Право на месть (Страх - 2) - Константинов Владимир - Страница 48

- Вы куда, Сергей Петрович?

- Договорился с одним товарищем, - ответил.

- С каким товарищем? Ведь уже одиннадцать?

- К сожалению, он раньше не мог, был занят. Да ты не волнуйся, я ненадолго. Ложись спать.

- Какой тут... Тот неизвестно где и вы вот... А я сижу здесь, баклуши бью, даже совестно.

- Ничего, скоро у тебя, Рома, будет много работы, да к тому же самой ответственной. Пока.

У Курского вокзала мне пришлось ждать минут пять, не больше, когда я был сзади сграбастан своим другом.

- Серега! Корефан! Вот так встреча! - во всю ивановскую закричал Дима, тиская меня.

- Дима! Живой! Как я рад! - вторил я, тиская его. От переизбытка чувств у меня навернулись слезы.

- Почти живой, Сережа, - ответил Дима. Он отстранил меня, долго рассматривал, очень удивился: - Надо же, ничуть не изменился! Все такой же большой и наивный, как Чебурашка!

- А правда странно, ведь не прошло и десяти дней, а такое чувство, что мы не виделись по меньшей мере лет пять.

- Это потому, Сережа, что у нас с тобой очень плотный график жизни. Определенно.

- Наверное, - согласился я. - Слушай, как же тебе удалось уцелеть?

- Самому до сих пор не верится. Но уже начинаю привыкать к мысли, что жив. А пару дней назад я уже мысленно попрощался со всеми вами. И как бы не расхваливал Андрюша Говоров тот мир, куда нам всем со временем предстоит отчалить, мне так не хотелось покидать этот, оставлять здесь вас родных и любимых без присмотра. Ведь без меня вы обязательно наделаете кучу глупостей.

- Это точно, - согласился я, смеясь. Я был счастлив, что вновь слышу треп своего забубенного друга. Как же мне его недоставало.

- Кстати, как там моя любимая жена? - спросил он.

- А то не знаешь? Переживает, конечно. Она у тебя замечательная и так тебя любит.

- Так ведь есть кого, - самодовольно проговорил Беркутов. - Или ты не согласен?

- Согласен, согласен. Ты ей не звонил?

- Не успел. Из квартиры нельзя, она прослушивается, как пациент реанимационной палаты. А тут ещё сопровождающего Бог послал.

- Как тебе удалось от него избавиться?

- Очень просто - я вылез в окно. Благо, что второй этаж. С моим ростом мне и прыгать почти не пришлось.

- А как же вернешься?

- Через двери естественно. Надеюсь у этого баклана хватит ума не указывать факт моего отсутствия в отчете. Иначе он может вызвать неудовольствие родного начальства и лишиться положенной премии. Верно?

- Возможно.

- Я тебе не кажется, Сережа, что это дело надо обмыть?

- Ты и так успел где-то отметиться. Запашок, хоть закусывай.

- У тебя нюх как у овчарки Мухтар на запахи, в особенности спиртосодержащие. Предлагаю выпить пива. Ты как?

- Я - за.

Мы купили в киоске четыре бутылки пива "Московское" и пару полиэтиленовых стакана, зашли в сквер, сели на скамеку, выпили по бутылке за встречу, закурили.

- А теперь рассказывай, - сказал я.

И Беркутов начал свой удивительный рассказ. Когда он дошел до места, когда Одиноков фактически спас Диме жизнь, я не выдержал, спросил:

- Кто он, этот Одиноков?

- Я о нем мало что знаю. Подозреваю, что и фамилия эта вымышленная. Знаю, что он воевал в Афганистане, где ему пришлось испытать что-то настолько страшное, что после войны он стал киллером и принялся отстреливать тех, кого считал

виновными в развязывании той войны. К сожалению, то были лишь пешки. Основные фигуры сидели в Кремле. Когда он это понял, то поступил на службу к Сосновскому. Кстати, это он записал тот злополучный разговор двух козлов-олигархов.

- Откуда ты это знаешь?

- Он мне сам сегодня в этом признался. Сказал, что записал новую сходку Сосновского и компании, где замышлялись новые гнусности.

- Он тебе отдал кассеты?

- Нет. Сказал, что передаст лично в руки Иванова.

- В таком случае, нам здесь тоже делать нечего. Пора возвращаться.

