Отреченные гимны - Евсеев Борис Тимофеевич - Страница 65

Вдруг одна душа, грубо и нагло из потока выплеснулась и, по-земному тяжко искря, не полетела - брызнула к краю песчаного обрыва. Злой и поджарый, как барс, убитый в Волжанске программист Помилуйко летел, шевеля кисточками огородных усов, на пришедших! Нелепина шатнуло назад, он едва удержался на ногах. Помилуйко же засипел безголосо, застенал отступнически:

- Не хочу своего контура! И Частного Суда не хочу! Не признаю я его! Мы здесь - свободные души! Куда хотим - туда летим! Давай обменяемся контурами, жмот!

Тут смотрящий за душами слегка шевельнул плечом.

- Ляг! Мри! Конец иначе! - задышал в шею раненому Иван. - Миг Частного Суда сейчас настанет. Эпизод его!..

Упав на песчаную землю, раненый все ж таки одним глазком на происходящее зазирнул...

По знаку Смотрящего стал спускаться со скалы орел в железных перьях, издали походящих на латы. Птица с мощным, бычьим торсом опускалась тяжело, казалась механической, неуклюжей, словно бы именно для этого случая сконструированной.

Однако, несмотря на тяжесть, орел в латах быстро догнал Помилуйку, перевернул брыкающегося программиста на спину и легко, почти любовно тюкнул его клювом в лоб. Тут же свет и в пещере, и меж реками неба стал багровым как в кочегарке, словно в топке. И высветилась вся до мельчайшего пузырька душа Помилуйки! Начавшая чернеть еще в Москве и сгнившая до конца на волжанской базе - была она тут же понята и определена как душа курвеца и запроданца. И тогда, вняв этому бессловесному определению, орел-бык, орел-поток, орел-правосудие - пробил Помилуйкин череп насквозь. Свет багровый в пещере стал меркнуть, стал через дыру костяную в черепе куда-то стекать. И пропал исполненный ненависти оскал Помилуйкиного лица, исчезли мышиные ушки! И грянуло, завернувшись винтом, духовное тело программиста-д. в дымно-громадную воронку. А навстречу гибнущей Помилуйкиной душе стало подыматься из воронки тихо-обморочное верезжанье и остатнее блеянье других - видно, тоже осужденных на вечное в безднах томленье - душ...

Шелест душ, верезг бездн, гул планет стояли в ушах у Нелепина. Глазами же он стал примечать сдвинутый на края обзора огромно-живой столп. Тяжко-прессуемые тела млекопитающих переплетались в нем с лапками ракообразных, с ножками гусениц. Но замечались теперь в столпе и нежные внутренние волоконца деревьев, и любовные изгибы усиков виноградной лозы. Красные и золотые, с ласковыми фасетками глаз зоонароды в столпе ходили, с пудреными головками, с гроздьями губ дендро-человеки влеклись! Все это месиво телесных - уже осуществленных и только замышляемых - оболочек хотело сдвоиться, дать потомство и, набив им столп эволюции до самых до небес, подняться по столпу к Смотрящему, чтобы близ ног Его наконец одушевиться, получить хоть частицу бессмертной души. Нет, не дарвинов-ская борьба видов угадывалась теперь в столпе, а именно схватка за одушевление! Но не давалась душа за одни бесконечные попытки совокуплений, за безмозглое тиражирование низших животных качеств! Да и нужно было сперва пройти всем этим сущностям через жизнь плотную, жизнь земную...

Постепенно стало замечаться: большая часть копошащейся в столпе живой массы потиху-помалу оседает вниз, к земле. И лишь ничтожно малая часть биологических сущностей, вымоливших себе в бесконечных вертикально-горизонтальных снованиях душу, втягивалась в облачный, несущийся наперерез рекам неба туман.

Здесь-то, в этом высшем человеческом душепотоке, никаких сдвоений, никакой борьбы уже не было. Только вечное ожидание! Одно бесконечное круженье! Только личное бессмертие - без права продолжения рода и без передачи одной и той же души разным вместилищам! Здесь летели души святителей и души юродивых, души невинно убиенных и пострадавших за веру. Горьковато-сладостный полет одиноко-бессмертных душ захватил Нелепина, мощно и требовательно повлек за собой. И только дымящаяся воронка вечной смерти, как вырванный из живого небесного тела кус мяса, пугала чернотой, бездонностью, удерживала от вхожденья в поток.

