Где они все? (СИ) - Лучанинов Александр Сергеевич - Страница 26

Но Чип, хоть и родился в нищей семье и воспитывался агрессивным отцом алкоголиком, из бездонного барабана вселенской лотереи вместе с легким аутизмом вытянул выигрышный билет. Его «островок гениальности» был уникальным и единственным в своем роде, «островком гениальности» в «море гениев». В обмен на все неприятности в жизни он получил возможность с завидным постоянством угадывать ответы на вопросы любой сложности и направленности, иногда даже не слыша самих вопросов. Он получил сверхинтуицию.

Казалось бы, с таким даром можно было делать все, что душе угодно, обыгрывать казино, становиться Нобелевским лауреатом, да и просто припеваючи жить, но не стоит забывать, что Чип — особенный мальчуган. Он даже не представлял, что имеет в своем распоряжении такой уникальный и мощный инструмент. Ставя наугад галочки в очередном школьном тесте, он наивно полагал, что остальные дети поступают абсолютно так же, и, давая правильный ответ на вопрос по физике или математике, он не имел ни малейшего понятия о его правильности. Это было похоже на стрельбу вслепую, иногда он просто знал, что сказать и когда, вот и весь фокус.

Благодаря своей необычной способности Чип создавал впечатление парня среднего ума и до определенного момента не вызывал у учителей никаких подозрений по поводу уровня своего развития.

Одноклассников же так просто не одурачить. Дети — жестоки по своей природе, они нюхом чуют малейшие различия и хватаются за них с запалом голодного питбуля.

Среди сверстников Чип с первого класса прослыл «странным». Он всегда был сам по себе и на все попытки завести разговор шел с явной неохотой. А кому понравится вести беседу с человеком, который этого совсем не хочет? Естественно, дети начали отвешивать различные колкости и обидные шуточки в его адрес, но до физического насилия дело никогда не доходило. Чему-чему, а умению постоять за себя старина Билл своего сына научил.

Старый пикап остановился возле маленького одноэтажного домика без гаража. Две спальни, одна ванная и минимум комфорта за приемлемую цену, как раз то, что нужно для одинокого работяги с сыном.

Билл молча вышел из машины и побрел домой, Чип с видом провинившейся собачонки засеменил следом.

С тех пор как миссис Дуглас покинула семейное гнездышко в неизвестном направлении, а дед скоропостижно скончался от инсульта, не оставив в наследство ни копейки, Билл с трудом сводил концы с концами. Работа на автомобильном заводе давала стабильный, но небольшой доход. Хозяйство, за которым в основном следила жена, хирело и приходило в упадок. Дом требовал ремонта, на который не было ни времени, ни денег.

Все эти проблемы с каждым годом нарастали как снежный ком, что раскатывал для старины Билли ровную дорогу, по которой тот, в обнимку с бутылкой, бодро шагал к циррозу печени и белой горячке.

Чип зашел в дом и остановился на пороге. Он ожидал, что отец начнет порку незамедлительно, но, судя по звукам, доносившимся из кухни, тот был занят поисками чистого стакана. По всей видимости, хвататься за ремень на трезвую голову он не собирался, и у Чипа было в распоряжении еще как минимум часа полтора до экзекуции.

— Иди сюда! — вдруг послышалось из кухни.

Обычно Чип мог различить даже самые тонкие ноки раздражения или недовольства в голосе отца, но в этот раз такого и не требовалось. От этого строгого и сочащегося желчью «Иди сюда!» колени Чипа тут же превратились в неконтролируемые комки ваты. Его окатило холодным и липким чувством вины, вот только он никак не мог взять в толк, что же он сделал не так на этот раз.

Билл порылся в шкафчике для посуды, и не найдя чистого стакана не придумал ничего лучше, чем достать из раковины грязную чашку. Даже не потрудившись ее сполоснуть, он налил немного бурбона на самое дно, задумался, а затем решительно наполнил чашку до краев.

Чип практически бесшумно зашел на кухню и по привычке уставился на заляпанные пригородной грязью сапоги отца. Дуглас-младший заметил это, тяжело вздохнул и залпом осушил половину чашки.

