Медовые яблоки (СИ) - Романова Наталия - Страница 25

Синий — это синий. Не красный же. Но нет… три определенных оттенка. Андрей не понимал, в его голове не могло уложиться, как можно переживать из-за цвета стен, ладно бы хотела зеленый, а получила желтый. Но оттенки… Однако же, Лизу сначала тошнило, а потом и вовсе рвало из-за невозможности подобрать нужные оттенки при определенном освещении. Андрей был готов притащить колировочный автомат и приковать к нему парня, чтобы смешивал цвета, был готов взорвать эту спальню и этот хренов идеальный дом, который он все же построил для Лизы, взяв кредит в банке под совсем неидеальные проценты.

Этот дом был большущим экономическим провалом, это был катарсис нерентабельности. Если однажды его придется продать, он не оправдает даже средств, затраченных на материалы, но что мог сделать Андрей? Он пообещал Лизе идеальный дом. И построил. В неидеальном месте, на его взгляд. Когда они подыскивали место для строительства, перебрали массу вариантов, пока Лиза не показала ему этот участок, на окраине станицы, с огромными раскидистыми яблонями, тенистым садом и спуском к илистой, с камышами, речке. Даже не в городе. Станица. С ума сойти. Все здравые аргументы иссякли, и Андрей не без удовольствия согласился, что им конечно необходим и этот сад, и эта речка, и комары от этой речки, и отдаленность от города, да он бы согласился на соседство с гуманоидами, когда маленькая самым беззастенчивым образом залезла ему в джинсы и шептала: «Нам нужен Этот участок».

Надо сказать, что дом действительно получился идеальным, каким-то невероятным образом вписавшись в окружающую среду, даже слившись с ней, он смотрел на маленькую речку и корявые яблони своими огромными, во всю стену, окнами не менее огромной и невероятно светлой кухни. Каждая деталь, каждая мелочь в этом доме была продумана.

«Прежде, чем готовить тыкву, надо взять синее блюдо» — в этом была вся Лиза…

Благодаря этому дому и случаю у Лизы появились первые клиенты. Покупатель из разряда «хочу что-то, сам не знаю что» довел Тоню почти до ручки, когда она передала его в руки Андрея, со словами «корова не доена» убежала, можно подумать у них есть корова…

Андрей привез его к себе на обед, потому что мужик попался интересный — поговорить. Александр, так звали первого клиента Лизы, долго ходил по дому, Андрей показал всё, кроме спальни, не мог он допустить, чтобы кто-то увидел кружево, которое почти наверняка сейчас свисает со спинки кровати… «У какого бюро заказывали проект?», — поинтересовался Александр, как раз в тот момент, как «бюро» собственной персоной вплыло в кухню в маечке, потертых трикотажных штанишках и в краске, видимо «бюро» решило сделать перерыв в учебе и рисовало.

Издали Лиза была похожа на восьмиклассницу, вблизи — немногим больше, в этой майке и с краской на носике. «У этого», — хмыкнул Андрей. Таким образом, Лиза спроектировала пять домов, не без помощи Андрея, два из которых, правда, по протекции отца, но дома-то от этого не стали хуже… Их смело можно назвать идеальными.

«Это бывает». Действительно, бывает. Диплом стал бесконечной катастрофой для Андрея, он был в паре шагов, чтобы попросту запереть Лизу дома или вызвать скорую на постоянной основе, настолько часто повторялись приступы Лизы. Она все время волновалось из-за диплома. Ей было мало хорошо. Ей было мало отлично. Ей было нужно безупречно. И она получила своё безупречно… Сорвав аплодисменты у комиссии, которые даже по окончании её учебы не могли поверить, что такое чудо посетило их ВУЗ, предлагая продолжить учебу, учить самой, что тут же отверг Андрей, ему страшно было думать о продолжении учебы его маленькой школьницы. Нет. Нет и Нет. Что угодно. Пусть она переживает из-за оттенков синего и перестроит парочку раз этот дом или построит еще один… она давно поглядывает на участок, доставшийся Андрею от деда, но но не этот кошмар с дипломом.

Сейчас… от чего сейчас сходила с ума его Лиза?

Переживает, что диплом будет не того оттенка? Лиза может…

Обычно, переживания Лизы читались бегущей строкой в синих глазах, тогда Андрей сажал её на колени, говорил «Рассказывай» и внимательно слушал её маленькие, а то и большие тайны и проблемы, которые она начинала рассказывать медленно, потом переходя на шепот, быстрый шепот, очень быстрый, потом плач и неизменное «вот» в конце.

