Таймири (СИ) - Флоренская Юлия - Страница 34

Только сейчас Эдна Тау догадалась, к чему клонит Диоксид. Оказывается, их разговор подслушивала Минорис. Она кралась за ними столь тихо и столь грамотно (как выразился бы индеец Кривое Копьё), что если бы не Зюм, у которого весьма некстати завелись блохи, девушку нипочем бы не заметили.

Обычно нападать сзади не принято. Но Минорис об этом никто не говорил. Она толкнула индианку в спину, да так сильно, что та не устояла на ногах.

— Не смей занимать мое место, ты, дикарка! — не своим голосом вскричала она.

Философ тоже вскричал — что-то наподобие «Ой, дубина я стоеросовая!» — и схватился за голову. Уж такой бурной реакции он никак не ожидал.

На шум примчалась Сэй-Тэнь. И надо сказать, вовремя. Помедли она минуту-другую — у Эдны Тау, возможно, поприбавилось бы синяков. Минорис обуяла жуткая злоба. Такую злобу в себе не удержишь — непременно на кого-нибудь да выплеснется. Чтобы не выплескивалась, Сэй-Тэнь отвесила ей хорошую оплеуху. Но, когда ногти впиваются в ладони, а в сердце впиваются иглы ненависти, одной пощечины маловато. В итоге, пришлось вмешаться Остеру Кинну: он скрутил Минорис руки за спиной. Но как же она кричала, как вырывалась! Эдна Тау взирала на нее с невинностью молодой лани.

— Знать тебя не хочу! — вопила Минорис. — Мерзкая воровка учителей! — чуть ли не рыдала она. — Убирайся с глаз долой!

Тогда только индианка поднялась с земли и обвела всех равнодушным взглядом.

— Что ж, и правда. Загостилась я у вас, — едва слышно произнесла она. — Домой пора.

В помрачневший лес она унеслась, развив спринтерскую скорость. Ни философу, ни даже всесильному Остеру Кинну ее было не остановить, и скоро ее расцвеченное пончо совсем скрылось из виду.

— Обиделась, — скорбно заключил Остер Кинн.

— Вот именно, — рассерженно повторила Сэй-Тэнь. — Обиделась. А всё оттого, что кое-кто не позаботился о противоядии и вздумал отравлять нас тем, что накопилось у него внутри.

Этого «кое-кого» она готова была просверлить взглядом. Надо же! Прогнать любимую подругу! И ведь наверняка из-за какой-нибудь безделицы.

В голове у Минорис внезапно стало так пусто, как бывает пусто в заброшенном доме: окна и двери заколочены, свету не пробиться — нет щелей. Волна ярости отхлынула, но было слишком поздно что-то исправлять. Новая волна — волна стыда — поглотила ее целиком…

Румяное небо заметно потускнело, когда путники добрались до угрюмого утеса, заросшего бородой из переплетенных древесных корней. Справа и слева от утеса высились глухие стены, поэтому не могло быть и речи о том, чтобы их обойти. Остер Кинн дружески похлопал рукою толстый узловатый корень.

— Вот мы и на месте.

— Еще чуть-чуть — и этот великан упрется в небосвод! — восхищенно воскликнула Таймири. Внушительный образ горы мог всколыхнуть чье угодно воображение. — Минорис, посмотри, какая мощь!

Кто-то слегка тронул ее за плечо:

— Не забывай, мы всё еще с ней не разговариваем, — прошептала Сэй-Тэнь. — Она наказана. До завтрашнего утра.

Таймири надулась: нашли время для наказаний! Когда ты в походе, когда со всех сторон тебя величественно обступает природа, не правильнее ли примириться с обидчиком и снять камень с души друга? К тому же, разве жестокость не порождает ожесточение? А безразличие разве не вызывает холодность?

Таймири глубоко сомневалась, что от воспитательных методов Сэй-Тэнь будет хоть какая-нибудь польза.

Жаль индианку. Она наверняка уязвлена. Бредет, небось, сейчас по лесу и думает. А о чем она думать может? Уж не об отмщении ли?

— По корням лазить — это вам не шутки шутить, — проводил инструктаж Остер Кинн. — Бывают корни скользкие, а бывают сухие и ломкие. Повиснешь на таком — и, считай, твоя песенка спета. Поэтому на одни только корни надежду не возлагайте. На изломанной поверхности горы много расщелин, за которые можно уцепиться. И учтите, страховки нет, поэтому ваша жизнь в ваших руках.