Надежды старины Билли на хорошее, стабильное будущее рушились, словно небоскреб, опоры которого были взорваны с хирургической точностью, и его сын был тем человеком, который зажег фитиль.

Пару минут на кухне не происходило абсолютно ничего, попади туда какой-то незнакомый с ситуацией наблюдатель, он бы подумал, что это вовсе не люди, а восковые фигуры, замершие в причудливой инсталляции.

Билл Дуглас-младший молча пялился на сына и никак не мог сообразить, что же ему сейчас нужно делать, ведь к такому повороту событий нельзя подготовится заранее. А Чип скромно ждал своего наказания, причину которого не решался спросить.

— Особенный уход, значит? — наконец выдавил из себя Билл, повторяя слова школьного психолога, — Будет тебе особенный уход. Я из тебя все это дерьмо высокоутичное просто выбью.

Он одним глотком проглотил остатки бурбона, затем перехватил чашку поудобней, и швырнул ее прямо в голову сыну. Чип краем глаза заметил только замах, но рефлекторно пригнулся. Снаряд пролетел в опасной близости к своей цели, черкнулся о коротко стриженные волосы мальчишки и, попав в стену, разлетелся вдребезги.

Похожие приступы ярости у Билла случались регулярно, особенно когда он позволял себе опрокинуть лишнюю стопку спиртного, и, как правило, Чип терпел свои «наказания» или «жизненные уроки», как называл их отец, до конца, ведь если будешь сопротивляться неизбежному, то сделаешь себе только хуже. Но на этот раз все было совсем иначе, его особенный дар сверкнул молнией где-то в правом виске, и парень сорвался с места.

Особенность Чипа всегда являлась сама и без приглашения. Неутолимым желанием чихнуть она селилась под его правой височной костью, а затем постепенно рассасывалась по всему черепу, забивая размеренный ход мыслей какой-то одной навязчивой идеей, или озарением, если угодно. На этот короткий миг он познавал нечто удивительно глубокое и сложное, он познавал истину в ее кристально чистом, не замутненном лишними словами и мыслями, виде, но спустя пару секунд наваждение рассеивалось, и он снова превращался в старшеклассника, чей коэффициент умственного развития колеблется на грани отсталости.

Увернувшись от запущенной отцом чашки, Чип опять почувствовал это странное озарение, но на этот раз совсем иначе, что-то кардинально изменилось. Обычно, легкий, как касание пера, ветерок, подсказывавший ему правильные ответы во время школьных контрольных, сейчас показался ему голосом самого Зевса, громом, взывавшим к нему с небес, и среди раскатов этого грома он отчетливо расслышал: «Беги, если хочешь жить!»

Не видя ничего вокруг, Чип выскочил из дому, перебежал через дорогу и одним прыжком перемахнул через соседский сетчатый забор. Мистер и миссис Вачовски — люди рабочие и в такое время дня обычно дома не бывают, зато Бутч, их пес, как всегда здесь и как всегда на стороже.

Черный, коренастый ротвейлер учуял Чипа еще когда тот был на противоположной стороне улицы, но он и предположить не мог, что мальчишке станет наглости (или смелости) заявится к нему во двор, пока хозяев нет дома. Первые пару секунд Бутч пребывал в замешательстве, он посчитал, что раз уж человек, зная о том, что эта территория для него под запретом, все равно пробрался сюда, да еще и весь пропитанный запахом страха, то он непременно задумал какую-то хитрость, как обычно это любят делать люди. Но животная природа и застоявшаяся кровь, требовавшая действия, взяли верх над осторожностью пса, и он с диким лаем выскочил из своей конуры.

Чип знал, что во дворе мистера и миссис Вачовски его поджидала опасность похлеще кружки, летящей в лицо, но ничего не мог с собой поделать. Знание, взрывом возникшее у него в голове, вело его за собой, подобно ласкающим звукам свирели, манящей полчища крыс к обрыву.

Парень пересек соседский двор быстрее любого олимпийского бегуна на короткие дистанции, перескочил через забор, отделявший застроенный район от небольшой лесопосадки и, немного пропетляв между деревьями остановился.