Блуда и МУДО - Иванов Алексей Викторович - Страница 37

– Хороший мальчик, – похмельно прохрипел Щёкин.

Он достал новую банку и откупорил. Вдали на склоне на дороге под ельником показалась фигурка Серёжи Васенина, шагающего к лагерю согласно инструкции.

– Как педагог я гуманнее, чем Костёрыч, – сказал Щёкин. – Я хоть на котах буду практиковать, а Костёрыч – на людях.

– То есть?… – не понял Моржов.

– Костёрыч научит Серёжу Васенина любви к городу Ковязину, а город Ковязин будет продавать Серёжу Васенина, как я – своих котов, а Серёжа Васенин будет возвращаться в город Ковязин через тайгу и пургу, а город Ковязин снова будет его продавать… И так до пенсии и до космодрома.

– Давай лучше про девок поговорим, – помолчав, мрачно предложил Моржов.

– Жизнь – это кузница, – изрёк Щёкин и тотчас переключился: – Девки у нас качественные, а Сонечка – лучше всех. Глупенькая-глупенькая – аж фляга свистит. И ни бе, ни ме, ни кукареку. Чудо!

– Вон и она, – сказал Моржов, разглядывая в бинокль дорогу, по которой только что прошёл Серёжа Васенин.

Соня шагала к разъезду с сумкой в руке.

– Наверное, обед несёт, – предположил Моржов. Соня приближалась небыстро. Моржов и Щёкин сидели на шпалах и ждали её, как два соловья-разбойника.

Соня была одета не по Троельге – в лёгкое цветастое платье.

– Здравствуйте, – робко, словно чужим, сказала Соня Моржову и Щёкину. – Роза Дамировна… ну, вам поесть послала…

Моржов отполз чуть в сторону, освобождая Соне местечко между собою и Щёкиным.

– Присаживайся, – радушно предложил он.

Соня подумала и, смущаясь, неловко залезла на шпалы. По пути она толкнулась в колено Моржова круглой и мягкой попой. Устроившись, Соня сразу сдвинула ноги, зажав подол, чтобы ветер от пролетающих поездов не вывернул платье ей на живот.

Моржов и Щёкин быстро поделили бутерброды. Получилось по три на человека. Последний бутерброд оказался неделимым. Соня от него отреклась, тогда Щёкин пальцем стёр с бутерброда масло, а Моржов съел хлеб.

– А что, детей пока только как бы один мальчик приехал? – робко спросила Соня.

– Нет, мальчиков уже штук тридцать приехало, – облизывая палец, ответил Щёкин. – Но мы их всех душим и складываем за шпалами. А тот сумел убежать.

Соня испуганно посмотрела на Щёкина.

– Дядя шутит, – успокоил Соню Моржов.

– А иностранцев тоже нет? – наивно спросила Соня шёпотом.

– Ни одного, – подтвердил Моржов. Он полез в карман, вытащил телефон и посмотрел время. – Вообще-то московский поезд пришёл в Ковязин примерно полчаса назад. Я думаю, они должны приехать на ближайшей электричке.

– Не приедут они ни хрена, – вдруг сказал Щёкин, щурясь на панораму лугов, перелесков и села Сухонавозово. – Какие-то они мутные, непонятные… Что за американцы такие? Сколько их? Какого возраста? Какого хрена им здесь надо? Откуда они вообще взялись и про нас узнали?…

– Ну, это как бы я телефонограмму про них к вам в учреждение принесла… – снова засмущалась Соня. – Я тогда о своей педагогической практике в департаменте договаривалась… Мне и дали… У вас в тот день, ну, педсовет был…

Соня покраснела, не глядя на Моржова. Моржов понял, что Соня вспомнила, как он выползал с педсовета на четвереньках.

– И что там за телефонограмма? – спросил он и покровительственно погладил Соню по спинке. – Говори, не стесняйся, здесь все свои.

– Ну, там как-то непонятно было написано… Типа «просим принять на общих основаниях, деньги перечисляем на такой-то счёт»… Потом всякие цифры шли и адрес: Ореон. Ну, с опечаткой. В Америке как бы город такой есть, Орегон, вот все и решили, что это американцы…

– Не город, а штат, – поправил Моржов.

– Ну, штат, – согласилась Соня.

– А может, имелось в виду созвездие Орион? – спросил Щёкин. – Может, это инопланетяне к нам приехали? Я – человек космической эры, я не могу думать иначе!

– Какая разница, американцы или инопланетяне? – хмыкнул Моржов. – Встретим их и узнаем, кто они такие.

