Тайна Элизабет - Радуга Михаил - Страница 12

Однажды поздним парфагонским утром, когда солнце уже медленно подбиралось к зениту, а птицам успело поднадоесть горланить свои звонкие и радостные песни в саду за окном, он проснулся и, стараясь не двигаться, уже по новой приобретенной привычке стал пробовать закрутиться вокруг продольной оси, не напрягая мышц, увидеть свои руки перед собой, не поднимая их и не открывая глаз, а также представить себя, быстро ходящим вокруг скульптуры Альберта Третьего из белого мрамора, стоящей на постаменте в центре площади у главного здания Школы, увенчанного флюгером. Не получив результата ни в одном из действий, он попробовал снова закрутиться, снова увидеть руки и снова оказаться у скульптуры. Он быстро и внимательно повторял этот выученный в Школе цикл техник раз за разом, и вдруг совершенно четко и неожиданно действительно увидел свои исцарапанные детские руки перед собой, хотя глаза были закрыты!

Как учили, он тут же попробовал взлететь, но к своему ужасу обнаружил, что вместо фазы, по-настоящему со свистом в ушах воспарил к ветхим деревянным перекрытиям потолка с мягким ароматом немного подгнившей древесины. И без того обостренные детские ощущения Томаса стали еще более реалистичны, достигнув чудовищной четкости и невиданной ранее детализации, в достоверности чего у него не было сомнений. Он настолько испугался этого загадочного происшествия, что сразу же приземлился на кровать, где с большим трудом смог расшевелиться и встать.

Босой, в одной пижаме и с выпученными глазами, он с криком выбежал из своей комнаты и стремительно спустился по холодным каменным ступенькам на первый этаж. В светлой столовой, всегда пропитанной запахом сладкой выпечки и свежих булочек, уже накрывала стол для завтрака сестра Нильса в чепчике и белом фартуке поверх легкого платьица ее любимого сиреневого цвета.

– Маргарита! Маргарита! – взволновано задыхался Томас.

– Что случилось? Доброе утро!

– Я научился летать!

– Вот время пошло: дети раньше учатся летать, чем здороваться.

– Простите меня. Доброе утро!

– Другое дело, – Маргарита аккуратно поставила последнюю тарелку на белую накрахмаленную скатерть, а затем вышла в открытую дверь на утопающую в пару и дыму кухню: – Так что у тебя там случилось?

– Я только что летал под потолком!

– Вот как! И давно ты так умеешь?

– Первый раз. Вы тоже так можете?

Внезапно послышались тяжелые шаги, и в столовую в одних панталонах вошел заспанный Нильс. Его невероятно массивное волосатое тело, с поигрывающими от каждого движения, свисающими от собственной тяжести мышцами на груди, спине и руках, поразило Томаса, который впервые увидел в таком откровенном виде своего спасителя:

– Ничего себе!

– Что тут случилось, что за крики? – недовольно пробурчал рыцарь. – Мутанты напали?

– Доброе утро! Наш герой научился летать, – рассмеялась Маргарита, гремя посудой на кухне.

– Хм, вот оно как. Доброе, доброе…

– Доброе утро, дядя Нильс! Это все правда.

– Да ну тебя! Не может быть.

– Прямо до потолка взлетел.

– А я-то думаю, кто там по крыше все утро ходит, – наконец рассмеялся зевающий рыцарь. – Наш будущий воин случайно не пробовал в фазу попасть перед этим?

– У меня не получилось.

– Интересно…

– Но зато я научился летать!

Нильс с хрустом в коленях присел на массивный белый стул с заскрипевшей мягкой спинкой и посадил рядом Томаса. Потрепав его за волосы, он опечаленно вздохнул, оглядев еще пока одиноко пустые тарелки, чашу с подтаявшим желтым маслом, кувшин с молоком и манящие ярко зеленые молодые яблоки на столе. Однако уже через миг на его лице расплылась довольная улыбка, когда его сестра вынесла кастрюлю вареных яиц и корзинку с еще горячими булками, от ароматного запаха которых у обоих мужчин свело скулы и обильно потекли слюни.

– Мм… – закатил глаза от удовольствия рыцарь. – Томас, мне кажется, мы все-таки должны тебя поздравить с первой фазой.

– У меня как раз сварилась праздничная перловка, – улыбнулась Маргарита и снова ушла греметь посудой на кухне.

