Без жалости - Исхаков Валерий - Страница 8

- В дамских романах, милый, - продолжала Ирина, - героини иногда кончают жизнь самоубийством из-за несчастной любви. Это совсем не страшно и очень нравится читательницам. Так что для меня это - самый лучший финал. Финал жизни и финал романа. Представляешь: известная писательница, автор дамских романов, романтически покончила с собой из-за неразделенной любви к герою очередного романа. Читательницы рыдают - в основном от счастья, что я так правильно умерла, и немного от горя - потому что лишились любимого чтива. А издатели потирают руки, прикидывают, сколько заработают на моем последнем (посмертном) романе, сколько получат за мое полное собрание сочинений, а сколько за мемуары. И кому какое дело, что я не пишу мемуаров в контракте записано, что мои мемуары принадлежат издательству, значит, найдется кому их написать. А мои родственники получат приличные отступные... Так и будет. Если...

- Если?

- Если ты не вмешаешься, не поведаешь миру горькую и не слишком приятную правду об истинных причинах моего самоубийства.

- Вот здесь я что-то не понял.

- Ну, милый, - криво ухмыльнулась Ирина. - Я же не сволочь!. Наш роман был слишком коротким, чтобы мы успели привязаться друг к другу. Но ты мне не чужой человек. И я тебе тоже... надеюсь. Когда я умру, ты получишь письмо. Оправдательный документ для тебя. В нем будет вся правда о причинах моей смерти. Я нарочно напишу его от руки и отправлю заказным. Любая экспертиза подтвердит подлинность. Береги его или порви, как считаешь нужным, но только обещай не показывать никому без крайней необходимости.

- Обещаю.

- Верю. И прости, пожалуйста. И еще просьба: уже с той стороны, так сказать. Из небытия. Помоги Ларе. Не знаю, как, не знаю, чем, - но только ты можешь, больше никто.

- Я помогу, конечно. Чем смогу. Но все же: что такое эта Лара, что ты так о ней заботишься?

- Как говорит мой Сенокосов: Лара - это четыре кошмара. А если серьезно, по несчастьям и неприятностям Лара - первый специалист. Многие из наших общих приятельниц по университету сознательно избегают Лару, стараются не иметь с ней общих дел, думают, что она притягивает к себе несчастья. И действительно: если поедешь с ней вместе куда-нибудь, поезд непременно опоздает на сутки, а самолет приземлится в другом городе. Даже просто ждать трамвай на улице с ней - бесполезно, нужный трамвай никогда не придет. Если она только раз чихнет в твоем присутствии - грипп обеспечен. Если одолжишь ей денег - будет дефолт... Ну и так далее. Я же почему-то думаю, что Ларины несчастья начались с того, что я увела у нее Сенокосова. И в роддом мы оба раза попадали почти одновременно, но у меня - замечательные детки, сын и дочка, а у нее первый ребенок мертвый, а потом - Ляля... И как только мне в очередной раз улыбается удача, у Ларки тут же что-нибудь непременно случается. Может быть, без меня ей жить будет хоть немного легче. И ты, чем

можешь, - помоги...

- Ладно, - вздохнул Кириллов. - Для Лары что-нибудь придумаем. А что я могу сделать для тебя?

- Я знаю, это невозможно... Даже не хотела спрашивать. Но все-таки спрошу. Профессиональное любопытство. Если бы я тебя попросила - ты помог бы? Ну... чтобы не самой?

Кириллов покачал головой.

- Нет. Не смог бы. Прости, но... Для этого мы с тобой недостаточно близки.

- Спасибо, милый. Я знаю, как трудно говорить правду. И ценю. Хотя и жаль, конечно. Но... все равно спасибо.

- Не надо "спасибо". Ты уверена, что все по-настоящему, окончательно плохо?

- Как мне хочется сказать тебе: нет, не уверена. Если б ты только знал, как хочется!

Кириллов подошел, обнял ее за плечи.

- Ириша, пойми: я не могу сделать это за тебя. Так уж устроен человек, что он бесконечно жалеет самого себя. Прикидывается, что других, но на самом деле - только себя. И если я решусь тебе помочь, в последнюю секунду ты пожалеешь себя и захочешь жить - как угодно, только бы жить! - и моя помощь превратится в убийство. Единственное, чем я могу тебе помочь, это советом: не жалей себя. Скажи себе честно, что не можешь спасти все - и здоровье, и жизнь. Чем-то одним придется пожертвовать. Что-то одно нужно выбрать. Или жить, погружаясь в беспамятство. Или умереть - по собственной воле, в здравом уме и твердой памяти. Выбор есть всегда. Только не надо жалеть себя...

- Ты прав, милый. Не надо жалеть себя. Да и других, наверное, тоже. Ты прав. Не жалей меня, милый! Помоги только встать, меня что-то ноги подводят. И проводи до дому. Если можешь, конечно. Но только сейчас же. Немедленно! Очень тебя прошу.

Кириллов помог ей встать. Обнял. Проводил в прихожую. Посадил на табурет у дверей, снял с нее носки, надел туфли.

- Подожди, я переоденусь...

Когда спускались в лифте, Кириллов взял Ирину за руку, разжал стиснутый судорожно кулачок, что-то вложил.

- Что это?

- В спецназе это называется "блаженная смерть". Быстро, надежно, безболезненно. Снять колпачок, уколоть, выдавить. Берег для себя, но... Все, что могу.

4

И снова звонок в дверь. И снова вечный вопрос: "Кто там?" - но теперь уже, точно, Ирина не позвонит, не войдет в эту дверь никогда. Теперь никогда. Так что остается либо пьяный сосед, либо... Да, точно, это он почтальон с заказным письмом. Все, как она обещала.

- Надо расписаться.

- Да, конечно, я понимаю... Где расписаться? Держите. Это вам.

- Спасибо.

- На здоровье!

Никогда. Хлопнула дверь. Загудел лифт. Никогда.

Кириллов вернулся с письмом в комнату, где в том же кресле, с тем же бокалом коньяка сидела женщина. Только не Ирина и даже не тень Ирины - Лара. Муж Ирины Сенокосов неловко устроился на краю дивана. Все, в том числе и Кириллов, были в черном.

- Извините, я сейчас... - Он распечатал письмо, быстро просмотрел, аккуратно свернул и спрятал в карман. - Так я и думал.

- Что-нибудь срочное? - спросил Сенокосов. - Мы можем в другой раз.

- Нет-нет, - ответил Кириллов. - Это так, прошлое. Дела давно минувших лет. Я слушаю вас, Валерий Павлович.

- Так я продолжаю... После смерти Ирины Сергеевны... - Сенокосов достал платок, вытер глаза, высморкался. - После смерти Ирины Сергеевны не удалось избежать огласки. Оказывается, по условиям контракта не только ее жизнь, но и смерть находится в собственности издателей. Им принадлежат права на мемуары, на ее письма - к счастью, не все, интересует только переписка с более-менее знаменитыми людьми - и на все ее посмертное творчество.