Они ждали. Проносящиеся поезда хлопали по глазам быстрыми промахами света между вагонов.

Моржов с верхотуры разъезда оглядывал пространства, рассчитывая послушать, как Щёкин будет очаровывать Сонечку, но Щёкин почему-то молчал. Окончательно определилось, что день выдался сумрачным, хотя и без дождя. Вдаль уходили меховые кучи Колымагиных Гор. Свежо зеленели заречные луга, слегка задымленные розовым клевером. Все краски были приглушены, вполнакала. Вся мощь цвета и света сконцентрировалась в небе. Там размазались и разъехались плоские облака, а их причудливые очертания были обведены слепящей солнечной каймой. Блестящие кружева небес земля растянула и выпрямила нитками рельсов – словно пряжу натянули на ткацкий станок. Честной готовностью к работе горел фиолетовый семафор. Где-то вдали древнегреческие парки закатывали рукава хитонов (если они были в хитонах и если у хитонов были рукава). В общем, хорошо было сидеть и просто так, без трёпа, ожидать судьбы: неведомо чего из ниоткуда.

Электричка вылетела из-за леса, стремительно развернулась бумерангом, но сбросила ход. Она подкатила к штабелю шпал, стыдливо отвела взгляд, остановилась и набычилась. Моржов по-капитански положил бинокль на переносицу, собираясь издалека разглядеть американцев. Ему казалось, что американцы должны сразу как-то выделиться из массы русских своей пестротой: нелепой одеждой, звёздно-полосатыми флажками, надувными шарами в виде гамбургеров, бейсболками и портретами президента на палочках.

С электрички сошло человек двадцать. Толпа американцев среди них не выделялась, но выделялась компактная группа подростков: двое низеньких, один средний и один высокий. Электричка разгрузилась, хлопнула дверями и укатила. Приезжие вразнобой посыпали через рельсы – это были жители села Сухонавозово, которые направились к подвесному мосту через Талку. Подростки остались стоять на месте и угрюмо смотрели на Моржова, Щёкина и Сонечку.

– Всё-таки явились… – с мрачным и злобным удовлетворением выдохнул Щёкин. – Борька, мои упыри прикатили… Эй! – заорал он подросткам. – Сюда подошли, живо!

Подростки приблизились на половину расстояния. Щёкин спрыгнул со шпал и пошагал к ним.

– …А мы всё равно приехали, – сказал Щёкину средний.

– А чо нам дома делать? – с обидой выкрикнул высокий.

– Если вы нас выгоните, мы в лесу будем жить, а не уйдём! – заявил третий, маленький.

– Мы и ночевать здесь будем, насовсем, – с вызовом добавил четвёртый, тоже маленький.

Щёкин стоял перед упрямыми упырями и сверлил их взглядом.

– Это же дневной лагерь! – тихо и грозно сказал он. – Ночевать здесь не положено!

– А чо не положено-то? – недовольно крикнул высокий.

– Нас всё равно из домов выгнали, – сказал самый маленький.

– Из-за вас, между прочим, – сказал средний.

– А я тут при чём? – спросил Щёкин.

– Вы говорили, что мы летом куда-нибудь поедем надолго.

Щёкин отступил на шаг и внимательно осмотрел упырей с головы до ног.

– Ничков, распахни куртку, – велел он.

– Да нету у меня сигарет! – Высокий Ничков демонстративно взмахнул полами куртки.

– Гонцов, сдай мне пугач, – велел Щёкин.

– Я не взял его, – тотчас отпёрся маленький.

– 3-здай ор-ружие! – прорычал Щёкин. Маленький Гонцов скорчил рожу и вытащил из кармана самодельный пугач.

– Чечкин, рюкзак, – распорядился Щёкин.

Чечкин – второй коротышка – презрительно бросил свой рюкзачишко под ноги Щёкину. Щёкин присел, порылся в рюкзаке и выволок на свет большую пластиковую бутылку пива.

– Зажритесь, – буркнул Чечкин.

– Гершензон! – мёртвым голосом произнёс Щёкин

– Нету! – закричал средненький подросток. – Чо вы смотрите на меня всегда сквозь зубы?

Щёкин швырнул бутылку пива и пугач в бурьян, утомлённо потёр лоб и оглянулся на Моржова и Сонечку. Лицо его было страдальческим.

– Борька, я тогда пошёл! – сказал он. – Надо упырей до лагеря отконвоировать. А ты…

Щёкин споткнулся: он никак не мог намекнуть на Сонечку.