Школа сломленных судеб (СИ) - Павлова Александра Юрьевна - Страница 18

Послышались голоса, а через минуту Марк завел девушку в большую светлую гостиную, где находились двое молодых мужчин, о чем-то тихо переговариваясь, держа в руках бокалы с янтарным напитком. Но они тут же умолкли, стоило им войти.

— Знакомься, — он повернулся к остановившейся за его спиной Лесе, — это Виктор, — мужчина брюнет чуть заметно кивнул, — и Вадим, — шатен повторил действия своего товарища. — Сегодня они твое задание.

— В смысле? — непонимающе посмотрела на Марка девушка, уловив краем глаза насмешку в глазах новых знакомых.

— В прямом. На сегодня — ты их развлечение. Твоя задача — понравится им. Удовлетворить — если так тебе будет понятней.

Марк смотрел прямо в глаза Лесе, ясно давая понять, что не шутит. Наблюдал ее растерянность и неверие, ярое отрицание, которое вспыхнуло в напуганных глазах девочки. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами и не могла вымолвить ни слова — настолько была сбита с толку.

— Ты не можешь… — тихо, едва-едва слышно прошептала Леся, не шевеля губами, которые онемели, как впрочем, и все ее тело от ужаса данной ситуации. — Не можешь…

— Ошибаешься, — прищурился Марк, сжимая губы. — Я могу все.

— Ты не сделаешь этого! Не сможешь так поступить со мной! — выдохнула Леся, с каким-то отчаянием начиная качать головой, будто пытаясь не верить в то, что происходит, отрицая это до последнего.

— Почему?

— Я не кукла! Не вещь! Ты не можешь просто отдать меня им и приказать лечь под них! — Леся уже сорвалась на крик.

Теперь она была в гневе, в ярости, а страх сменился паникой и ужасом.

— Могу и приказываю, — холодно произнес мужчина, резко сжимая пальцами ее подбородок и впиваясь убийственным взглядом в распахнутые глаза. — Ты давно не принадлежишь себе. Ты давно «никто», игрушка, средство для достижения цели. И сейчас твоя цель — удовлетворить этих мужчин, нравится тебе это или нет, хочешь ты этого или нет. И если им не понравится, — многозначительное молчание, — завтра утром ты в школу не вернешься.

Марк был серьезен и его слова не были шуткой — Леся видела это в его глазах. Видела свой приговор. Именно так он решил научить ее — подстроить под систему, либо же избавиться вовсе. И выбор был за ней — прогнется она, как он учил, либо же сломается и станет ненужной.

— Надеюсь, что ты понимаешь всю серьезность моих предупреждений. Я всегда отвечаю за свои слова. Я обещал тебя наказать, если ты ослушаешься — ты ослушалась, и я наказываю. Я обещал, что ты не вернешься в школу, если провалишься — и ты не вернешься. Тебе решать. А я посмотрю, ошибся ли в тебе, когда выбрал.

С этими словами Марк отпустил девушку, а следом молча ушел, оставляя ее истуканом стоять на месте в комнате, где двое мужчин выжидательно и насмешливо смотрели на нее.

Страница 16

***

Марк уехал в город, где снял номер в гостинице. И впервые за многие годы взялся за сигарету — курить хотелось как никогда прежде. Не думал, что эта его слабость вернется. Да еще и вот так — вместе с проявлением очередной. Он не показал ее Лесе, не показал никому вообще, но как еще назвать чувство стыда, разочарования и презрения к самому себе как ни слабостью? Он учил своих детей избавляться от таких чувств, учил их игнорировать, душить в зародыше, а сейчас его самого эти самые чувства съедали изнутри.

Марку было тошно от самого себя — противоречие правильности и наоборот не давало покоя. Он старался не думать, не размышлять, убеждал себя всеми доводами и фактами, что поступил правильно с Лесей. Но с другой стороны понимал, как все это низко и неверно. Давно пора было избавиться от слишком строгой морали и принципов, давно нужно было понять, что на этом далеко не уедешь в том мире, к которому он принадлежал. Но это все еще было в нем. Он мастерски скрывал все это, умел делать хорошую мину при плохой игре. Даже Тимур не догадывался, что не так все просто и легко у Марка сложилось в его школе. Он уже полтора года жил там, преподавал, а все еще не хотел этого — такого образа жизни. И сейчас снова думал об этом, списывая на очередной заскок своей депрессии на этот счет. Снова не находил удовлетворения от проделанной работы, снова думал о том, что не этого хотел и хочет от жизни. Но что именно было ему нужно, так и не осознал. Он запутался сам в себе, и самому было впору идти к мозгоправу, что работал с его детьми, и искать ответы на свои вопросы у него. Но вряд ли кто-то поможет ему, пока он сам не поймет хотя бы немного из того, что терзает его душу.