— Нечего сказать, ободряюще, — проговорил Кэйтайрон и натянул на себя кривую улыбку. А Диоксид проворчал, что у него уже не тот возраст, чтобы испытывать себя на прочность.

«Если сорвусь и разобьюсь насмерть, никто обо мне даже не всплакнет, — подумала Минорис. — Вот, значит, каково быть отверженным». Она приблизилась к скале и взялась за гибкий корень. Она совсем не волновалась. Какое-то глухое отчаяние завладело ею.

Между тем Остер Кинн поплевал на ладони и приступил к делу: с присущей ему ловкостью вскарабкался по толстому шершавому канату и повис на высоте в два своих роста, уперев ноги в каменную стену.

— Ух! — с облегчением вздохнул он. — А я боялся, что потерял былую сноровку. Эй, вы, там, внизу! Давайте, поднимайтесь сюда!

С горем пополам до Остера Кинна дополз капитан. И пока он в недоумении разглядывал появившиеся на руках мозоли, по живой стремянке взобрался Диоксид. Правда, без оказий здесь не обошлось. У земли философ тщетно пытался высвободить застрявшую между корнями хламиду, пока ему на выручку не пришла Сэй-Тэнь.

— И что вы там бубнили про возраст? — спросил Остер Кинн, когда Диоксид с ним поравнялся. — Вы еще вполне крепкий старичок! — И он со всего размаху хлопнул философа по спине. Тот от неожиданности даже поперхнулся.

Сэй-Тэнь присоединилась к ним чуть позднее. Раскачиваясь на корнях, как на лианах, она подбадривала остальных:

— Таймири, Папирус, вы там, никак, чуда ждете! Ждете, что прилетит облачко и доставит вас к пещерам? Так вот, сообщаю, чуда не будет! Шевелитесь, а не то придут голодные тигры и слопают вас с потрохами!

Предупреждение относилось также и к Минорис, которая в это время усаживала Зюма в заплечный рюкзак. Но кое-кто принципиальный скорее прикусил бы себе язык, чем нарушил собственные правила и произнес ее имя вслух.

— Эй-эй, ты смотри, как подхватились! — рассмеялся Остер Кинн. Но праздновать победу было рано… Он подремывал, когда взмокшие альпинисты-любители наконец достигли промежуточного финиша. — А! Это вы! Не прошло и полгода, — не сумев подавить зевоту, выговорил он. — Ну, а теперь еще рывок — и мы доберемся до первого уровня!

— До какого такого уровня? — праздно поинтересовалась Таймири.

— До первого уровня пещер. Они, как этажи, располагаются в скале друг над другом. Но до них еще пилить и пилить.

— И вы называете это рывком? — раздосадовано проговорил Папирус. — Этак у меня руки отвалятся!

Он, видимо, хотел еще что-то добавить, но тут капитан так на него зыркнул, что у него пропала всякая охота жаловаться.

И друзья продолжили изматывающий подъем. У Таймири страшно болели мышцы, но она убеждала себя, что совсем скоро мучения прекратятся и она сможет как следует отоспаться в пещере. Не исключено, что сегодня в небе будет мерцать какая-нибудь необычная звезда, потому что ей, Таймири, за такой подвиг уж точно полагается звездочка.

Все вздрогнули, когда Остер Кинн внезапно зашелся звонким, мальчишеским смехом.

— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! — не унимался весельчак.

— И часто с тобой такие припадки? — съехидничала Сэй-Тэнь.

На самом деле еще никому не приходилось слышать, как хохочет Остер Кинн.

— Ну, понимаешь, — отдышавшись, сказал он, — я представил себе, как злобствуют сосны. Это ведь их корни. А кому понравится, если его начнут дергать, скажем, за волосы?

— Тоже мне, сравнил! Да если меня кто за волосы дернет, тому мало не покажется. Шкуру спущу! — на всякий случай пригрозила Сэй-Тэнь.

Капитан не удержался и прыснул со смеху. За ним, набравшись смелости, засмеялся Папирус. Даже Диоксид в кои-то веки обнажил в улыбке совершенно целые, ровные зубы. В сочетании с белой, точно мел, бородой, эта лучезарная улыбка выглядела натянуто и неестественно.

Единственной, кого не тронула шутливая угроза Сэй-Тэнь, была, пожалуй, Минорис. Сейчас ее занимали исключительно собственные мысли.

«Мне всё равно, — думала она. — Пусть потом я буду сожалеть, но назад к философу не вернусь. В мастерской счастья Лисса наверняка найдется учитель в тысячу раз мудрее Диоксида».