Происхождение - Браун Дэн - Страница 2

Знаменитая библиотека монастыря Монтсеррат. Почти святая святых. По слухам, здесь есть уникальные рукописи, доступные лишь монахам, которые посвятили жизнь Богу и никогда не покидают пределов монастыря.

– Вы просили о конфиденциальной беседе, – сказал епископ. – Это самое уединенное место. Здесь редко бывают посторонние.

– Спасибо, ваше преосвященство. Оказаться здесь – большая честь для меня.

Кирш вслед за епископом подошел к большому дубовому столу, за которым сидели два пожилых человека. Слева – немощный старик с выцветшими глазами и длинной седой бородой, в мятом черном сюртуке, белой рубашке и шляпе-федоре.

– Рабби Иегуда Кёвеш, – представил его епископ. – Выдающийся еврейский философ, большой знаток каббалистической космологии.

Кирш через стол пожал руку рабби Кёвеша:

– Рад познакомиться, сэр. Читал ваши трактаты о каббале. Не могу сказать, что понял, но читал.

Кёвеш вежливо кивнул и промокнул слезящиеся глаза носовым платком.

– А это, – епископ подошел к человеку справа, – почтенный аллама Саид аль-Фадл.

Знаменитый мусульманский богослов улыбнулся и встал – невысокого роста, коренастый, с открытым добродушным лицом и темными проницательными глазами. Одет он был в скромный белый тауб[4].

– Рад знакомству, мистер Кирш. Читал ваши прогнозы о перспективах человечества. Не могу сказать, что согласен с ними, но читал.

Кирш с вежливой улыбкой пожал протянутую руку.

– А это наш гость Эдмонд Кирш. – Епископ повернулся к коллегам. – Ученый-компьютерщик, теоретик игр, изобретатель и в своем роде пророк технологической эры. Признаться, меня удивила его просьба о встрече с нами. Но, мистер Кирш, вы здесь, и вам слово.

Епископ Вальдеспино сел между Кёвешем и аль-Фадлом и, сложив руки перед собой, устремил выжидающий взгляд на Кирша. Троица с непроницаемыми лицами сильно смахивала на трибунал, и вообще все это больше походило на суд инквизиции, чем на дружескую встречу ученых мужей. До Кирша только сейчас дошло, что епископ даже не предложил ему сесть.

Впрочем, это было скорее смешно, чем страшно. Кирш посмотрел на сидящих перед ним стариков.

Святая Троица. Три Мудреца.

Собираясь с духом, он подошел к окну и окинул взглядом захватывающую панораму. Внизу простиралась залитая солнцем мирная долина, обрамленная суровыми пиками горной гряды Кольсерола. А на далеком горизонте над Балеарским морем зловеще клубились черные грозовые облака.

Символично, подумал Кирш, ведь он принес страшные вести, и этим старцам, и всему миру. Потом резко повернулся и заговорил:

– Джентльмены, надеюсь, епископ Вальдеспино предупредил вас о конфиденциальности. Прежде чем мы продолжим, хочу убедиться, что вы согласны не разглашать то, чем я собираюсь поделиться. Просто подтвердите. Согласны?

Все трое молча наклонили головы. Они бы и так никому ничего не рассказали. Не в их интересах.

– Я сделал научное открытие, – продолжил Кирш, – думаю, оно вас удивит. Много лет я работал над тем, чтобы ответить на два фундаментальных вопроса человеческого бытия. И наконец, получив эти ответы, пришел к вам, потому что мое открытие произведет переворот прежде всего в религиозной сфере. Я бы сказал катастрофический переворот. О том, что я вам сейчас сообщу, не знает никто.

Кирш достал из кармана огромный украшенный мозаикой смартфон, сконструированный им самим, и установил перед троицей как телевизор. Осталось соединиться с суперзащищенным сервером, набрать пароль из сорока семи знаков и начнется трансляция.

– То, что вы сейчас увидите, – презентация моего обращения к миру, которое я планирую сделать примерно через месяц. Но прежде я решил ознакомить с ним самых влиятельных религиозных мыслителей: хочу узнать, как мое открытие воспримут те, кого оно касается в первую очередь.

Епископ глубоко вздохнул – скорее устало, чем встревоженно.

– Интригующее начало, мистер Кирш. Вы словно намерены показать нечто такое, что потрясет самые основы мировых религий.

