Катакомбы (Волны Черного моря - 4) - Катаев Валентин Петрович - Страница 47

На всем пути стены были испещрены различными буквами и значками, выцарапанными на камне, нарисованными углем, кирпичом или просто начерченными пальцем на толстом слое пыли. Это были знаки подземной навигации, указатели подземного фарватера. Иначе как можно было бы двигаться по катакомбам и не заблудиться среди запутанного лабиринта ходов, поворотов и разветвлений? Разумеется, никакой более или менее точной карты катакомб не существовало. Стоило бы колоссальных трудов составить хотя бы простую, грубую схему этого невероятного лабиринта, имеющего к тому же несколько горизонтов залегания. Компас здесь был бы бесполезен. Во-первых - на глубине, под землей, он показывает неточно, а во-вторых - без карты он все равно ни к чему. Звук голоса почти не распространяется. Оставалась лишь сигнализация значками - этими иероглифами, таинственными и непонятными для человека, случайно попавшего в катакомбы.

Один был похож на топографическую стрелку, но только с двумя вертикальными черточками поперек хвоста. Другой состоял из одной лишь буквы "ять" - забавная фантазия Лени Цимбала, выбравшего своим знаком эту старорежимную букву. Третий представлял крестик со стрелкой - позывные Святослава. Был кружок с крестиком наверху - старинный мистический знак Земли, выбранный для себя Черноиваненко из старого календаря, и пятиконечная звезда, принадлежащая Серафиму Тулякову. Были овалы, стрелки, направленные в разные стороны. Были цифры. Почему-то цифра "5" была Матрены Терентьевны, а цифра "2" - Раисы Львовны. Стрельбицкому принадлежал ромб, Лидии Ивановне сердце, Свиридову - якорь. Сердце и якорь стояли почти рядом - так же близко, как "П" и "В" Пети и Валентины.

С непонятной для себя радостью и тайным волнением видел Петя, как среди этих знаков, точно среди знакомых живых людей, появляется на мерцающей стене пх вензель - его и Валентины, в котором их буквы были так тесно сближены, что даже одна палочка оказалась общей.

Недалеко от колодца они потушили огонь. Впереди брезжил дневной свет. Сам по себе он был очень слаб и бесцветен, но в сравнении с вечной подземной тьмой, озаренной желтыми светильниками, он казался до странности ярким, режущим глаза. Они некоторое время с удовольствием привыкали к этому белому ровному дневному свету, который так прочно, так неподвижно лежал на неровностях стен, на пыльном полу и тянулся спокойными полосами из-за поворотов подземного хода. Подземный ход упирался в колодец. Дневной свет проникал сверху. Это был деревенский колодец. Его очень глубокий ствол пересекался с одним из ходов катакомб на глубине, по крайней мере, десяти метров, а до воды оставалось еще столько же.

Петя и Валентина осторожно подходили к стволу колодца и садились на краю круглого хода, наслаждаясь дневным светом, рассеянно падавшим сверху. Их глаза, измученные вечной тьмой и мерцанием светильников, отдыхали. Изредка они бросали вниз камешек, и проходило некоторое время, прежде чем до них долетал всплеск воды. Крепко держась за руки, чтобы не упасть, они высовывали голову в ствол колодца и, лежа на животе, смотрели вниз, а потом старались посмотреть вверх.

Далеко внизу, во тьме, дрожал маленький блестящий кружок - отражение неба. Далеко вверху этот же самый кружок был немного побольше, и он уже не дрожал, так как был не отражением неба, а самим небом. И между этими двумя светлыми кружками - подлинного и отраженного неба, - на самой середине гулкой трубы колодца, из таинственного подземного хода, о существовании которого никто наверху и не подозревал, выглядывали две головы, тесно прижавшиеся одна к другой, - голова Пети и голова Валентины. Это было единственное место, откуда они могли видеть небо и где они могли дышать свежим воздухом. Это было их единственное окно в мир. Здесь они устроили маленький огород. Они посадили в землю несколько луковиц, которые стащили у Матрены Терентьевны. Каждый раз, когда они приходили сюда за водой, они поливали свои луковицы. Но луковицы не прорастали. Было слишком холодно. Тогда они накрыли их старой стеклянной банкой, найденной в штреке. Этим они предохранили луковицы от холода, льющегося сверху. С каким нетерпением ожидали они появления первой стрелки! Наконец стрелки появились слабенькие, желтые, почти белые. Но все же они стали расти. Это была маленькая тайна Пети и Валентины. Они готовили сюрприз для подпольщиков. Ведь лук был не просто лук - лук был витамины, которых так не хватало.

Итак, они лежали, высунув голову в свое окно, - Петя и Валентина, возле бледных стрелок лука, которые слабо тянулись вверх, как бы стремясь выбраться вон из подземелья.

Казалось, что можно было увидеть в такое окно? Однако они видели в него очень много. Они видели небо, видели птиц, видели облака. Однажды, когда они пошли по воду ночью, они увидели несколько звезд. И может быть, это было самое изумительное в их жизни зрелище. Но им еще ни разу не удалось увидеть солнце. Солнце проходило как-то стороной.

Наконец, они видели людей. Они видели закутанные, как капустный кочан, головы и плечи женщин, приходивших к колодцу за водой из какой-то деревни. Они видели ведра, которые опускались и подымались так близко от них, что их легко можно было коснуться рукой. Было что-то невероятное в этих простых крестьянских ведрах: ведь они были выходцами "с того света"! Трудно, почти невозможно было себе представить, что вот их наденут на коромысла и понесут по улице деревни, занятой фашистами. Может быть, фашисты будут трогать их руками и пить из них воду...

Петя и Валентина слышали наверху скрип шагов по снегу, крики мальчишек. Лаяла собака. Даже по этому звонкому лаю было ясно, что это маленькая пушистая собачка с хвостиком, круглым, как бублик. В соединении с холодом, который лился сверху, это составляло картину студеного вечера, с катаньем на салазках, желтым закатом и галками над синими шапками деревенских крыш.

24. СНЕЖИНКА

Один раз в колодец залетела снежинка. Валентина протянула руку, и снежинка села на ее ладонь. Это была большая, очень правильная звезда из белых елочек и молоточков. Петя и Валентина наклонились над ней и стали рассматривать ее, как чудо. Она и была чудо: она была "с того света". Она была граненая и вместе с тем мохнатая. Но ее мохнатость, в свою очередь, тоже была выгранена с ювелирной точностью. Она вся была воплощением зимы. Она включала в себя все составные части блистательной советской зимы, с ледяными кубиками прудов, с кристаллическими коридорами еловых просек, с канителью метели, с синим звоном коньков и круговоротом хоккейного поля, осыпанного звездами фонарей, и с замерзшей рекой, над которой повисли арки и пролеты громадного нового моста, как бы сделанного из тех же, в миллионы раз увеличенных деталей снежинки... Снежинка медленно растаяла. А они все еще продолжали смотреть на каплю, дрожащую на теплой ладони...