Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова - Дружников Юрий - Страница 12

Павел уже открыто следит за всеми. В школу ходить перестал, некогда. В деревню приезжали из леса ссыльные кубанцы поменять оставшиеся вещи на хлеб. Если мальчик узнавал, где они остановились, сразу спешил заявить. Павлик пытался сам разыскивать бежавших ссыльных, чтобы сообщить о них. Что в этих сообщениях имеет хоть каплю истины, вряд ли удастся установить. В книге писателя Яковлева говорится: так и надо учиться коммунизму. И Павлик учился. Как говорит поэт Боровин, защищая коммунизм от врагов, "их сумел он донага раскрыть".

В речи на суде, опубликованной в газете "Тавдинский рабочий" 30 ноября 1932 года, обвинитель журналист Смирнов так сформулировл список жертв Морозова: "Павлик не щадит никого... Попался отец - Павлик выдал его. Попался дед - Павлик выдал его. Укрыл кулак Шатраков оружие - Павлик разоблачил его. Спекулировал Силин - Павлик вывел его на светлую воду. Павлика вырастила и воспитала пионерская организация". "Пионерская правда" добавила в эту речь Смирнова о Павлике заключительную мысль: "Из него рос недюжинный большевик". Весь этот абзац Соломеин переписал в свою книгу "В кулацком гнезде" без ссылки на автора.

Деревня бурлила. Семя доносительства проросло и дало плоды. Соседи указывали на соседей, спеша опередить чужие доносы. Поняв, что с мальчиком совладать невозможно и, согласно литературным версиям, кроме как на самосуд рассчитывать не на что, деревня снова возвращается к вопросу о том, как от него избавиться. Писатель Яковлев посвятил этому в книге целую главу, назвав ее "Четыре покушения".

Павла пытались утопить, он выплыл. Мать побежала жаловаться милиционеру, но тот уехал в район. По ночам им стучали в дверь, пугали. Павлик оказался не трусливого десятка. Он ругал мать за то, что не разбудила его, когда ломились в дверь: он бы вышел и посмотрел, кто приходил. Продолжать доносить, когда уже известно, кто сие делает, и когда угрожают не это ли, согласно советскому автору, подлинная смелость?! Двоюродный брат Данила избил его палкой. Павел донес на Данилу. Услышал, что дядя спрятал в соседней деревне ходок (то есть воз) хлеба - донес на дядю. Но вот что записано в блокноте Соломеина: "Ходок не нашли".

Донос на дядю Арсения Кулуканова, по мнению авторов, был последней каплей, переполнившей чашу терпения. Бабушка Ксения, написано в книгах о Павлике, жалела, что не утопили внука. Дед Сергей сущность вопроса сформулировал в книге Яковлева так: "В Пашке - все зло. Маленький, он такой вредный, а вырастет - он нас живьем слопает. Вона, вся советская жизнь такая, как Пашка..." Вечером накануне убийства, по словам Татьяны Морозовой, двоюродный брат Данила сказал Павлу: "Последние дни живешь". Отсюда логически проистекает убийство и вина убийц.

А теперь скажем, что реальная картина была весьма далека от сочиненной авторами, которые описывали подвиги Павлика Морозова. Вот что утверждают очевидцы. "Все это раздуто, - сказал нам одноклассник Морозова Дмитрий Прокопенко. - Павлик хулиганил, и все. Доносить - это, знаете, серьезная работа. А он был так, гнида, мелкий пакостник". Учительница Зоя Кабина в одной из наших бесед подвела итог: "Павлик донес на отца, а, в сущности, больше ничего не сделал, за колхоз он не ратовал, да и не понимал он ничего".

Двоюродный брат Павлика Иван Потупчик заявил: "Серьезно можно говорить только о донесении Павлика на отца, а все остальное было прибавлено впоследствии для красоты". Родственник матери Павлика крестьянин Лазарь Байдаков разделил эту точку зрения: "Сам-то мальчик никакой роли не играл, это просто несерьезно. Ну, а для чего это все делали, вам видней".

