Диктофон, фата и два кольца, или История Валерии Стрелкиной, родившейся под знаком Льва - Ларина Елена - Страница 4

Выйдя на улицу, я окунулась в теплый осенний день, явление редкостное для нашего питерского климата. Ласковый ветерок, резвясь и дурачась, решил растрепать мне волосы. Но сегодня все лишь раздражало меня. И этот ветер, и лица прохожих, и шум машин, пролетавших вдоль набережной, по которой я шла…

Я остановилась. У человека всегда есть как минимум два пути, по которым он может пойти. Нужно только выбрать. Так и я. Наша студия располагалась на набережной Фонтанки, а жила я на Пестеля. Поэтому я могла сесть на маршрутку, а могла идти пешком. Благо недолго, максимум минут двадцать. Но тут мимо меня прошла компания подростков, они чему-то весело смеялись. Смех показался настолько резким и оглушающим, что меня передернуло. Нет, маршрутка явно не для меня. Мне необходима максимальная доза одиночества, чтобы прийти в себя и разобраться в случившемся. И я поняла, куда мне нужно идти. В Михайловский сад. Там есть старый-престарый дуб, к которому мы приходили еще с отцом.

— Когда мне плохо, — сказал тогда отец, — или хорошо, я всегда прихожу к нему. Он меня заряжает. Дает силы и защищает.

Два месяца назад умерла мама. В тот день, впервые после ее похорон, мы пошли гулять в Михайловский сад. Отец стоял ко мне спиной, прижавшись к старому, могучему дубу.

— Подойди к нему, Белка.

Отец называл меня Белкой. Помните двух славных собачек, которые много лет назад полетели в космос? Белка и Стрелка. Он мне про них рассказывал. А еще из-за фамилии Стрелкина. Но нельзя же звать девочку Стрелкой, поэтому отец выбрал Белку. К тому же он говорил, что иногда я ему напоминаю веселого любопытного щенка, которого выпустили в жестокое мироздание, огромное, как космос, искать смысл жизнь. Я тогда не очень поняла, что такое мироздание и зачем мне нужно искать этот самый смысл, ведь в жизни есть гораздо более интересные вещи. Например, ходить с ним в тир, или смотреть, как он играет в бильярд. Отец улыбнулся мне и не стал ничего объяснять. Но прозвище это так и осталось, приросло ко мне. И, сколько я помню, отец и близкие друзья всегда называли меня именно так.

Я обожала своего отца. Он был высокий, немного вальяжный и безумно красивый мужчина. Когда он смотрел на меня ярко-зелеными глазами, в которых прыгали чертики, я верила, что никогда не сделаю ничего такого, что могло бы его разочаровать.

— Прижмись к этому дубу, — велел он мне. — Почувствуй его!

Я покорно подошла к дубу и прижалась к нему. И тотчас поняла, о чем говорил отец. По моему телу стало разливаться приятное тепло, словно старый дуб забрал в себя мою боль, оставшуюся во мне после ухода мамы, и стал вливать в маленький организм свою могучую силу.

— Ты просишь у него сил, когда придумываешь свои декорации? — спросила я, отчасти чтобы скрыть истинные чувства, одолевавшие меня.

Я так и не смогла понять, почему, ну почему именно моя мама должна была уйти?! Почему именно у меня теперь не будет никакой мамы — ни хорошей, ни плохой. Наверное, будут другие женщины, ведь вряд ли отец останется один, но все равно это будут заменители. Как заменитель сахара, который раньше пила мама. Это все будет фальшивкой. А настоящее умерло два месяца назад. Отец внимательно посмотрел и ничего не ответил. Наверное, он задумался о своей работе. Отец работал на «Ленфильме» художником-оформителем, он любил дело, которым занимался, и считался в киношной тусовке одним из лучших декораторов. Даже, наверное, не столько лучшим, сколько самым нестандартным, постоянно ищущим новые ходы, новые цветовые решения

— Нет, — ответил он и потрепал сильной рукой меня по волосам. — Не тогда.

— Когда пишешь картины? — не отставала я.

Отец пожал плечами. Он писал в манере импрессионистов. Не модной и не очень востребованной в те годы, но невероятно близкой ему. Я любила сидеть в его мастерской на Большой Морской и наблюдать, как он работает. В этой маленькой, но очень светлой квартирке были две крохотные комнатки-вагончика. Одна из них и была собственно мастерской, а вторая служила спальней, поскольку отец частенько оставался там ночевать.

…Я стояла у старого дуба и вспоминала своего отца. Иногда, в трудные моменты жизни, очень нелегко бывает ощущать, что на самом деле ты одна на этом свете, а все твои по-настоящему близкие люди покинули тебя, ушли в невероятную даль, без возврата… И только память осталась.

