Просветленные не боятся темноты (СИ) - Гор Олег - Страница 12

- Ну вот, принимайся за дело, - сказал брат Пон, когда мы остались вдвоем. - Сначала медитируй на объект, затем переноси сознание в него, ведь ты справедливо заметил, что столь великий и важный фаранг, как ты сам, не может снизойти до такой низменной работы.

Монах заслуживал как минимум звания мастера спорта по ехидству.

Я уселся на стульчик, и принялся за медитацию, одновременно занимаясь фруктами.

К тому моменту, как подошел первый клиент, я видел свое альтер-эго так же четко, как и проходивших мимо людей: мрачный рыжебородый чувак, одетый совсем не для пляжа, наверняка из великовозрастных хиппи, что встречаются порой в забытых богом уголках Таиланда, разве что без хайра до лопаток.

Смена перспективы далась мне намного легче, чем в предыдущий раз, и уже я обычный стоял в стороне от макашницы, и растерянно озирался, будто не понимая, как попал на пляж к "Паттайя Парку".

Только мысль "а как я в этот момент выгляжу для наблюдателя со стороны?" выбила меня из этого состояния.

- Ничего, пробуй еще, - сказал брат Пон. - И заодно двигай сознание по телу.

В сдвоенную задачу я погрузился с головой и на некоторое время забыл обо всем. Ухитрился сделать из себя существо с центром восприятия в правой ноге, в слепом отростке, засунутом в неудобную оболочку из кожи.

А потом обнаружил, что рядом с макашницей стоит Аня.

Выглядела она, как всегда, сногсшибательно - грива рыжих волос, парео обернуто вокруг изящной фигуры, на правой лодыжке крохотная татуировка в виде розочки. Только вот вид у нее был удивительно неуверенный, она смотрела на меня, кусая губы и поглаживая себя по подбородку.

- Шейк, мисс? - спросил брат Пон.

Я же, что удивительно, даже не вздрогнул, лишь бросил на Аню мимолетный взгляд и продолжил деловито кромсать манго. Да еще и чертыхнулся напоказ по-английски и принялся сосать якобы порезанный палец.

- Нет, спасибо, - сказала она и зашагала прочь.

- Видишь, ты в самом деле стал другим человеком! - монах хлопнул меня по плечу. - Это же так просто.

Я в ответ лишь мрачно вздохнул, а спросил неожиданно для себя о другом:

- Почему вы никогда раньше мне не говорили, что нирвана и сансара - это одно?

- А ты бы понял? Если ты и сейчас не понимаешь? - брат Пон глянул на меня с сочувственной улыбкой. - Если плоды на ветвях не созрели, то дерево трясти бесполезно, ничего с него не свалится, разве только птичье гнездо.

Он отвлекся, чтобы сделать банановый шейк для клиента, а затем продолжил:

- Вспомни, что я говорил тебе о сансаре, привычном мире, который тебя окружает. Он порожден тобой, твоим сознанием, омраченным невежеством, алчностью и ненавистью. Причиной его появления служит сам себя поддерживающий процесс возникновения и прорастания "семян" кармы, и управляет им алая-виджняна, сознание-сокровищница.

Я заскрипел мозгами, вспоминая - да, это такое брат Пон излагал, и не раз.

- Нирвана начинается с того, что мы этот процесс останавливаем, - сказал монах, дав мне время, чтобы переварить информацию и очистить новый арбуз. - Вспоминай. "Поворот в основании", тот момент, когда сознание-сокровищница оказывается направлена сама на себя... Он запускает другой процесс, тоже сам себя поддерживающий, но уже "чистый", не связанный с "семенами".

- И тут процесс, и там процесс, - от обилия сведений, да еще и от жары голова у меня загудела.

- Совершенно верно. Нирвана непознаваема и неописуема, но и сансара тоже! Любые попытки описать ее приведут к тому, что мы создадим поверхностную и неполную, искаженную картинку! Кому по силам охватить разумом всю совокупность феноменов, вещей и существ, что являются нам в ярких образах? Разве что Будде!

Брат Пон замолк и глянул на меня скептически.

- Ладно, хватит на сегодня, - сказал он. - Работай, но помни, кто ты и где ты...

Я кивнул и взялся за большую папайю.

