Этика жизни - Карлейль Томас - Страница 23

XLV. Уже много раз было сказано и снова необходимо подчеркнуть, что все реформы, за исключением нравственных реформ, оказываются бесполезными. Политические реформы, довольно страстно желаемые, могут, действительно, вырвать с корнем сорную траву (ядовитый болиголов, обильно растущий ненужный горец), но после этого почва остается голой, и еще вопрос, что будет на ней произрастать: благородные ли плоды или новая сорная трава. Нравственную реформу мы можем ожидать лишь таким образом: появится все больше и больше добрых людей, присланных всеблагим провидением, чтобы сеять добрые семена. Сеять в буквальном смысле слова, как падают крупинки семян с живых деревьев. В этом всегда и везде состоит натура хорошего человека - он таинственный творческий центр добра. Его влияние не поддается вычислению, потому что дела его не умирают: они берут начало в вечности и продолжаются вечно, в новых превращениях, распространяясь все шире и шире, живут они на свете и раздают жизнь. Тот, кто приходит в отчаяние от гнусности и низости настоящего времени, кто считает, что теперь Диогену нужны были бы два фонаря средь бела дня, должны обдумать следующее: над своим временем человек не имеет власти. Ему не дано спасти падший мир. Только над отдельным человеком мы имеем полную, неограниченную, несокрушимую власть. Так употреби же эту власть, читатель, спаси человека, сделай его честным, и тогда можешь считать, что ты кое-что сделал, что ты многое сделал, и что жизнь твоя и деятельность были не напрасны.

Ложные пути и цели

I. Это действительно так: "мы забыли Бога", выражаясь старинным диалогом. Или говоря новейшим языком и по правдивой сущности самого предмета, мы охватили факт этой власти не так, как он есть. Мы спокойно закрыли глаза на вечное ядро вещей и открыли их только на видимость вещей. Мы спокойно верим в то, что вселенная, по внутренней сущности, представляет одно большое непонятное "может быть".

По своей наружной сущности вселенная представляется несомненно достаточно большим, вместительным хлевом и рабочим домом с огромной кухней и длинными обеденными столами. И только тот оказывается умным, кто может найти место за ним. Всякая правда этой вселенной сомнительна. И для практического человека остаются очень ясными только прибыль и убыток, пудинг и хвала света.

II. Дело, в сущности, обстоит не иначе и с нациями, которые становятся несчастными и беспомощными.

Древние руководители наций: пророки, священники (как бы их иначе ни называли), очень хорошо знали это. И самым убедительным образом проводили это учение до новых времен, чтобы внушать его по возможности глубже. Современные руководители нации, у которых также много названий, как, например: журналисты, полит-экономы, политики и другие, совершенно забыли об этом и готовы это отрицать.

Но, тем не менее, это вечно останется неотрицаемым. И точно также нет сомнения в том, что нас всех учат этому, дабы мы все это снова познали. Нас всех бичуют и наказывают до тех пор, пока мы этому не научимся. И в конце концов мы научимся этому. Или нас будут бичевать до смерти. Потому что это неотрицаемо!

Если нация несчастна, то древний был прав и не не прав, когда он говорил ей: "Вы забыли Бога, вы оставили пути Божьи, иначе вы не стали бы несчастными. Вы жили и вели себя не по законам истины, а по законам лжи и обмана, и умышленно или неумышленно не признавали истины."

III. На свете ночь. И много времени еще пройдет, пока наступит день. Мы странствуем среди тления дымящихся развалин, и солнце и звезды небесные на время как бы совершенно уничтожены, и два неизмеримых фантома: ханжество и атеизм вместе с прожорливым чудовищем - чувственностью гордо шествуют по земле и называют ее своею собственностью. Лучше всех чувствуют себя спящие, для которых существование представляет собою обманчивый сон.

IV. Такие поколения, как наше, играют замечательную роль во всемирной истории. Точно обезьяны, сидят они вокруг костра в лесу и не умеют даже поддерживать его и двинуться дальше - вероятно в хаос - в страну, гора Сион коей - Бедлам. (Известная больница для душевнобольных в Лондоне.) Выходит, что свет состоит не только из съедобного и напитков, из газетных реклам, позолоченных экипажей, суеты и мишуры. Нет, из совершенно другого материала.

Древние римляне - какими их изображает Светоний - огрубелые, болтливые греки времен вырождения Римской Империи, у нас есть еще много других примеров. Помните их, учитесь по ним, но не увеличивайте еще их числа. Без геройства - не подражательного и переданного геройства - без выраженного или молчаливого чувства, которое придает человеческой жизни подобие Божества, не было бы Рима - вот именно то, что создало древний Рим, древнюю Грецию и Иудею. Обезьяны со сверкающими глазами сидят на корточках вокруг костра, которого они даже не умеют поддерживать свежим запасом дров. Они говорят, что он и так будет дальше гореть, без дров. Или, говорят они, что он вечно гаснет: это печальное явление.

V. Многие люди умерли. Все люди должны умереть. Наш самый последний уход происходит в огненной колеснице боли. Но печально и жалко, когда человеку приходится существовать, не зная для чего, усиленно работать и ничего при этом не наживать, с усталою душою и с тяжелым сердцем стоять одиноким и окруженным всеобщим, холодным "laissez faire", быть принужденным медленно умирать в течение всей своей жизни и быть заключенным в глухую, мертвую, бесконечную справедливость, как в проклятом железном чреве Молоха! Это есть и всегда останется невыносимым для всех людей, созданных Богом.

VI. Нельзя бродить ни по какой большой дороге и даже не по самой глухой тропинке современной жизни без того, чтобы не встретить человека или какого-нибудь человеческого интереса, который потерял бы надежду на Божество и на истину и направил бы свою надежду на нечто временное, наполовину или совсем обманчивое. Достопочтенные члены парламента жалуются на то, что Йоркширские суконщики фальсифицируют свой товар. Господи! Даже бумага, на которой я пишу, и та, кажется, отчасти изготовлена из хорошо полированной извести и затрудняет мое писание. Ведь это счастье, если можно теперь получить действительно хорошую бумагу. И вообще какую-нибудь хорошо выполненную работу, - где бы ее ни искать, начиная с высочайших вершин фантазии и кончая самым низким заколдованным основанием.