Кирш обвел взглядом длинные ряды книг – священные тексты в кожаных переплетах. Я не потрясу основы. Я разрушу все до основания.

Он оценивающе смотрел на троицу за столом. Откуда им знать, что его грандиозное, продуманное до мелочей шоу состоится уже через три дня. И тогда всему миру станет известно: какими бы разными ни были религии, у них есть нечто общее.

Все они в корне ошибочны.

Глава 1

Профессор Роберт Лэнгдон с удивлением разглядывал сидящего щенка высотой двенадцать метров. Вместо шерсти на нем рос пестрый газон с благоухающими цветочками.

В конце концов, почему бы и нет? – подумал профессор.

Задержавшись у странной скульптуры, Лэнгдон двинулся дальше – по нисходящей террасе хаотически переплетенных лестниц, разнокалиберные ступени которых постоянно сбивали с шага и ритма. Ну вот и все, пару раз проносилась мысль, когда, запнувшись на неровных ступеньках, он чуть было не полетел вниз.

У подножия он остановился и, задрав голову, устремил взгляд на то, что высилось над ним.

Так вот ты какая.

Огромная железная паучиха – «черная вдова». Тонкие лапы поддерживают овальное тело на высоте девяти метров. К животу подвешена камера для яиц из крупноячеистой металлической сетки, туго набитая стеклянными шарами.

– Ее зовут Маман, – услышал вдруг Лэнгдон.

Опустив взгляд, он увидел перед собой щуплого человека со смешными усами а-ля Сальвадор Дали, одетого в темный парчовый кафтан шервани.

– Я Фернандо. Добро пожаловать в наш музей. – С этими словами он перевел взгляд на бейджики, разложенные на столике перед ним. – Могу я спросить, как вас зовут, сэр?

– Роберт Лэнгдон.

– О, простите, сэр, я не узнал вас, – смущенно пробормотал Фернандо.

Я и сам бы себя не узнал, подумал Лэнгдон. В черном фраке и белом жилете с белой бабочкой он чувствовал себя неловко. Как певец из Йельской университетской капеллы. Фрак этот появился лет тридцать назад, когда Лэнгдон вступил в клуб «Лиги плюща» в Принстоне[5]. Но он мог позволить себе надеть его и сейчас – вот что значат ежедневные визиты в бассейн!

В спешке собирая чемодан, Лэнгдон взял из шкафа не тот чехол с одеждой, и привычный смокинг остался дома.

– В приглашении говорится «черное и белое», – сказал Лэнгдон. – Я подумал, фрак подойдет.

– О, фрак – это классика! Выглядите потрясающе! – Фернандо вышел из-за стола и аккуратно прикрепил бейджик к лацкану на фраке Лэнгдона. – Для меня большая честь познакомиться с вами. Вы ведь уже бывали у нас?

Лэнгдон взглянул на ослепительно сияющее за паучихой здание музея.

– Стыдно признаться, я тут впервые.

– Не может быть. – Фернандо картинно закатил глаза. – Не любите современное искусство?

Лэнгдону в принципе нравилось современное искусство – его вызов. Особенно интересно было понять, почему то или иное произведение считается шедевром: живописный хаос Джексона Поллока, «Банки с супом Кэмпбелл» Энди Уорхола, цветные прямоугольники Марка Ротко. Но все же Лэнгдон чувствовал себя куда комфортнее, обсуждая религиозный символизм Босха или особенности художественной манеры Франсиско Гойи.

– Я поклонник классики, – ответил Лэнгдон. – Леонардо да Винчи мне ближе, чем Кунинг.

– Но да Винчи и Кунинг – они же так похожи!

Лэнгдон натянуто улыбнулся:

– Наверное, мне стоит поближе познакомиться с творчеством Кунинга.

– Более подходящего места вы не найдете. – Фернандо простер руку в сторону сияющей громады. – В нашем музее лучшее в мире собрание современного искусства. Надеюсь, вам понравится.

– И я надеюсь, – ответил Лэнгдон. – Только не совсем понимаю, зачем я здесь.

– Не вы один. Никто ничего не понимает. – Фернандо рассмеялся и замотал головой. – Устроитель праздника все хранит в строжайшей тайне. Даже персонал музея не в курсе, что сегодня будет. Тем интереснее! Ходят самые невероятные слухи. Несколько сотен приглашенных! Множество знаменитостей! И никто ничего не знает!