- Говори! Скорей! Наблюдающему за душами - скажи! - Давно уже колотил в спину Иван, свистящим шепотом пытаясь перекрыть хаос и треск эфира.

Нелепин медлил. Как тот кислородозависимый, впивал он млечно-голубые пути легчайших сущностей, всасывал потоки разлученных с землей, с близкими и любимыми, до светлого Воскресения душ. Да, души эти чистые, души высокие были вознаграждаемы глубочайшим и плодотворным одиночеством, необходимым для проникновения в Замысел, были вознаграждаемы вечной лаской Высшего Присутствия. Но не было средь них душе-тел грешных, смертных, любимых...

Внезапно - не своим привычно-житейским, хриплым и поспешающим баритончиком, а мерно-литургическим, от мокрот и слизи очищенным голосом, проговорил раненый тихо:

- Возьми, что принес я.

Как в тысячеваттных динамиках разросся голос раненого и, ударив оглушающе в барабанные перепонки, разорвался на последнем слоге стотонной авиабомбой.

Сидящий, не оборачиваясь, кивнул. От кивка Его поток душ бешеным штопором взвинтился к черно-синему, твердому, как сапфир, небу. В сладких, в смертельных судорогах замельтешили дотронутые Им души: как бабочки и комары от дуновенья июльского ветерка или, скорей, как огромная стая стремящихся вверх мальков от переноса лодочного фонаря, они затрепыхались!

- Уходим... Нельзя... Кричать нельзя...

Не чуя под собой ног, выкрался раненый назад, на песчаный склон холма. Выбравшись же из пещеры, вновь оказался он в бело-молочном облаке.

- Теперь решай: с нами, в поток, - или назад, к реке?

- Не знаю я, отче. Я ведь испытания, наверное, не выдержал? Уронили вы меня! Опустили...

- Тем, что позволил информацию с подкорки счистить, мытарства свои ты завершил. Путь на Круги Вечные теперь тебе открыт.

- Нет... Не могу я так! С вами хорошо, да мне назад, к лодке надо. Не могу я пока один. Не вынести мне этот... полет одиноких!.. Только как же я дорогу назад найду? Туман! Или не туман это, а опять-таки - облако душ?

- На реке с утра сплошной туман. Видимость - ноль. И сводка на сегодня такая была...

- Ты не про сводку, ты мне лучше вот про что скажи: Наблюдающий за душами - кто Он? И что за место такое над потоком?

- Не спрашивай. И так ум человеческий понатесал себе кумиров! Радуйся, что душа твоя бессмертна, радуйся, что вообще она тебе дана, что не бездушником родился или, живя, не разметал душу. А над потоком - место Частного Суда. И на Частном на Суде этом, предшествующем Суду Страшному, как сам, наверное, заметил - спрашивают строго. Тот, кто сидит над потоком, тот и судит. Да не так, как в судах ваших! Не по откупленным адвокатишками, не по изогнутым в дугу властями продажными законам! По душе судит. Поэтому можешь звать Его: Судия.

- А ты, ты тогда кто же, отче?

- Я? Я, пожалуй, пристав судебный. Ну все, хватит... Заговорился я с тобой.

- А Ваня, Ваня? Она как же? Она была, отче, или... или только привиделась мне? Ведь казалось - одна душа у нас!

- И тело едино. Она, конечно, была и есть. Да и все, что с тобой было, - произошло в реальности. Говорилось тебе ведь: на время лишь был ты относим душою из тела! Теперь с женой - восвояси возвращайся. Есть еще в Москве живые души, есть! К ним и прибьетесь. Да только не сразу в Москву езжайте! Годков на семь-восемь запоздать вам лучше. Глядишь, к тому времени все в стольном граде и переменится.

Три сжатых, три до обморока стиснутых пулеметных очереди продрали утреннюю серую мешковину за спиной Ивана. Булькнул гранатомет, запела летящая мина.

- "Муха" бьет! А перед ней - БМП-1! - хвастливо определил Нелепин. Ну, стало быть, жив я еще! Стало быть, гульнем еще, отче!

- Умолкни, чадо нелепое! Из-за таких слов вся Русь - дыбом! Из-за них упущена вами возможность тихо-мирно поворотить Россию куда давно следовало! Все гордились: красные - лучше, белые - нужней, зеленые - современней! Вот кровью все и залили. А новая Россия на крови да на корысти стоять не будет! Теперь сорок лет скрытую внутреннюю войну ковшами хлебать будете. Козлы вы! Ей богу, козлы!