Граната в ушанке - Ефетов Марк Симович - Страница 8

Каждую свободную минуту Володя предавался своей мечте, и она росла и ширилась - появлялись всё новые и новые подробности.

Мечта о поисках Перуна так захватила Володино воображение, что планы о полёте в космос отошли как бы на второй план. Точнее, они получили какое-то подчинённое значение. И всё-таки Володя отправился на Выставку достижений народного хозяйства, чтобы ещё раз как следует осмотреть кабину космонавта в заветном космическом корабле. Отправляясь на выставку, Володя думал о Перуне. Ведь первой частью его плана были поиски этой языческой статуи. И в этом Володином плане не хватало одного только звена, притом первого: как попасть в Новгород, где в илистом дне Волхова или Ильменя лежит изваяние Перуна?

ДОНЕСЕНИЕ

Вот что было написано в тетради, которую Володя передал Косте Сахарову:

Вскрыть после выходного светофора.

(Хотя, по правде говоря, вскрывать-то там было нечего: тетрадь не была в конверте и сургучные печати её не запечатали.)

НАХОДКА ШКОЛЬНИКА.

(Тут приводилась полностью известная нам уже заметка.)

Дальше было написано крупным, энергичным почерком:

Приказываю отправиться по следам Иванцова С. и разыскать

Перуна.

Доложить о прочтении этого приказа.

В дальнейшем каждые двое суток докладывать о ходе

поисков.

В. З.

Итак, Костя Сахаров, перечитав в поезде приказ Володи Замараева, писал ему донесение в четвёртом часу ночи. Неожиданно вышедший в коридор вагона Борис Сергиенко чуть было не помешал мальчику, но, к счастью, пассажир оказался не любопытным и ушёл к себе в купе так же быстро, как появился.

А Костя тем временем, поправив привычным жестом очки на переносице, выводил букву за буквой, стараясь писать чётко и не делать ошибок. Добиться чёткости и безошибочности было очень трудно: столик дёргался из стороны в сторону, а Костя волновался.

ДОНЕСЕНИЕ

Приказ мною прочитан. К исполнению приступаю завтра - в

городе Новгороде. Что найду, сообщу.

К.

Костя перечитал написанное, подумал и приписал:

Где начать поиски, не знаю.

Вагон качнуло, и голова Кости склонилась к столику. Так бы и опустить её на руки и заснуть. Как же ему хотелось спать! Думаете, так просто было проснуться в три часа ночи? До этого он просыпался раз пять, прислушивался, спит ли мама, смотрел на часы. Приказывал себе снова проснуться и засыпал...

Костя вложил донесение в конверт, надписал адрес и, шатаясь, пошёл в купе. Шатался, конечно, вагон, как это бывает, когда поезд идёт на большой скорости, но и Костю пошатывало, оттого что очень уж ему хотелось спать.

Написав донесение, он так крепко уснул, что мама с трудом добудилась его, когда прибыли в Новгород. И получилось так, что Сахаровы вышли из вагона последними. А ведь Борис Сергиенко одним из первых вышел на перрон, высматривая мальчонку, с которым встретился ночью. Очень уж ему хотелось поближе его посмотреть и, может быть, разгадать тайну.

Но вот все пассажиры сошли, а никакого мальчика не было.

"Проглядел, наверно", - подумал Борис и пошёл к выходу в город.

А Костя с мамой вышли из вагона через пять минут, когда на перроне уже никого не было.

БЕССТРАШНЫЕ ПРЕДКИ

Кто хоть раз побывал в Новгороде, обязательно потянется к этому городу вновь и вновь. Становится потребностью видеть этот город, где на золотом куполе Софии, отражаясь, плывут облака, где в предзакатные часы розовеют белые стены Юрьева монастыря, и когда видишь всё это, кажется, что героическая история нашей страны, которая прошла, отшумела, отгремела, отзвенела мечами, здесь, в Новгороде, не исчезла: вот она!

В Новгород приезжают люди с ящиками, на которых видишь следы красок. Под мышкой они несут матерчатый складной стульчик. Увидев тёмный и мрачный Волхов, строгие очертания церквей, крепостей и шапки-шлемы башен, художникам видится и то, что было здесь сто... двести... пятьсот и тысячу лет тому назад: каменные дома с маленькими слюдяными оконцами и стенами крепкобокими, воротами тяжёлыми - тараном не возьмёшь. И люди в шапках рваных и лаптях стоптанных. И нищие - их было в Новгороде видимо-невидимо - слепые, одноногие, однорукие, скрюченные, горбатые... И комнатушки в поповских и барских домах с вечными сумраком, мышами и богатыми иконостасами, с обитыми железом сундуками и высокими от подушек и одеял кроватями.

За стариной, сохранившейся здесь больше, чем в других местах, приезжали художники и археологи, историки и реставраторы, приезжали таких было больше - просто туристы и экскурсанты...

Люди, сошедшие с поезда вместе с Борисом, заторопились к автобусу, к стоянке такси. А он поправил лямки небольшого рюкзака, переложил из руки в руку потёртый школьный портфель и пошёл прямой улицей от вокзала в город.

Была ранняя осень.

Два дня назад, когда Борис покидал своё родное село, солнце припекало так, что то и дело приходилось вытирать пот со лба. А тут, в Новгороде, с Волхова дул холодный ветер и мёл по земле сухие жёлтые листья.

По мостику, перекинутому через крепостной ров, Борис вошёл в кремль. Он остановился здесь, опершись на перила.

С тихим журчанием бежал внизу ручей, извиваясь, огибая деревья и кустарники. В тени рва они были оголёнными. С моста вниз то тут, то там падали большие коричневые листья.

Борис прошёл сквозь полукруглую арку в центр кремля, где высился знаменитый памятник "Тысячелетие России". Медленно проходя по кругу, он как бы здоровался с Петром Первым, с Лермонтовым, Гоголем, Суворовым, Глинкой. Возле Пушкина остановился. Здесь Борис чуть наклонил голову и снял с головы кепку.

Все годы учения в школе в Борисе жила любовь к великим людям, прославившим его Родину. Любовь эта и глубокое уважение росли из года в год. И как же мечталось Борису встретиться с Александром Невским, с Дмитрием Донским, с Пушкиным или Лермонтовым!

В Новгороде всё напоминало Борису о его великих предках-героях.

Кто только не зарился, кому только не снилась наша богатая земля и люди наши, которые рыхлили землю, бросали в неё зерно, рубили лес, складывали избы и насыпали высокие городища, чтобы далеко видеть, не идёт ли враг, и чтобы бить его сверху, с бревенчатых стен и сторожевых башен. И если только пепел оставался на месте городища, русские люди снова строились и снова селились на холмах и на высоких берегах полноводных рек.