. В это время явился посыльный и передал, что нас вызывают в штаб полка. Там нам сообщили, что завтра штаб 4-й армии проводит на артполигоне показное учение. Всему комначсоставу предписывалось прибыть 22 июня к 7 часам утра в штаб полка для следования на полигон.

После напряженного трудового дня мы с Виталием решили немножко рассеяться, отдохнуть и заодно познакомиться с Брестом. Город сразу же понравился нам чистотой, обилием зелени и цветов. В расположение полка вернулись поздно.

Проснулся я в начале пятого: рядом стоял Виталий и сильно тряс меня за плечо. Я вскочил. Окна нашей комнаты были озарены ярким светом. Быстро оделся, натянул сапоги и вместе с Тимофеенко выскочил из комнаты. В это время в помещении штаба полка разорвался снаряд. Бросились на первый этаж — там располагался личный состав полковых батарей.

Пробираясь по коридору первого этажа в расположение своего взвода, видел, как со второго этажа бежали вниз бойцы. Многие из них были ранены, почти все в наспех натянутом обмундировании. Выходы из казармы обстреливались фашистскими диверсантами. С частью бойцов батареи укрылись в подвале здания нашего полка. Здесь мы заняли оборону, и через проемы окон поражали пулеметным огнем гитлеровцев, проникших через Тереспольские ворота в Цитадель.

К часам 12 дня атаки фашистов на нашем участке были отбиты. Один из бойцов моего взвода обратился ко мне с просьбой разрешить ему пробраться в магазин военторга, находившийся напротив в кольцевой казарме, чтобы достать какие-нибудь продукты. Минут через тридцать он вернулся и принес несколько килограммов сахару и комсоставскую шинель. Сахар поделили между бойцами, находившимися в нашем отсеке подвала. Шинель он передал мне.