Осуществить "переключение личностей" мне удалось, а вот передвинуть восприятие на этот раз я не сумел. От бесплодных попыток голова заболела сильнее, в затылке возникла пульсация, а руки начали неметь.

Брат Пон дал мне отдохнуть полчаса, и я позвонил Виктору, чтобы узнать, как дела в магазине.

Выяснил, что все в порядке, завтра можно открываться, но когда вернулся к макашнице, понял, что перерыв не помог - башка так же трещала, перед глазами плыли огненные кольца, и еще я потел так, будто сидел в парной.

Успел еще выдавить "что-то мне нехорошо", после чего отключился.

Мне было одновременно и жарко, и холодно, тело сотрясали волны озноба.

При этом я воспринимал себя не человеком, а являлся чем-то вроде громадных песочных часов, и сознание мое сосредотачивалось в самой узкой их части, в перемычке. Именно через нее, обдирая стенки шершавыми боками, протискивались по нескольку штук песчинки-дхармы разного цвета и формы.

Стеклянная чаша, лежавшая сверху, содержала барханы будущего, снизу громоздились дюны прошлого.

Сколько продлилось это мерзкое состояние, я не знал, но вынырнул из него с облегчением. Понял, что лежу на кровати, на настоящей, с простыней и подушками, в большой светлой комнате.

- Очнулся? - в дверь заглянул брат Пон. - Отлично! Сколько можно валяться?

- Что?.. Где?.. - выдавил я, но монах отвечать не стал.

- Наверняка в туалет хочешь. Давай, я провожу, - заявил он.

И точно, мочевой пузырь сигнализировал, что вот-вот лопнет.

Пока я, шатаясь, ковылял до санузла и обратно, сумел разглядеть обстановку - похоже, судьба занесла меня на огромную, совершенно роскошную виллу, с бассейном и садом за окнами, с высоким забором вокруг.

Людей я не видел, в здании и окрестностях царила полная тишина, лишь шелестели на ветру листья пальм.

- Где... мы? - повторил я, снова укладываясь на кровать. - Что... случилось?

Прогулка до туалета выпила из меня все силы, я вспотел и начал задыхаться.

Не иначе я перегрелся, проведя целый день на пляже, хоть и в тени деревьев, и поймал солнечный удар. А вообще стал чем-то вроде девочки-институтки дворянских кровей - что ни день, то обморок.

Пора обзаводиться веером и библиотекой из сентиментальных романов.

- Мы слишком резво взялись за дело, вот ты и не выдержал, - брат Пон уселся на пол, скрестив ноги. - Попытались за несколько дней освоить то, на что в обычных условиях уходят месяцы. Дом же этот принадлежит моим друзьям, и они пустили нас сюда пожить на несколько дней.

- Машина! - вспомнил я.

- С ней все в порядке, стоит во дворе, - успокоил меня монах. - Есть хочешь? Воды?

Голода я не ощущал, а вот жажда меня мучила.

Я думал, что вскоре снова потеряю сознание или просто усну, но нет, остался в сознании и к вечеру достаточно окреп, чтобы брат Пон затеял со мной новую беседу.

- О том, что существует только лишь сознание, ты прекрасно знаешь, - сказал он. - Нужно лишь уточнить, что проявляет оно себя в первую очередь в такой штуке, как восприятие. Оно же регулируется вниманием, и именно этим предметом мы с тобой все это время и занимались.

После краткого размышления я кивнул.

Действительно, почти все упражнения, какие я выполнял, имели отношение к вниманию и восприятию - начиная с банального счета вдохов, продолжая через полное осознавание и "установление в памяти", и заканчивая такой причудливой практикой, как "собирание объекта".

- В каких условиях воспринимать, мы выбирать не можем, - продолжил брат Пон, внимательно глядя на меня: вряд ли он хотел еще раз передавить и вызвать новый обморок. - Карма предлагает нам определенный набор обстоятельств, внутри которого мы существуем. Выставляет перед нами колоссальную витрину, набитую разными вещами. Тут и одежда, и еда, и игрушки, и оружие, чего только нет... Многие тысячи предметов.

Монах ненадолго замолчал, и я услышал мягкое шуршание кондиционера в соседней комнате.