Тоннельщики (СИ) - Сапегин Александр Павлович - Страница 28

Посидев истуканом ещё пару минут, Богдан изъял из блока памяти запись разговора с невестой и безжалостно стёр её. Если что это запутает следы. Действительно, время спать, а он, в отличии от суженой, ещё не мылся. Непорядок. Шкарпетко надысь прозрачно намекал на баню, почему бы не принять приглашение?

Посидели, попарились, попили ледяного, до болезненного сведения челюстей и ноющего чувства в зубах, кваса. Молодцы мужики! В бане, едва ли не в единственном месте вахтовой станции, можно было по-настоящему отдохнуть душой и телом. Где ещё можно так душевно провести время? Даже Ли, строивший из себя непристойного китайца и ярого последователя Учителя Конфуция, нахлёстывал себя веником и скромно просил добавить парку. Обрусел, физия узкоглазая. Наш человек, одним словом. И невеста у него нифига не с планеты Хань. Китаек Тамарами не называют, тем более голубоглазых китаек с красной пигментацией кожи, за милю выдающей коренную пандорку с российского Провала. На все провокационные вопросы, где, как и, главное чем, ревностный конфуцианец умудрился подцепить ослепительную красотку на голову выше его, Ли лишь ехидно улыбался и хитро щурил глазки-семечки.

Час, отведённый на мыльно-рыльное время, пролетел быстро. График посещения бани оказался плотнее, чем рассчитывало расслабившееся начальство. В предбаннике, перебрасываясь сальными шуточками и весело гогоча, раздевалась очередная партия любителей пара. Закутавшись в свежую хрустящую простынь на манер римского сенатора, Богдан закинул грязную одноразовую робу в утилизатор. Втиснув ноги в мягкие домашние тапки, он вышел из кабинки и приветливо кивнул балагурам, которые сначала нагло торопили засидевшихся «с подмыванием», мол, чего там мыть — плеснул и хватит, а то некоторые замёрзли уже. Где это видано час голыми задами предбанник подсвечивать, но узрев местного Зевса, смущённо примолкли, делая вид, что и лошадь не наша, и телега чужая. Монтажники всегда были самыми хитровыкручеными, умудряясь втиснуться в последнюю смену, тем самым припахивая себе тридцать минут, а то и лишний час после отбоя на блаженную помывку. Бог с ними, ты побегай в Пустоте безвылазно восемь часов в потном, вонючем скафандре, тоже захочешь поплескаться подольше. Едва Северов зашёл по коридору за угол, его шаг с твёрдого и упругого сбился на вялый и шаркающий. На последних остатках силы воли он доплёлся до каюты, проглотил прописанные медиком таблетки и капсулу с нанитами, и рухнул на узкую кровать. Спать, спать, спать.

Три дня станция жила в обычном режиме, разбавленном общественно-полезным трудом на ниве запуска в чёрную бездну гравитационных буёв и масс детекторов. Со стрельбой на пять светомесяцев они хватанули лишку. Разгонные двигателе на собранных к тому моменту сегментах транспортного кольца, давали импульс не больше двадцати светодней. Кольцо собрано на треть, с увеличением количества секций, мощность начнёт возрастать, а пока решили не насиловать технику почём зря, а остановиться на достигнутом результате. Сектор в сто пятьдесят астрономических единиц они перекрывали с избытком, новой активности не обнаружено, следовательно, смысла рвать жилы нет. До прибытия гостей и нежданного пополнения, тоннельщики успели забросить четыре гравитационных и три массовых детектора. К обеду четвёртого дня вместе с грузовыми контейнерами на станцию «стрельнули» штурмбот, в котором удивлённый Богдан признал переделанного до неузнаваемости «Вомбата» — десантный катер из предпоследнего поколения в данной линейке флотских «машинок». Радостно скалясь с голограмм, на связь с диспетчерской вышли братцы-акробатцы Николай Кузьмин и Олег Мухин…

— Дошло таки письмецо, — пробормотал Богдан.

— О, шеф, глянь, какой кабриолет! — живописуя весь стоматологический набор, плескал позитивом Николай. — Махнули не глядя!

— Вот такой вот конь, — протыкая своды над головой оттопыренным большим пальцем, присоединился к нему Олег. Эмаль зубов у него тоже подвергалась активной сушке. — Аргамак, натуральный арабский скакун!