Её проблемы, как правило, не стоили выеденного яйца, но если маленькая переживала из-за ерунды, то это автоматически переставало быть ерундой. Андрею жизненно необходимо было, чтобы Лиза улыбалась, он был зависим от смешинок в синих глазах.

Только один раз она замкнулась, закрылась, молчала больше месяца. Один раз.

Тогда было понятно от чего, было ясно, что говорить, главное — понятно, что делать. Делать легче, чем просто смотреть и не понимать.

Тогда… тот раз. Андрей мало, что помнит из того ужасного дня, помнит — чужой голос по телефону сообщил отделение и номер палаты, этот же чужой голос сказал «вам лучше приехать» и «возьмите там…что нужно».

Андрей помнит нескончаемую пробку на въезде в город, которая тянулась и тянулась, и он готов был уже бросить машину и побежать, но рядом сидела Тоня, которая никак не могла бежать на пятом месяце беременности, зато точно знала «что нужно». В панике, он отчего-то позвонил ей, а не матери, что было бы правильней и понятней. Или не звонить никому, но это «возьмите там… что нужно» и гудки. Что нужно-то?

Андрей помнит, как вошел в палату, где из пяти кроватей были заняты две, Лизы не было и вид кофточки, в которой она уезжала утром, пританцовывая, сковал его в каком-то животном ужасе, пока он пальцами перебирал мягкую ткань, не соображая ничего. Даже не пытаясь понять происходящее. В то время, как Тоня своим пытливым женским умом быстро расспросила соседок по палате, узнала имя врача и, постелив пеленку на кровать, убежала на поиски кого-нибудь, кто объяснит, даст указания.

Андрей помнит, как привозили по очереди соседок по палате, и он помогал медсестрам, худеньким девчушкам, перекладывать женщин на кровати. Это было форменное издевательство — кровати не на уровне каталок, и щупленькие сестрички, которые никак не могли аккуратно переложить находящихся в полунаркозе женщин. Был вариант просто скинуть, скатить, попытаться придержать, когда ночные сорочки задирались и Андрей видел то, что не представляет никакой тайны, но видеть этого не следует, неправильно.

Он попросту перекладывал женщин на кровати, отводя глаза, оставляя их на попечение сестер. Видимо, за оказанную помощь его не выгнали, позволив сидеть и ждать Лизу.

Помнит, как пришла Тоня и села рядом, пока молодой врач объяснял Андрею про замершую беременность, плод… выкидыш… потеряла много крови… критически много… потеряла ребенка… Ребенка — слова резанули Андрея, он даже не знал, не предполагал.

Он помнит, как привезли маленькую… которая в одночасье, кажется, стала еще меньше и была настолько белой, что пропали даже веснушки, настолько, что простынь на одеяле, которое было накинуто на Лизу, показалась ярче во сто крат. И все мысли о ребенке вмиг покинули голову Андрея, потому что… черт возьми, он даже не знал об этом ребенке, он не мог думать о ребенке, когда видел свою маленькую в таком состоянии, когда, так и не сумев выпустить её из рук, сидел на кровати.

Он помнит, что пришла процедурная сестра и заставила Андрея выйти, помнит, что скатился по стене в коридоре, когда приехала мать и Митя, который ничего не сказал Андрею, но тут же отвел Тоню в кафе, кажется.

Помнит, как быстро Мария Степановна «порешала вопросы» с отдельной палатой для Лизы, с разрешением находиться Андрею в этой же палате.

«Как это, кто он ей? Живут они, не первый год… Значит, муж он ей. А кто же еще? А родственники, милый… так мать, покойница, почитай уже лет семь, как в земле, а отец на севере. Вот мы и есть её родственники, так что ты этикой своей меня не путай. Он — муж. Я — мать. И не дело это, молоденькой девчонке на абортниц смотреть, когда сама ребеночка… не дело»

Помнит бледное личико, помнит до невозможности худенькие руки поверх зеленого постельного белья с казенными печатями, помнит синяки, буро синие, огромные, которые растекались по рукам Лизы… «Вены не могли найти». Были ли вены у его маленькой, почти эфемерной девушки с веселыми веснушками, которые от испуга, видимо, тоже пропали.