- А вот это пусть решает ваше начальство.

- Это конечно. Продолжай, я слушаю.

Затем Дима рассказал о своей встрече с Варданяном.

- Слушай, но ведь он фактически решил с нами сотрудничать?! - спросил я, удивленный услышанным.

- Определенно.

- Но что заставило его это сделать?

- Неуверенность в заврашнем дне. Полагаю, что кассету президенту он стибрил. Зная, что намечается, как он выразился, - "война титанов", он понял, что в этой войне оба противника могут получить пробоины ниже ватерлинии и благополучно пойдут ко дну, а на политическую арену выйдут силы, к коим мы с тобой имеем честь принадлежать. Вот и решил старый мерин подстраховаться.

- Кроме вас с Одиноковым, кто-нибудь ещё едет?

- А как же. Мой старый "друг" Петров со своими архаровцами, которые едва не отправили меня к праотцам. Знаешь, Сережа, о чем я мечтаю?

- О чем же?

- Вставить Петрову в задницу толовую шашку и запустить на орбиту искусственным спутником. Пусть козел посмотрит, что они с родной планетой сделали, до чего её довели.

- Ну ты, Дима, даешь! Красиво сказано! - восхитился я.

- Я ещё не так могу. Во всей этой ситуации меня угнетает лишь то, что придется вновь сюда возвращаться.

- А это обязательно?

- Конечно. Кто же добровольно откажется иметь такого агента, как Варданян? Это надо быть круглыми идиотами. А если мы не вернемся, то его песенка будет спета.

- Верно, - согласился я.

- Давай, Сережа, ещё по одной. Пора разбегаться. А то, как бы меня не хватились новые хозяива.

Мы допили пиво и стали прощаться.

- Завтра, а вернее уже сегодня в то же время, на этом же месте. Думаю, что будет новая информация, - сказал Дима.

Глава одиннадцатая: Калюжный. Нищий.

Я лежал, скрючившись, касаясь коленями подбородка, кутался в трепье, но никак не мог согреться. Сколько прошло времени? Я не знал. Мне казалось, что прошла целая вечность. Кружилась голова. Тошнило. Скорее всего, у меня сотрясение мозга. Все тело было - сплошная боль. Страшно хотелось пить, но не было сил подняться.

А потом мне стало жарко. Жар начался со ступней, будто я ступил на раскаленные угли, стал подниматься все выше, выше. Вот он достиг головы. Мозг пронзила острая, нестерпимая боль. Я громко закричал и бросился бежать. На улице была ночь. Черная. Вязкая. Душная. Сильный ветер раскачивал единственный на все обозримом пространстве фонарь. В его свете метались чьи-то тени. Много теней. Они то стремительно разбегались, словно тараканы от света, то сбегались, кружили какие-то хороводы, похожие на ритуальные танцы.

"Странно, никого нет, а тени есть, - подумал я. - Откуда же они берутся?"

Похоже, что я попал в мир теней. Очень даже похоже. И в это время впереди я увидел стоящего ко мне спиной человека. Фигура, осанка показались мне удивительно знакомыми. Неужели?! Я бросился к нему, тронул за плечо. Человек обернулся. Да, да! Это было мой сын, мой Анатолий! Господи! Благодарю тебя, за то, что дал возможность нам снова встретиться!

- Здравствуй, сынок! - проговорил я и заплакал от радости.

- Тс-с! - Анатолий приложил палец к губам. - Молчи, папа, а то он может рассердиться.

- Кто - он? - спросил я, несколько шокированный поведением сына.

- Он. - Анатолий указал вперед.

Я посмотрел в направлении, куда указывал сын, и увидел на высоком кресле, похожим на трон, какого-то толстого и нелепого человека. У него было непропорционально длинное туловище и короткие ножки.

- Кто это?

- Бог, - ответил сын.

Я более внимательно пригляделся к человеку, сидящему на троне, и узнал в нем Сосновского, своего смертельного врага,

- Какой же он бог? Скорее, он - дьявол, - сказал я.

- Тс-с! - Анатолий вновь испуганно приложил палец к губам. А потом убеждено сказал: - Он бог и царь на Земле. Он дарует нам жизнь, дает свет, тепло и пищу. И мы все ему за это благодарны.

- Что ты такое говоришь, Толя! Ведь он же маму, тебя...