— Не, мужики, обманули вас, а вы бедных несчастных вахтовиков пытаетесь натянуть. Нехорошо. Ладно бы цыгане вам подсунули старую надутую клячу, так вы сами грызуна оседлали и пытаетесь его нам за породистого жеребца выдать. Вомбат — это такой серый травоядный грызун, не?

— Нехороший, нехороший дядька! Обидел нашего коника, — со вселенской обидой на лице Николай принялся наглаживать джойстики управления штурмбота. Нижняя губа пилота предательски задрожала, а в уголках обиженных глаз набухли слёзы от несправедливых обвинений — Плохой начальник. За это мы не скажем ему, зачем нас сюда прислали. Вот!

— Стыкуйтесь, клоуны. Второй грузовой терминал. Там у нас есть исправный технический переходник и дуйте ко мне с предписанием. Сам прочту, в вакуум я плевал на ваши тайны.

— Мы так не договаривались, — ринулся на поиски правды Олег. — Ну, тогда…, тогда мы не отдадим тебе письмо от одной… от одного человека!

— Напугали ежа голым задом. Тогда я пожалуюсь этому человеку, что мерзкие почтальоны зажали корреспонденцию и писец вам. До конца вахты в пятом углу жаться будете.

— Мы знали, Северов, что ты гад, но ты ещё и сволочная сволочь! Ниже пояса бьешь! — ловко подныривая верхним люком бота под стыковочный узел, бросил обвинение Кузьмин.

— Вас, Коля, нужно с пеленок держать в ежовых рукавицах, иначе вразнос идёте. Раз мамка с папкой недосмотрели, то я готов взять на себя эту почётную, хоть и тяжёлую ношу. Не переломлюсь уж, возьму детский сад на поруки. Клянусь, моё сердце не каменное, но как суровый отчим я найду на непокорных пасынков управу. Сухой горох и профилактическая порка солдатским ремнём на поверку дают изумительный результат и великолепно прививают дисциплину. Хоть мои совесть и сострадание умоются кровью, они пойдут на эту жертву. Вы же мне всю станцию по отдельным модулям и секциям разнесёте, если вам ослабить вожжи, а на это я пойтить не могу. Правов, парни, таких не имею, так что попали вы, дети мои.

— Тиран! Сатрап! Коля, вертайся взад, мы на это не подписывались! — забившись за пилот-ложемент Николая, тоненьким голоском орал Мухин. Диспетчер и дежурная смена, успевшая настроиться на общую волну, едва сдерживали животы.

— Ты чО, дурак?! Совсем не петришь, на нас возвели поклёп одному человеку!

— Точно! Коля, остаёмся здесь. Горох и ремень всяко лучше пятого угла.

— Ты как всегда прав, брат мой по несчастью, — отключив двигатели бота и синхронизировав поля искусственного тяготения, согласился Николай. — Аве, Цезарь…

— Так, гладиаторы, — перебил Богдан, — если через десять минут вы не нарисуетесь у меня в кабинете по всей форме, быть вам удобрением в цветочной кадке Валентиныча. Он давно жаловался, что кусачим лианам подкормка нужна.

Богдан пошёл на выход, успев краем уха зацепить фразу Кузьмина, обращённую к Леночке Винокуровой, дежурному диспетчеру станции:

— Красавица, а он у вас умеет находить подход к людям…

Варяги или засланные казачки, Богдан так до конца не определился, кем считать этих выходцев из предвечного хаоса, явились в его кабинет ровно через десять минут, вытянувшись во фрунт, принялись поедать начальство преданным взглядом. Вид они имели лихой и придурковатый, что совсем не вязалось с хитрыми глазёнками и пакостливыми мордахами.

— В общем так, парни. Никаких шуточек, никаких хахачек, к девчатам не приставать и не клеиться. Страховка по стоматологии не оплачивается, а щербатый пилот на рынке профессий не котируется. С инструктажем всё, позже в журнале распишетесь, а теперь давайте сюда предписание и падайте куда найдёте, — протянув руку за опломбированной коробочкой с инфочипом, Богдан подбородком указал на стулья у микроскопического приставного столика.

Демонстративно нажав на кнопку системы «Приват», обеспечивающей защиту от прослушивания, он показал, что готов выслушать реальную причину прибытия архаровцев от госбезопасности. Ухмыльнувшись уголком рта, Кузьмин достал из кармана лётного комбинезона устройство, размером с половину спичечного коробка, коснулся большим пальцем сенсора отпечатка пальцев, только после этого произнёс: