Строки (сборник) - Сугралинов Данияр - Страница 3

– А как вас зовут?

– Меня? – удивляется полицейский. – Жандосов Ерканат.

– А по отчеству?

– Абибуллаевич, – с готовностью отвечает полицейский, слегка забавляясь игрой, которую сам же затеял.

– Скажите, Ер-кх-анат Абибуллаевич, куда мы едем?

Брови полицейского удивленно приподнимаются.

– Как это куда? Вперед! Как говорит Первый машинист, наш поезд стремится в десятку ведущих поездов мира!

– А что там в этой десятке? Мы лучше заживем?

– Конечно, лучше! – заводится Жандосов и говорит лозунгами. – Баранину каждые выходные будем кушать! Свежее белье – каждый месяц! Преступности не будет! В каждом третьем вагоне откроем школу, в каждом пятом – больницу! А чай будем из стаканов с подстаканниками пить!

Мечтательно посмотрев в потолок, Жандосов поднимает указательный палец вверх:

– Настоящий чай! Свежезаваренный!

– Звучит заманчиво… – хмыкает Макс. – А полиция будет?

– А куда же без полиции? – смеется полицейский. – Полиция всегда будет!

– Но ведь если не будет преступности…

– Це-це-це, – перебивает Жандосов. – Я все понял. Ты же этот… как его… как это… психолог?

– Психолог.

– Ты эти свои психические штучки заканчивай, Щацкий! Крутишь мне тут, вертишь! Сейчас в отделении разберемся, что ты за психолог такой! Вставай! Пошел!

Жандосов сгребает со стола салфетки, зубочистки и запихивает в карман олимпийки.

Они проходят череду купейных вагонов. В очередном тамбуре стоит охрана – молодые полицейские с автоматами наперевес. Жандосов кивает им:

– Задержанного привел к Кудамкарову.

– Документы, – требует сержант и извиняющимся тоном поясняет. – Порядок такой.

Жандосов деланно-равнодушно протягивает удостоверение, а сам свысока поглядывает на Макса – смотри, мол, у нас все серьезно, не забалуешь.

В полицейском отделении Макс крутит головой – повсюду вдоль коридора плакаты и лозунги: «Единый поезд – единый успех!», «По рельсам в будущее!», «Розыск!», «Признаки туберкулеза», «Дифтерия! Мойте руки и обрабатывайте спиртом перед едой!», «Первый машинист независимого поезда…».

На дверях таблички с фамилиями и должностями. Возле одной из них Жандосов останавливается, прочищает горло и стучится.

«Полковник Кудамкаров Ж. Ж. Управление по противодействию экстремизму» читает Макс и немного успокаивается. Ну какой из него экстремист? Это какая-то ошибка.

– Разрешите? – приоткрыв дверь, интересуется Жандосов.

– Кто там? Жандосов, ты что ли? Что тебе?

– Задержанного привел, та-щ полковник! Щацкого!

– Заводи, – слышится из купе.

Жандосов вталкивает Макса внутрь.

– Разрешите идти, та-щ полковник?

– Свободен, – разрешает полковник.

Уходя, Жандосов закрывает дверь. Макс мнется у порога.

– Здравствуйте!

– Здгаствуйте, здгаствуйте, – передразнивает его Ж.Ж. – Садись.

Люкс полковника впечатляет. Жалюзи и шторы на окнах, длинный красный диван, на стене – телевизор, на столе ноутбук, принтер и стопки документов. Справа – отдельный санузел. Слева – дверь в спальное помещение. Макс осторожно присаживается на краешек дивана.

– Документы, – протягивает руку полковник.

Покрутив пассажирский талон и изучив ИИН-татуировку на руке Макса, Кудамкаров открывает папку с делом Макса. На обложке так и написано: «Шацких М. Г. Дело №…».

– Итак, пассажир Шацких, 1986 года рождения. Родился в вагоне № 227. С чем связано твое проживание в вагоне № 491?

– Так это, – сглатывает Макс. – Родители развелись. Отец снова женился, и мы поменялись с его женой. Я в ее вагон переехал, а она – на мое место.

– Ну вы даете! – радостно удивляется полковник. – То есть батя твой теперь с двумя женами живет? И со старой и с новой?

– Жил. Мама снова замуж вышла и переехала к новому мужу, сделали обмен с какой-то старушкой, той уже все равно было, где и с кем жить, нет у нее никого. Вроде, за два бич-пакета договорились.

– А почему это в деле не отражено? Нелегальные мигранты?