…Помню, прошло уже несколько лет после смерти мамы. Отец работал тогда над портретом какой-то актрисы. Вообще-то он не любил писать портреты, тем более на заказ. Но, видно, это был особенный случай. Я же сидела молча, стараясь вовремя подавать ему нужные кисти.

— Пап, а почему у нее лицо треугольное? И глаза такие большие? Так ведь в жизни не бывает!

— Это картина, а не жизнь. Если человек хочет быть на портрете, как в жизни, ему проще сделать хорошую фотографию.

— В смысле?

— Понимаешь, Белка, картина отражает нутро человека, его сущность. Вот и ты, когда станешь журналистом и будешь брать интервью у разных людей, ты вначале пойми человека, почувствуй, настройся на его «волну» и уж потом приступай к работе.

Я задумчиво посмотрела на отца. Мне было почти пятнадцать. Но уже сейчас мы оба понимали, что писать — это мое. Отец довольно рано заметил во мне склонности к литературным опусам и старался по возможности их развивать.

Отец отошел от мольберта и долго и пристально смотрел на свое творение. Видно было, что он недоволен результатом. Он то ближе подходил к картине, то опять отходил на несколько шагов, и наконец, нахмурившись, сказал:

— Никак не могу «схватить» ее. Уж слишком неуловима.

Я не очень поняла, о чем он говорит. А он повернулся ко мне и как-то очень серьезно посмотрел. По взрослому.

— Запомни, Белка, дело свое нужно делать хорошо, выкладываясь до последнего, или не делать его вовсе. И еще… когда ты говоришь себе: «Я могу сделать это!» и когда говоришь: «Я не могу!» — и в том, и в другом случае ты говоришь правду.

Я согласно кивнула, хотя на самом деле ничего не поняла. Смысл его слов дошел до меня намного позже, когда отца уже не было в живых, а я стала покорять вершину под названием «журналистика» и набивать себе свои собственные, персональные шишки. Я готова была работать сутками, выискивая острые темы, а потом, не жалея времени сидеть за компьютером, тщательно шлифовать и выстраивать материал, сомневаясь в себе и находя новые решения. Ведь так и только так, учил меня отец, приходят мастерство и профессионализм.

…Я прикоснулась губами к резной коре старого дуба, глубоко вздохнула и отняла ладони от шершавой поверхности ствола. Мне действительно стало легче. И теперь можно идти домой, чтобы спокойно сесть и разобраться, что же все-таки произошло…

МЕНЯ ПОДСТАВИЛИ!

Я открыла дверь и переступила порог своей маленькой двухкомнатной квартиры. Переоделась и сразу же отправилась на кухню. Я вообще больше всего люблю кухню. Наверное, еще и потому, что это слово имеет для меня несколько значений. Кухня — это не только место, где готовят еду, кухня еще во многом — изнанка человеческих отношений.

Я побывала в очень и очень многих домах и давно вывела для себя простое правило. Если хочешь по-настоящему узнать хозяев квартиры, не суди о них по гостиной и даже по спальне. Там можно увидеть парадную часть их жизни, так называемый фасад. Нужно отправиться на кухню. Именно здесь все станет ясным и понятным. Живет ли здесь аскет, не придающий большого значения земным радостям, или, наоборот, сибарит, частенько балующий себя различными изысками. Дружна ли семья, обитающая в этой квартире, и часто ли они проводит вместе вечера, чаевничая, под уютным абажуром. Или, напротив, здесь предпочитают фаст-фуд и живут на бегу, точно это не дом, а зал ожидания на вокзале, куда обитатели квартиры заскочили на минутку. Кухня раскроет вам все нюансы отношений.

Хотя… Может быть, я люблю свою кухню еще и потому, что обстановка в комнатах осталась такой, как при жизни отца. Старинная массивная мебель, несколько его работ, сохранившихся у меня, несмотря па жестокое безденежье последних месяцев его жизни. А вот кухня — это уже мое творение. Яркая, стильная и современная. Достаточно вместительная, около пятнадцати метров, она была словно создана для меня. Я выкрасила стены в теплый янтарный цвет и обставила ее стильной итальянской мебелью в красно-бежевых тонах. Посередине кухни стоит большой круглый стол из светлого натурального дерева, а вокруг него — светлые плетеные кресла. В общем, как любая львица, я обожаю солнце, и моя кухня даже в самую пасмурную погоду создает иллюзию, что на дворе ясный, солнечный день. Помимо этого, моя кухня вполне могла бы рассказать гостям, что ее хозяйка в меру любит комфорт и в меру — баловать себя. А еще… что я человек одинокий, но не очень этим одиночеством тягощусь и научилась вполне сносно с ним сосуществовать.