Характерник. Трилогия (СИ) - Забусов Александр - Страница 93

Генерал прошелся вдоль окон, бросил взгляд на стул с высокой спинкой, обитый гобеленом, но усаживаться не стал. Встал напротив Сергея, встретился с взводным глазами. На миг позавидовал выправке подчиненного, его росту, молодости. Лично знал этого богатыря уже больше года, за все это время лейтенант ни разу не разочаровал его. Всегда собранный, подтянутый, во взгляде нет дурости, как впрочем, и веселья присущего возрасту. Любой приказ выполнял точно и в срок, а если нужно, то и поспорить может, но все по делу, не амбиций ради. Каких ребят война проявила!

— Короче, Сережа, местность на плацдарме ты изучил не хуже нашего начальника штаба. Он по карте, ты на брюхе. Людей подобрал себе боевых. Нужна качественная работа на той стороне фронта, так сказать, рабочий кураж. Срок выполнения — четырнадцать дней. За две недели, в полосе дивизии, за линией фронта, немцам спокойно житься не должно. Особое внимание уделить штабам частей, линиям связи, дорогам.

— Сделаем, товарищ генерал.

— Ты, лейтенант, делай поправку, что придется работать не в Польше. Не будет у тебя на территории Германии сочувствующих, и надеяться сможешь только на себя и своих солдат.

— Так я всю войну так и поступаю, поэтому и жив до сих пор.

— Детали обговоришь с Грозных. Все, что нароешь по состоянию немецких тылов, докладываешь по связи. Удачи тебе лейтенант!

Итак, Одер форсирован. Но положение на плацдарме тяжёлое. Наших здесь ещё очень мало. В ближайших лесах, деревнях, немцы накапливают силы и бросают их в контратаки, ежедневно пять — десять контратак с танками, с целью ликвидации плацдармов. Они хотят столкнуть советские части в реку, земля поднимается от разрывов снарядов, немецкие самолёты спускаются низко, поливают свинцом. В ходе войны немцы усовершенствовали оборону: укрепленные районы с большим количеством дотов и сооружений крепостного типа сочетались с приспособленными к обороне многочисленными фольварками с каменными постройками. Немцы провели тотальную мобилизацию в отряды фольксштурма. В них зачислялись все, способные держать оружие, от юнцов до седых стариков. Жесточайшей дисциплиной, запугиванием солдат вымыслами о «зверствах» русских, гитлеровцам удалось поднять боеспособность войск. И они сражались с ожесточением обреченных, которым нечего терять. Сейчас любой простой солдат понимает, что каждый его шаг к Берлину вызывает у врага звериную злобу, вынуждает цепляться за каждый метр земли.

Ночь. В воздухе вспыхивают вражеские ракеты и гаснут; на минуту из мрака возникнет река и снова исчезнет. Проскрипит шестиствольный миномёт, ударят дальнобойные орудия, пулемёт прорежет смертельным огнём темноту — всё сливается в привычный фронтовой гул. Сырая низина. Копнёшь на два штыка, и уже выступает вода. Позади осталась полоска земли шириной в один километр по берегу реки — сам плацдарм. Почти весна, на немецкой земле, грязь такая, что ног не вытянешь. По правую сторону маленький посёлок, домиков пятнадцать, да ещё несколько отдельных домишек на совершенно открытой ровной местности, все зияют черными провалами окон. Маскхалаты уже и не белые и не черные, они грязные, как и местность, по которой проходят охотники. Почти просочились, состояния «слоеного пирога» здесь нет, так что если нарвутся на кого, это мог быть только враг.

В пяти километрах от передовой чуть не наткнулись на неприятеля. Из леса колонной вышли немецкие танки, перемалывая траками мягкую как пластилин землю, развернулись в цепь и только прошли краем, в считанных метрах то залегших в стерне разведчиков.

