Пока молчат оракулы - Ильин Владимир Леонидович - Страница 2

- Вам ясна суть задания? - осведомился комбриг, прервав мою мысленную аналитическую деятельность.

- Так точно! - тут же ответил я. Армия приучает человека сначала четко ответить, а уже потом думать.

- И еще вот что, - вспомнил Калькута. - Действовать при выполнении задания как в боевой обстановке, никаких скидок и поблажек ни подчиненным, ни себе самому, цветок в проруби! Связь с бригадой на время выполнения задания отменяется. После выполнения задания выбрать и, если нужно, оборудовать посадочную площадку, впоследствии обозначать ее тремя ракетами-радиомаяками с интервалом в десять, пятнадцать и двадцать секунд, чтобы обеспечить посадку вертолета, который прибудет за вами, - Калькута перевел дух после длинной фразы и с неожиданной иронией добавил: - Как готовиться к заданиям подобного рода - полагаю, вам известно.

- Так точно, мой полковник, - сказал я.

- Вопросы?

- Степень секретности задания?

Полковник не колеблясь отчеканил:

- "Топ-сикрет", лейтенант, "топ-сикрет"!

- А... - начал было я.

- Можете поставить в известность только своего командира роты, но и то: мол, получил особое задание лично от командира бригады... И больше никому ни слова, цветок в проруби! Что еще вам не ясно?

Вопросов у меня, конечно, был полон рот (например, почему из всего личного состава выбрали именно меня или почему самому бригадному комманданту понадобилось лично ставить мне задачу, когда он мог поручить это кому-нибудь из штабных офицеров?), но я предпочел оставить их при себе на гипотетическое "потом". Как и многие войсковые отцы-командиры, полковник Калькута имел необъяснимое предубеждение против тех подчиненных, которые задают слишком много вопросов.

- Разрешите идти? - спросил я, изобразив на своем лице выражение безграничной преданности Объединенным Евронациям, командованию и лично полковнику Калькуте.

Бригадный коммандант пристально оглядел меня и хмыкнул. В данном случае это могло означать, что ему что-то не понравилось, но эксплицировать это "что-то" в виде замечания полковник не стал.

- Зарубите себе на носу, лейтенант, - сказал вдруг устало он, учения - учениями, но вы должны будете действовать, как на войне. Как на настоящей войне, цветок ей в прорубь!.. И еще... Я не умею говорить красиво, но... Одним словом, в любых обстоятельствах прошу тебя, Евгений, не забывать, кто ты такой и ради чего носишь форму милитара.

Только теперь я понял, что полковник страшно взволнован. Как самый зеленый новобранец перед первой стрельбой боевыми патронами. Я чертыхнулся. Мысленно, потому что представил, как спрашиваю на манер лицеистки-первокурсницы: "Извините, мой коммандант, но неужели что-то случилось?!"...

- Разрешите идти? - вместо этого повторил я.

Весь следующий день меня жгло странное ощущение, в котором я никак не мог разобраться.

Вроде бы все шло своим чередом. Подготовка к особому заданию - дело нужное, но крайне нудное. Нужно все заранее продумать до мелочей: состав группы (ну, тут особых проблем не возникло), экипировку (вот с этим гораздо хуже, и не потому, что бригаде чего-то не хватает - наоборот, на наших складах чего только нет! - но как раз это обстоятельство, по-моему, и затрудняет сборы, потому что в самый последний момент, а порой уже и на задании может выясниться, что забыли какую-нибудь позарез необходимую мелочовку: консервный нож, например), способ выполнения задания (весь личный состав группы потом будет тренироваться в оставшееся время до одури, чтобы его отработать, хотя толку от этого, на мой взгляд, не очень много: как ни натаскивай подчиненных, например, метать нож, а под пристальным взором Посредника в решающий момент все равно кто-нибудь да промахнется), и тэ-дэ, и тэ-пэ. Добавьте сюда оформление кучи бумаг в виде разнообразных приказаний, рапортов, накладных, расписок - как говорит наш бригадный, "цветок им всем в прорубь!" - и станет понятно, почему мы, "рейнджеры", так не любим ПДПЗ - "Последний День Перед Заданием"...

Так что же за чувство меня снедало весь день?

Ответ на этот вопрос мне стал ясен, когда я встретился с командиром своей роты.

Мы столкнулись с капитаном Джинасом в том месте, где тропа делает поворот почти под прямым углом, ведя к палатке нашего взвода, и он тут же ударил меня правым кулаком в челюсть, а левой ногой - в самое уязвимое место мужчины. Я немного замешкался, но все-таки сумел поставить блок снизу и пригнуться. В свою очередь, через пару десятых долей секунды Френку пришлось уходить от моего коронного прямой левой, и ему это почти удалось, но в той точке пространства, куда он вышел перекувырком, его уже поджидал мой правый каблук, и если бы я не зафиксировал стопу в воздухе за пару дюймов от виска Джинаса, - валяться бы ему с проломленным черепом!

На этом наш традиционный "тренинг в качестве приветствия" завершился, ротный чертыхнулся на родном языке и одним движением вернулся в вертикальное положение. С Френком мы вместе заканчивали школу коммандос в Сент-Эвоне, но по иронии судьбы Джинас не только раньше меня стал взбираться по служебной лестнице, но и стал моим непосредственным начальником.

- Разведка мне доносит, - сказал он, отряхиваясь от хвоинок и пыли, приставших к безупречно отутюженному маск-комбинезону, - что завтра тебя ждут великие дела, Юджин.

- Разведка никогда не врет, - отвечал я. - Она может только ошибаться... Извините, что я не успел поставить вас в известность о предстоящем выходе на задание, господин капитан. Совсем замотался...

(Я обращался к своему ротному на "вы" даже тогда, когда мы сидели после отбоя в его палатке, стойко перенося все лишения милитарной службы за бутылкой виски. Будучи англичанином, Френк старался поддержать престиж пресловутой британской педантичности и требовал от всех своих подчиненных тщательного соблюдения армейской иерархии).

- О'кей, доложи сейчас, - флегматично потребовал Джинас.

Я стал вкратце пересказывать содержание своей приватной ночной беседы с полковником Калькутой. Френк не перебивал меня, но слушал рассеянно. Я бы сказал даже, что он вовсе пропускает мои слова мимо ушей. Несколько раз он почему-то принимался озираться по сторонам, будто нас подслушивал враги.