Этика жизни - Карлейль Томас - Страница 34

V. Что касается меня, то в дни громкой болтовни я уважаю еще более молчаливость. Велико было молчание римлян. Да, величайшее из всех! Потому что это не было молчанием богов. Даже тривиальность и ограниченность, умеющая держаться спокойно и молчаливо, приобретают сравнительно приличный вид!

VI. Молчание велико. Значит, должны были быть и великие молчаливые люди. Хорошо сознавать и понимать, что никакое достоинство - известное или нет - не может умереть. Деятельность неизвестного хорошего человека подобна водяной силе, которая течет спрятанной под землей и тайно окрашивает зеленью дно. Она течет и течет. И соединяется с другими жилами и жилками. Наступит день, когда она забьет видимым, непобедимым ключом.

VII. Литературный талант. Есть ли у тебя литературный талант? Не верь этому, не верь! Природа предназначила тебя не для речи и писания, а для работы. Знай: никогда не существовало таланта для настоящей литературы. Нечего и говорить обо всем том таланте, который расточали и тратили на мнимую литературу. Который первоначально не был наклонностью к чему-то бесконечно лучшему - "молчаливому". Лучше отнесись к литературе немного скептически. Где бы ты ни был, работай. То, что твоя рука может делать, делай рукой человека, а не тени. Да будет это твоим тайным блаженством, твоей большой наградой. Пусть будет мало твоих слез. Лучше молчать, нежели говорить в эти злые дни, когда из-за сплошного разговора одного человека голос его становится неясным другому. Когда посреди всей болтовни сердца взаимно остаются темными и немыми. Прежде всего не будь остроумным - под страхом наказания это никому из нас не предложено. Все мы обязаны быть умными и правдивыми.

Молодой друг (которого я люблю и известным образом знаю, хотя никогда не видел и не увижу тебя), ты можешь то, чего мне не дано - учиться быть чем-нибудь. И делать что-нибудь вместо того, чтобы красноречиво говорить о том, что было и будет сделано. Мы, старые, останемся чем были и не изменимся. Вы - наша надежда. Надежда вашего отечества и света заключается в том, чтобы когда-нибудь снова миллионы стали бы такими, какие теперь встречаются в единичных случаях. "Слава тебе. Иди счастливой тропой". Да узнают лучше нашего будущие поколения молчание и все благородное, верное и божественное. И да оглянутся они на нас с недоверчивым удивлением и состраданием.

VIII. На поприще литературы дойдут еще до того, чтобы платить писателям за то, что они не писали. Серьезно, не подходит ли действительно это правило ко всему писанию и тем более ко всякой речи и ко всякому поступку? Не то, что находится над землей, а то невидимое, что лежит под нею, в виде корня и основного элемента, определяет ценность. За всякими речами, стоющими чего-нибудь, лежит гораздо лучшее молчание. Молчание глубоко, как вечность. Речь течет, как время. Не кажется ли это странным? Скверно веку, скверно людям, если это старая как свет истина стала совершенно чуждой.

IX. Тысячу лет молчаливо растет в лесу дуб. Только на тысячном году, когда дровосек приходит с топором, раздается эхо в тишине. Дуб дает знать о себе, когда он падает с оглушительным шумом. Как тихо желудь был посажен! Его снес случайно ветер! Когда цвел дуб и украшался листьями, то эти радостные для него события не возвещались радостными криками. Изредка лишь слышалось слово признания со стороны спокойного наблюдателя. Все это не было событием - это спокойно свершалось. Не в один час, а в течение многих дней. Что можно было об этом сказать? Этот час казался похожим на последний, похожим на последующий.

Так происходит всюду: безумная молва болтает не о том, что было сделано, а о неудачах и об опозданиях. И безумная история (более или менее сокращенный, письменный обзор молвы) знает мало достойного изучения. Нашествие Аттилы, крестовый поход Вальтера Неимущего, сицилийская вечеря, тридцатилетняя война... Один только грех и беды. Никакой работы. Только препятствия и задержка всякой работы. Земля одинаково ежегодно зеленела и урожай ее созревал; рука рабочего, ум мыслителя не отдыхали: благодаря этому у нас, несмотря на все, остался великолепный, прославленный, цветущий мир. Бедная история может спросить себя с удивлением: "откуда он происходит?" Мало знает она о нем, много о том, что задержало его и хотело уничтожить. Это ее обычай и правило. Благодаря или необходимости или безумному выбору. Редкая фраза справедлива: "Счастлив народ, коего календари остаются пустыми".

X. Так же обстоит со всеми видами интеллигентности. Направлена ли она на поиски правды или на соответствующие сообщения ее, на поэзию, на красноречие или на глубину проницательности, которая служит основанием для этих двух последних. Характерный признак труда - постоянно - известная доля бессознательности. "Здоровые не знают о своем здоровье. Знают о нем лишь больные".

XI. Мудрость - божественный вестник, который приносит с собой в этот мир каждая человеческая душа. Божественное предсказание новой и присущей ему способности действовать, которую новый человек получил, по своему существу молчалива. Ее нельзя сразу и вполне прочитать словами, потому что она написана в непонятной действительности таланта, положения, желаний и возможности, которыми снабжены люди. Она кроется в предчувствии, в неизвестной борьбе, страстном старании и может быть вполне прочитана лишь тогда, когда исполнена ее работа.

Не благородные движения природы, а низкие вводят человека в искушение, чтобы обнаружить тайну его души в словах. Если у него есть тайна, слова всегда остаются недостаточными. Слова только задерживают настоящее обнаружение поступка, мешают ему и сделают его, наконец, невозможным. Никто из тех, кто совершает важное на свете, не станет говорить об этом подробно. Вильгельм Молчаливый лучше всего говорил с освобожденной страной. Оливер Кромвелль не блистал красноречием. Гете, когда хотел писать книгу, находил, что не надо об этом говорить - тогда только она будет удачна.

XII. Человек и его работа не оцениваются по тому, что называется их влиянием на свет. По тому, благодаря чему мы можем судить об их влиянии. Влияние? Действие? Польза? Дайте нам делать нашу работу! Забота об ее плодах принадлежит другим. Ее собственные плоды созреют. Воплотятся ли они в тронах калифов или арабских завоеваниях и напомнят ли они собой "все утренние и вечерние газеты" и все исторические сочинения (своего рода дистиллированные газеты), или они совсем не воплотятся - какое это имеет значение? Это не настоящий ее плод. Арабский калиф представлял собою ценность и значения лишь по тому, что он мог делать. Если бы великое дело человечества, человеческая работа на Божьем свете не поощрялась калифом, то не имело бы никакого значения, сколько турецких сабель ему доставалось в виде добычи, сколько золотых монет он вкладывал в карман, какой шум и тревогу подымал он на свете - он был лишь шумным ничтожеством. В сущности, его и вовсе не было. Будем уважать великое царство молчания! Неизмеримый клад, которого мы не можем хвастливо пересчитать и показать людям! Это каждому из нас более всего нужно в эти громкие времена.