Снова повезло! Ребята давно приметили, что рядом с командиром чувствуешь себя если и не в безопасности, то, во всяком случае, защищенным от глупых смертей и неудач. В подразделениях разведки других дивизий процент смертности в поисках, убийственный. Редко кто полгода тянет лямку, а у Шамана, как прозвали Котова с легкой руки Тунгуса, парни второй год будто заговоренные. Может и так! Треть команды охотников когда-то, при освобождении Донбасса, погостила в интересном селении, где дедок, местный председатель, а по совместительству еще и ведун или колдун, кто его разберет, кто он на самом деле, заговорил бойцов от смерти, и обереги на шею повесил. Все кто там был, хранят эти вышитые матерчатые кружочки пуще глаз, а воюют так, что у всех ордена да медали на груди скоро вешать некуда будет. До Берлина еще не дошли, а у сержанта Селезнева уже три «Славы». Ну, этот-то хоть изредка надевает «иконостас», а вот на гимнастерке Шамана никто никогда даже медальки сраной не видел. Очередную награду получит, придет к ротному старшине, которого когда-то давно правдами и не правдами перетащил к себе из штрафной роты, скажет: «Семеныч, кинь до кучи».

И снова забудет про регалии. Грозных пару раз даже замечания на этот счет делал. Котов отмолчался, на этом все и закончилось. Может ротный, капитан Захаров, чего сказал? Он на Котова почитай, что не молится. Лодейникова отвлек от мыслей негромкий голос командира отделения, Тихона Иванова, он же в просторечье — Тунгус:

— Боец, ворон считаете? Под ноги смотреть!

Тунгус воевал давно, никогда не шутил, любил уставной язык, в поиске был строгий, сосредоточенный, а Лодейников с первого дня во взводе к службе относился легко, весело, как будто он родился на войне. Вот и приходилось Иванову постоянно одергивать зарвавшегося разгильдяя. О чем, этот молодой лось думает, спотыкаясь через шаг? Им еще шагать, по меньшей мере, километров пятнадцать.

— Селезень, Тунгус, Кенарь, — не придерживаясь голосовой маскировки, позвал лейтенант командиров отделений. — Пока неподалеку от леса, надо бы его проверить. С чего это танки в нем хоронились?

Сменили первоначальный маршрут, как оказалось не зря. Передовой дозор, бойцы старшего сержанта Канарейкина, доложили о базе горючего. Автоцистерны кучно стояли бампер к бамперу по центру лесной просеки, по обеим сторонам импровизированной заправки, урча двигателями, заправлялись танки, численностью до батальона. Хоть и не были выставлены посты, к самим цистернам фиг подберешься. Несмотря на ночь, танкисты, словно муравьи в муравейнике копошились у своих железных монстров, громко разговаривали, ругались, смеялись. Еще минут сорок и тридцать танков выдвинется к одному из участков передовой, а это сотни смертей советских людей, сотни похоронок родным перед самой победой, перед концом войны. Что можно предпринять? Своим глазом окинув обстановку, командир решил не окружать базу. Танкисты не пехота, перекрыть им дорогу для маневра и они станут беспомощные как кутята.

— Воскобойников!

— Я.

— Сколько с собой тащишь противотанковых мин?

— Так тяжелые они.

— Что? Совсем нет?

— Та не! Нас саперов в группе пятеро, вот по одной на брата и несем.

— Ай, маладэс! Ой, ты мой сладкий!

Было видно, как поднялось настроение взводного. Даже шутит. Вдруг, в одночасье посуровев, поставил задачу командиру саперов:

— Соблюдая максимум осторожности, со своими саперами, «мухой» выдвигаешься в голову колонны. Скрытно подползаете на минимально доступное расстояние до танковой колонны, и выставляете мины по колеям, а также правее и левее от них. Ясно?

— Так точно!

— Времени тебе, тридцать минут. Выставишь и съё…й со своим кагалом от мест постановки, метров за пятьсот. Ждешь, пока мы освободимся. Действуй, твое время пошло.

Саперы растворились в промозглой ночи, лишь потревожив ветки сосен у основания крон.

— Так, отцы-командиры, теперь разберемся с вами. Селезнев, возьмешь самых крепких восемь человек, пусть народ сбросится каждому по противотанковой гранате, это значит, у вас будет по две на брата, по сигналу рванете к хвосту колонны. Забросаете и танки и наливники.

— Есть, понял!

— Канарейкин, на тебе огневая поддержка из пулеметов и автоматов, расставишь людей полукругом в хвосте.

— Ясно.

— Тунгус, сейчас темно, но когда все это будет гореть, проведешь со снайперами сопровождение. Смотри, от тебя зависит, возьмет ли кто командование всем предстоящим бардаком.