За час до рассвета - Колос Иван Андреевич - Страница 44

- Он в сарае дрова колет, придет сейчас.

Через минут десять в хату вошел Алесь Стрижевский. Остановился у порога, пристально вглядываясь в незнакомца.

- Николай? - удивился он.

- Я, дядя Алесь, я!

- Ну, здорово, солдат! Какими судьбами?

- Да вот иду мимо, решил зайти.

- Ну раздевайся, погрейся.

Алексеев снял плащ. Стрижевский, увидев оружие, ахнул:

- Вот оно что! Значит, снова воюешь?

- Да, дядя Алесь.

- Раны-то зажили?

- Почти.

- Вот молодец!.. Какой автоматик новенький, пистолет, гранаты и дисков вон сколько!

После того как Алексеева накормили и он собрался уходить, Стрижевский внимательно осмотрел его с ног до головы и сказал:

- И ты так вот средь бела дня с оружием? Кругом немцы! Не жалеешь, Коля, себя, не жалеешь. Надо поосторожнее...

- Ничего, дядя Алесь, я уже не однажды встречался с ними.

- Куда же путь держишь?

- Пока на Новый Двор, к Рыбицким, а там будет видно.

- Смотри, сынок, поосторожнее. Пережил столько горя. Если зря погибнешь, обидно будет. Туда вот-вот должны нагрянуть гитлеровцы с полицаями.

Алексеев сразу в Новый Двор не пошел. До вечера просидел в кустах у дороги, ожидая гитлеровцев, но они так и не показались. Тогда вечером он все же рискнул и зашел к Рыбицким, а у них встретился с партизанами-конниками отряда имени Буденного. И уже вместе с ними прибыл на базу партизанского отряда, которым командовал Семен Григорьевич Ганзенко. Там он сразу рассказал о комсомольцах в Копеевичах, но ему сказали, что надо подождать, за ребятами пойдут позже. Возможно, хотели сначала проверить его самого.

Мины из снарядов

Николая Алексеева вызвали к командиру отряда. Николай и до этого встречался с ним, но еще ни разу не разговаривал. Когда шел в штаб, очень волновался. Переступив порог штабной землянки, неуклюже поднял к голове раненую руку и отрапортовал:

- Товарищ бригадир отряда, боец Алексеев по вашему вызову явился!

Ганзенко, усмехнувшись, сказал:

- Вольно, товарищ Алексеев! Только не "бригадир" отряда, а командир! Присаживайтесь, Николай Григорьевич!

Ганзенко показал рукой на дубовые кругляки, которые служили в землянке стульями. Алексеев, смущенный, сел. Командир начал расспрашивать его: откуда родом, в каких войсках служил, какое имел звание, как попал в плен, как бежал из плена и как жил после побега.

Алексеев рассказал командиру все, как на исповеди.

- Знаешь, Николай Григорьевич, нужно было бы сделать вылазку на железную дорогу, подорвать вражеский эшелон. - Куда, по-твоему, лучше пойти - под Минск или под Дзержинск?

- Я думаю, товарищ командир, нужно сразу послать подрывников в два пункта. Я лично мог бы пойти под Минск: места те знаю хорошо, постранствовал по ним, как бежал из плена.

- Понимаешь, мы бы послали подрывников сразу по всем направлениям, но... Пойдем-ка со мной.

Они вышли.

- Вот все богатство отряда, - сказал Ганзенко, подводя Алексеева к повозке, где под соломой лежало килограммов двадцать взрывчатки и один артснаряд. - И все это нужно использовать с наибольшим эффектом.

- Я могу и один пойти взорвать эшелон.

- Одному не положено, - ответил командир. - Пойдете с группой... Живица! Позвать Захара Бойко! - крикнул Ганзенко молодому партизану.

- Есть позвать!

Через минут пять к ним подошел грузный партизан в черном полушубке.

- Слушаю, товарищ командир отряда!

- Вот что, Захар. Сегодня же собирайтесь на железку под Минск, поведет вас товарищ Алексеев. - Знакомься!.. Поведет Алексеев, - повторил Ганзенко, - но старшим будешь ты, Захар.

Алексеев понял командира: задание ответственное, а он еще новичок, да и проверить его, видно, хотят.

На следующий день группа подрывников отправилась в путь. Алексеев ехал верхом на лошади, остальные на повозках. К полночи они добрались до деревни Новый Двор. Николай по старой памяти забежал к Рыбицким. Они сообщили ему, что под вечер в Богатырево прибыло человек двадцать гитлеровцев.

Выяснив обстановку, Николай ночью повел группу в обход, левее Богатырева, через хутор Антонишки.

Ночью группа прибыла в деревню Дворище, под Минском. Лошадей и повозку партизаны оставили у старика Алеся Стрижевского, забрали снаряд и отправились в сторону деревни Малиновка к железной дороге.

Снаряд несли попеременно, так как идти было очень тяжело, земля была мокрая, вязкая.

Метрах в ста от дороги Алексеев остановился и объяснил партизанам, куда отходить в случае боя и где нужно будет встретиться.

- Чертова ночь, - выругался Захар, - ничего не видно! Возьми шнур, привяжешь к чеке... Мы здесь будем ждать, а появится эшелон, дернем за шнур.

Намотав на руку побольше шнура, Николай осторожно поднял снаряд и пригнувшись пошел в сторону дороги. Грязь, лужи, мокрый снег, идти было очень трудно, но он, напрягая последние силы, продолжал нести тяжелую ношу. Приблизившись к полотну, залег, а затем пополз к рельсам... И вдруг заметил - в темноте мелькнула оранжевая искорка. Кто-то курит... Насторожился, плотней прижался к холодной земле и через некоторое время отчетливо увидел два черных силуэта с автоматами наперевес... "Гитлеровцы? А если фонариком посветят?" - пронеслось в голове. Поставив автомат на боевой взвод, Николай прицелился в фашистов, да так и проводил их, взяв на мушку. Гитлеровцы прошли мимо. Когда затихли их шаги, Николай вскочил, поднял снаряд и, вбежав на насыпь, быстро, прямо руками вырыл в песке углубление, положил снаряд, привязал за чеку взрывателя конец шнура и протянул его под рельс.

В этот момент со стороны станции Щемыслица послышался шум приближающегося поезда. Шум быстро нарастал. Вот уже Алексеев ясно слышит, как постукивают колеса о стыки рельс.

"А вдруг Захар в панике дернет раньше времени за шнур?" Николай кубарем скатился с железнодорожного полотна в кювет. Автомат, висевший на шее, сильно ударил по голове. Неожиданно яркий луч резанул ночную темень. Это машинист включил прожектор. Алексеев заметил, что впереди паровоза катились три платформы, груженные песком. Шнур надежно намотан на руку. Учащенно забилось сердце. Когда паровоз накатился на снаряд, Николай дернул шнур. Вспыхнуло небо, колыхнулась земля, заскрежетало железо. Алексеева оглушило взрывом, забросало землей и обломками. В небо взвились десятки осветительных ракет, гитлеровцы открыли со всех сторон бешеную пальбу.