Порой Марка чувствовал себя пустым и неживым. Чувствовал глупость своего существования, не находил в нем смысла. Вот как он проживает свою жизнь? Чего он достиг? Что дал обществу и своей стране? Своим ученикам? Чему он научил их? Чему хорошему? Да ничему! Он вбивает в них одно сплошное дерьмо, которым сам наполнен. Он учит их лгать, притворяться, убивать и быть жестокими и бессердечными. Учит их манипулировать людьми, призывает к бесчувственности и цинизму. Да, все это плюсы в той жизни, что они должны будут вести. Все это поможет им выжить. Но это не оправдывало Марка в его собственных глазах. Все же то, что он делал, очень противоречило и было противоположно тому, как жил он сам. У него была иная жизнь, иная служба, он пошел на нее добровольно, и никогда не сталкивался с тем, с чем будут сталкиваться дети, которых он учит. Он сам не был и в сотой доли таким, какими создавал своих подопечных. Да, его жизнь тоже не сахар, он видел ту ее сторону, которая многих ужаснет. Но при этом он остался человеком — со своими страхами, пороками, чувствами и желаниями. А из детей в своей школе он, и все прочие, делали роботов, кукол, игрушек, бездушных клонов, которые пойдут туда, куда им скажут, и будут делать то, что прикажут. У них не будет права выбора, у них не будет права на мораль и честь, чувства и эмоции. Они не будут работать на благо общества и защиту государства, не будут теми, кто защитит и убережет. Они те, кто будет делать грязную работу, шпионить, играть, уничтожать неугодных. Они будут выполнять такую работу, и делать те вещи, о которых обычный человек даже не помышляет, что подобное существует. Как много наше, да и все прочие, государство рассказывает своим гражданам? Как много нам известно о политике, торговле и экономике? Лишь поверхностное, наносное, то, что не стыдно выставить на обозрение. И как много мы не знаем, и даже понятия не имеет о каких-то вещах? Марк, как часть этой системы, выдел кое-что, знал о каких-то моментах. И даже это было лишь крупицами истины. И он боялся думать о том, что еще ему неведомо, и не желал углубляться. Но при этом он толкал в эту жизнь, в это болото детей, которых учил. Толкал без оглядки, прививал навыки, которые помогут им, не веря в то, что это действительно так. Ведь не каждый, кто был студентом странной закрытой школы, справится с тем, что ждет его за стенами. Не каждый сможет выжить, прогнуться, а не сломаться. Не каждому выпадет шанс применить свои способности вовремя и справиться с тем, что поручат. И никто не будет заботиться о том, чтобы помочь им. Вся помощь, что им оказана — оказывается именно сейчас, в школе. После их ждет лишь реальная жизнь без права на ошибку. А кто-то даже и из школы не выйдет, не выдержав и не справившись. И Марку было горько от того, что он имеет к этому непосредственное отношение. И очень часто он оправдывал себя тем, что делает это для блага тех детей, которых учит. Что не он, так кто-то другой. Что ничего не изменится, если он уйдет от этого, выйдет из системы — этих детей все так же буду привозить в школу, все так же будут учить и ломать, а после отправлять в ужасное будущее.

Еще Марк думал о том, что не всех ждет ужасный конец и мрачная жизнь. Ведь будут и те, кто выбьется на новый уровень, кого заметят, оценят. И пусть это будут лишь единицы, но они будут. У них есть шанс на ту жизнь, которую можно желать. Пусть не сразу, пусть с трудом, но она будет возможна. Взять ту же «элиту». Этих ребят никто не пустит в расход. Марк даже не был уверен, что Дениса оставят в группе, когда та покинет школу — не его уровень. Либо же повезет остальным ребятам благодаря этому парню. Но, пожалуй, что Марк не хотел бы знать, как в дальнейшем сложится жизнь его подопечных, да и вообще всех в этой школе. Не желал бы иметь к ним хоть какое-то отношение — ему хватало и того, что творилось в его душе с тем, что он уже видел и знал. А чужие проблемы, беды и тревоги сделают его лишь слабей. Как сейчас, когда он думает о Лесе.