– Что вы! Все по форме – писали заявления, обоснования, характеристики от соседей, пошлины все уплатили!

– Это еще надо проверить! Кем работаешь, Шацких?

– Семейным психологом, у меня частная практика. В основном – разводы, семейные проблемы…

– Вот жулик, а? – восхищается полковник. – И что, много клиентов?

– Ну, сами понимаете, живем мы все в тесноте…

– Це-це-це, – перебивает Кудамкаров, и Макс понимает, откуда у Жандосова такая привычка. – Хорошо мы живем, не надо мне тут! Ты бывал в китайском поезде? В индийском? Там люди на багажных полках живут и не жалуются!

– Так я и не жалуюсь…

Полковник отмахивается и заговорщицки шепчет:

– А во вьетнамском, говорят, даже сортиров нет! Просто пробивают дыры в купе и туда ходят у всех на виду!

Макс удивленно цокает – ну надо же!

– Так что ты, Шацких, думай, когда говоришь! – снова повышает голос Кудамкаров. – У нас все вагоны равны! Точно не зря мы тебя задержали! Вот – смотри сюда…

Полковник вытаскивает из папки пачку рисунков.

– Полюбуйся, у тебя изъяли на днях! – полковник перебирает листки. – Смотри сам – порнография, педофилия,… опять порнография…. карикатура на Первого машиниста, а вот… что это… это же призыв к межвагонной розни! Да у тебя тут букет статей, Шацких, а ты выебываешься! Тесно ему…

Помолчав, Ж.Ж. неожиданно меняет тему.

– И много, ты говоришь, клиентов?

– Достаточно, – шепчет Макс.

– Отвечать, как положено! – взвивается полковник. – Конкретно, сколько приносят?

– Двести кредитов в месяц. Плюс-минус… На жизнь хватает.

– Короче, Шацких. Чтобы на тесноту не жаловался, посидишь сутки в СИЗО, так сказать, до выяснения. Мы пока проведем экспертизу, напишем заключение. А вот какое будет заключение, решать тебе. Решишь неправильно, будешь лет шесть мотать, понял?

– Что от меня требуется?

– Треть каждый месяц будешь отдавать. Хули зыришь, это не мне, – полковник, намекая, кидает взгляд в потолок.

– Согласен.

– Молодец! – хвалит Макса полковник и кричит в дверь. – Уразбаев!

Дверь сразу открывается, и в проеме появляется лунообразная физиономия.

– В СИЗО его.

Понукаемый ретивым Уразбаевым, Макс сдерживается, чтобы не заорать от абсурдности и неверия в происходящее.

В камере он успокаивается. Ничего страшного, треть так треть. Надо будет переехать в купейный вагон, там клиентура богаче. Кое-какие накопления у него есть для рывка.

Но порнография? Карикатура на Первого машиниста? Разжигание розни???!

Вот куда делись его тесты Роршаха!

А он их искал.

Испытатель

Сутулый немолодой мужчина в джинсах и серой футболке выходит на дорогу. Упершись руками в колени, наклоняется, о чем-то думает.

Улицы словно вымерли. Кажется, еще вчера здесь кипела жизнь, звучали голоса, смех, шумели проезжающие автомобили; торговец газетами выкрикивал сенсационные заголовки; старая турчанка продавала с лотка горячую кукурузу, тараторя ее название на разных языках мира; ожидая своей очереди, возле ночного клуба веселилась молодежь.

Сейчас не осталось никого. Вчерашняя газета лежит на тротуаре, вульгарно раздвинув страницы, у ствола замершего дерева скучает кукурузный огрызок, не долетевший до мусорной урны. У входа в клуб вольготно расположились окурки, некоторые со следами яркой помады. Кристально чистый воздух ничем не выдает своего присутствия, даже не пытаясь заигрывать со страницами зазывно раскинувшейся газеты и листьями деревьев. Отличная работа, но что-то не так.

Ему кажется, что за ним наблюдают. Он идет по улице – широкой и прямой, обрамленной массивными тушами небоскребов – с запада на восток, и в глаза ему светит солнце нового дня. Пару раз он резко оглядывается, смотрит по сторонам, но видит только свое отражение и длинную до горизонта собственную тень.

Он глубоко вдыхает, расширяя легкие, замирает, прислушивается к себе и выдыхает, не чувствуя потоков исходящего воздуха. По инерции он продолжает дышать, так правильно, потому что мы живы, только пока дышим. Главное, не разучиться.