Заметим, однако, что от хулиганства и пакостей юного осведомителя, даже если имеется с три короба преувеличений, страдали реальные люди. Факт остается фактом: Морозов доносил, и тут советская пропаганда не лжет. Между прочим, в 1918 году Ленин, обсуждая функции ЧК, предложил "карать расстрелом за ложные доносы". Доносы Павлика были ложными, и можно считать убийство его выполнением ленинского указания. На деле ложные доносы необходимы советской власти, чтобы постоянно держать в страхе всех. Но вот что примечательно: согласно той же официальной трактовке, убит мальчик был не за доносы.

Дедушку, бабушку, брата и дядю Павлика расстреляли по печально знаменитой статье 58.8. Заглянем в Уголовный кодекс РСФСР 1927 года, который тогда действовал. Статья 58.8 наказывает за "Совершение террористических актов, направленных против представителей советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций".

Представитель советской власти - это, очевидно, лицо, которое состоит на службе в какой-нибудь советской организации и облечено хоть какими-нибудь полномочиями. На службе Павлик Морозов не состоял и никаких полномочий не мог иметь. Но следствие, суд и пресса утверждали, что он был пионером, то есть представителем революционной организации, и был убит именно за то, что он был пионером. Так ли это было? Ответ на вопрос имеет не только юридическое значение. Это - точка опоры всей концепции о герое-пионере.

Глава четвертая. БЫЛ ЛИ ОН ПИОНЕРОМ?

Когда в 20-х годах в Герасимовку приехала первая учительница, здесь была поголовная неграмотность населения. Учительница собрала группу разновозрастных учеников, и они кочевали из избы в избу - кто пустит. Потом арендовали дом, хозяин которого временно перебрался в сарай. В соседней деревне когда-то была передвижная школа. От нее остались старые парты, классная доска, к ним добавили столы и скамьи. Чернила учительница варила сама из черного березового гриба. Ученики писали на полях старых газет. Ходили они в класс в домотканной одежде, босые, а кто побогаче - в лаптях.

Павлик, как пишут, пошел в школу, когда ему исполнилось одиннадцать лет. "Вскоре, - вспоминает Татьяна Морозова, - учительница сбежала, не выдержала трудностей, и школа опять закрылась". Все буквы наш герой не успел узнать. Между тем его первая учительница Елена Позднина в неопубликованных воспоминаниях, хранящихся в Свердловском историко-революционном музее, рассказывает о политической сознательности своего ученика, о социалистических идеях, которые им овладели, и пр. В конце воспоминаний учительница добавляет просьбу к будущим редакторам исправить написанное ею в соответствии с тем, как должно быть написано, если она рассказала что-либо не то, что следовало. Позже, когда причастность к герою стала давать льготы, Позднина в анкете, в графе "профессия", написала не просто "учительница", но - "учительница Павлика Морозова". На самом деле Позднина тоже уехала, так и не выучивши нашего героя читать.

Зоя Кабина, восемнадцатилетняя и симпатичная, последняя учительница Морозова, окончив восьмимесячные курсы, приехала в деревню. Она тоже ужаснулась месту, куда попала. Сначала хотела бежать, но задержалась на четверть века. Вместо зарплаты давали ей один пуд пять фунтов муки в месяц и больше ничего. Надо было часть продать, чтобы платить за постой, 10 рублей в месяц, и за питание вместе с хозяевами. "Павлик в школу до меня не ходил, заявила нам Кабина. - Грамоте он выучился, когда я осенью 31-го года приехала в Герасимовку". Выходит, Морозов пошел в школу тринадцати лет.

Что же это была за школа? "Кабина была одна учительница на шесть деревень, - вспоминает мать Павлика. - Дети к ней ходили просто так, посидеть, кто хотел". "В школе, - подтверждает Кабина, - числилось на бумаге 36 человек. Сегодня придет двенадцать, завтра пять, а то и никого нету. Родители были настроены против школы, я ходила по домам, уговаривала. После устала: школа (дом, отобранный у выселенного крестьянина) не отремонтирована, в стенах щели, крыша валится, двери не закрываются, ни столов, ни скамеек, все поломано. Шла коллективизация, а крестьяне ее не принимали. Они приехали сюда свободно жить, и вот - советская власть..."

Добавим от себя, что власти рассматривали школу как инструмент пропаганды, и крестьяне это видели. Положение восемнадцатилетней учительницы было трудное. Старшие ученики, ее ровесники, приставали к ней, грозили. У Соломеина в записях показаний очевидцев указано: "Яша Юдов бил учительницу Зою Кабину пьяный. Ругался. Разве это школа?".