– Но у меня же ничего не получилось?

– Ты же взлетел?

– Да.

– Значит, был в фазе.

– Ты меня не понял, дядя Нильс. Я, правда, взлетел.

– Понимаешь, фаза такой и должна быть. Она не отличается от реальности по ощущениям. Все как обычно, но только ты можешь сделать гораздо больше, чем сейчас. Например, взлететь, пройти сквозь стену или начать себе строить тело как у меня, – русый рыцарь гордо поднял необъятную руку и напряг переливающиеся груды мускулов на ней, после чего широко заулыбался своим и без того необычно круглым лицом.

– Но ведь я не почувствовал, как в нее попал.

– А ты и не должен чувствовать. Ты же меняешь мир вокруг, а не себя. Ты никуда не попадаешь, на самом деле. Просто твое тело и комната ненадолго потеряли свою привычную твердь.

– Значит, и у меня тоже фаза будет получаться?

– Конечно. Поздравляю тебя, будущий рыцарь!

– Вот это да!

– А теперь давай-ка отведаем праздничный завтрак.

– Класс!

В этот момент из кухни вышла довольная Маргарита с большой чашей перловой каши и увидела, как оба взъерошенные мужчины потянулись к выпечке. Ее лицо тут же нахмурилось, а голос обрел редкую для нее жесткость:

– Это еще что такое?

– У нас, – жадно кусал булку Нильс, – праздник.

– Оба встали, умылись, оделись и причесались. Пошли вон!

– Ну, сестренка, – жалостливо простонал центурион.

– Быстро, быстро!

Хотя Томас все равно безнадежно отставал от своих одноклассников, многие из которых уже фазили почти каждый день, после этого запоминающегося утра он почувствовал в себе непоколебимую уверенность и его дела резко пошли в гору. Уже через несколько дней, полностью погруженный в атмосферу изучения, как оказалось, такой интересной и захватывающей фазы, он смог попасть в нее снова. Хотя он все еще почти каждый раз пугался новых ощущений, с каждым месяцем это происходило все чаще и чаще, что позволило с уверенностью мечтать о поступлении в Академию и доблестном будущем такого же уважаемого рыцаря как Нильс Дор.

Однажды, приблизительно через полтора месяца учебы, Томас сидел в парке между корпусами Школы, прислонившись к шершавому стволу кедра с широкой раскинувшейся кроной, и мечтательно грыз сочное яблоко. С ним до сих пор брезговали общаться как сверстники, так и одноклассники, потому оставалось лишь в одиночестве наблюдать со стороны за их веселыми и буйными играми. В этот раз он с завистью наблюдал как старшие ребята, лет шести или даже семи, запускали на порывистом ветру большой красный ромбовидный змей с длинными цветными лентами, который уверенно завис высоко в небе.

Дюжина ребят восторженно кричала снизу и почти истерично радовалась, чуть не дерясь друг с другом за вожделенное право получить натянутую веревку управления в свои руки хотя бы на одно короткое и счастливое мгновение. У Томаса же, впервые увидевшего такую диковинку, рука с яблоком застыла напротив изумленно открытого рта. Сам факт того, что можно соорудить нечто своими руками, и это будет держаться в воздухе как птица, будоражил его сознание и фантазию. Еще месяц назад он бы принял это удивительное явление за очевидное колдовство, но теперь уже мог догадаться, что такие чудеса тут не при чем, так как в них мало кто верил в Парфагоне.

Вдруг снизу раздался громкий плач, а змей сначала дернулся, а потом сдвинулся вбок и начал стремительно падать прямо на переливающуюся темно-зеленой густотою крону огромного и старого дуба по центру парка, где вскоре застрял на недосягаемой для ребят высоте. Оказывается, Ален Оспэ, один неугомонный чернявый карапуз из класса Томаса, который вечно попадал в разные передряги и беспрерывно шкодил при первой возможности, с разбегу нечаянно толкнул держащего веревку старшеклассника, в результате чего тот упал, выпустив запутавшегося в кроне дуба змея. Старшие ребята тут же накинулись на Алена и стали его валять по земле, обидно обзывать маленьким засранцем и даже обозленно пинать по мягкому месту. На мгновение Томас испытал огромное облегчение и нечеловеческое удовлетворение, ведь никто так не дразнил его в классе как этот коротышка, который тоже был сыном потомственного рыцаря, как и абсолютно все без исключения дети в Школе.