Характерник. Трилогия (СИ) - Забусов Александр - Страница 87

Подползти на минимальное расстояние, а потом «на ура», атаковать мост? Ребят жалко! Если не все, то половина точно, как взводный сказал, костьми ляжет. Оно надо? Вот и выходит, хоть круть верть, хоть верть круть, а придется ему поработать дедовским способом. Охо-хо! Вернутся, задолбится оправдываться. Что, да как так, да почему? А, объясни. Охо-хо! Скосил взгляд на Захарова. Тот начинал по-взрослому нервничать. Что, Данила-мастер, не выходит каменный цветок? Вот, то-то и оно, что придется ему. Убрал из голоса официальный тон:

— Слышь, лейтенант? Не придумаешь тут ничего. Немцы не дураки, понимают значение объекта. Давай попробую я с Селезнем, ну и еще с кем, третьим, кого назначишь сам, эту байду на воздух поднять. Только тот, кто пойдет, должен быть храбрым, но не безбашенным, и маловпечатлительным, не эмоциональным. Я пока твоих людей не знаю.

Лейтенант с интересом воспринял сказанное старшиной.

— Человек есть. Как ты собрался мост рвать? Это мне не понятно.

— Прадед у меня из казаков, в своей станице ведуном да знахарем был. Вот и меня научил, людям глаз отводить. Если согласен, то незаметно подберемся, да и взорвем проклятый мост.

— Дело хорошее, но не верю я в эти сказки.

— Да ты сам-то не верь! Ты согласись на предложение, да бойца нужного предоставь. Дальше дело за мной.

— Так я сам с тобой пойду.

— Э-э, нет. У тебя мысли через край прут, не удержу их, засыплемся. Ты мне флегму дай, так, чтоб все ему до п…ды было, но, чтоб не трусил. С Селезневым я работал уже, мне он понятен, как патрон в автомате. Так, Селезень?

— Ага.

— Со мной на дело пойдешь?

— Так точно, — осклабился, лежавший под боком моряк.

— Остахов, — шепотом позвал Захаров сержанта. — Разбуди Тунгуса.

Представителя одного из северных народов, чаще всего использовавшегося во взводе в роли снайпера, ефрейтора с русской фамилией Иванов, и с именем Тихон, по причине узких глаз, округлого лица, кривых кавалерийских ног и спокойного, до тошноты рассудительного характера, народ во взводе прозвал Тунгусом.

Отведя в лесопосадку обоих подопечных, Сережка усадил их на землю перед собой.

— Вот, что, орлы, сейчас мы с вами тихо навьючимся, как верблюды, взрывчаткой. Выстроимся в полный рост в колонну, и спокойным медленным шагом, необращая внимание на часовых и патрулей, на то, что бы ни происходило вокруг, двинемся на мост. Селезень, ты все время следования и закладки должен будешь думать только о женщинах, твоей любимой копченой колбасе, выпивке, в конце концов, но, никак не о немцах, не о войне, и не об этом бл…ском мосте. Ясно? Сможешь?

— Постараюсь.

— Мало постараться, надо сделать, отвлечься от момента происходящего действия. Тихон, тебя тоже это касается. Думай о доме, о семье. Смотри только в спину Селезневу. Пока вы рядом со мной, никто вас увидеть не сможет, зарубите себе на носу.

— Да, ты никак шаман, командир? — задал вопрос Тунгус.

— Он самый. Ну, готовы? Тогда идем.

Молодой, не верящий ни в черта, ни в бога, командир поисковой партии, Леха Захаров, только перед самым началом войны закончивший десять классов школы в городе Омске, вместе с подчиненными наблюдал, как на троих сумасшедших, вознамерившихся таким нетривиальным способом взорвать мост, навьючивают вещевые мешки. Может пока не поздно, отменить весь этот балаган? Атаковать объект, и будь, что будет!? Ох, подставит его старшина! Ну, не может быть такого, чтобы сразу троих людей, идущих открыто, и не заметил никто!

Уходившие, выстроились в одну колонну. Спокойным, тихим шагом выдвинулись к насыпи. Когда вышли из зарослей кустарника, все присутствующие вдруг осознали, люди растворились в воздухе, прямо у них перед глазами. Ну, старшина дает! Рот взводного непроизвольно открылся, глаза вылезли из орбит. Не может быть! Месяц и звезды освещали пустоту железной дороги, освещали то место, где должны по идее находиться старшина с разведчиками.

Шли неторопливо, подошвами наступали на дерево шпал, пахнувших криазотом. Какое там могло быть воспоминание копченой колбасы, если убойный запах криазота вышибал даже мысли о ее запахе. Андрюха, вечно недоедавший в детские годы, выпустил мысли о еде. Вспомнился дом, их деревня на берегу Волги, маманька, всегда ласковая и нежная с ними, его братьями и сестрами. Рано ушла в царство небесное. Отец, отроду богатырь, вся их порода такая, у мужиков силищи девать некуда. После смерти матери, спился. Замерз зимой. Нашли его утром, когда тело в ледышку превратилось уже. Не все мальцы выжили, голодно было в Поволжье. Спасибо Советской Власти, подобрала, не дала сдохнуть. Детский дом, потом завод в Сталинграде, призыв на флот. Вот действительно где хорошо жилось, чувствовал себя как рыба в воде. Война. Нет! Старшина запретил думать про нее. Та-ак, ага, девушки! Ну, что, с девушками тоже все было…

Сергей прошел в двух шагах от скучающего часового, державшего винтовку на ремне через плечо, облокотившегося на поручень железного перила моста. Тот даже не повернулся в их сторону, так и стоял, глядя в искрившиеся воды текущей реки. Где-то под берегом, рядом с камышами гуляла рыба, ее плеск отчетливо доходил до ушей немца и он от скуки присматривался и к ночной темноте камышовых зарослей. Не спал и дежурный расчет у зениток. Те отводили душу разговором. Вспоминали, как на рождество пили глинтвейн на центральной ратуше Веймара, как было весело, а какой-то Карл, выпив больше меры, угощал тюрингскими колбасками девушек, надеясь на продолжение знакомства, где-нибудь в тепле. Ха-ха, наивный! Не обломилось, зря деньги потратил на этих вертихвосток!

— Стой! — прошептал приказ старшина. — Не обращайте внимания ни на что. Селезень, обвязывай Тунгуса веревкой под мышками. Молодец, не отвлекайся, спускай его вниз. Тунгус, как закрепишься внизу, освободишься от веревки. Будешь принимать мешки. Взрывчатку впихиваешь в технологические отверстия фермы. Когда закончишь, подожжешь бикфордов шнур.

— Есть, сделаю!

— Парни, спокойно. Время у нас имеется.

Потянулись минуты. Работа кипела. Селезнев словно и не ощущал тяжести вещевых мешков, для этого слона, пуд все равно, что для Тунгуса килограмм. Сергей не принимал участия в закладке, контролировал ситуацию. Пот потек градом по лицу. Сразу понял, что Селезнев переключил мысли на действительность. А тут еще и патруль, нарисовавшийся на противоположной оконечности моста, прибавил в голову амбала посторонних мыслей.

— Ссука, о чем ты думаешь мудак?

— Так, это…

Тунгус снизу подергал веревку. Селезнев отвлекся, и сразу полегчало. Двое патрульных вступили на мост, шли прямиком к часовому, скорее всего с намерением совместно перекурить и полялякать. Над перилами показалась голова тунгуса, да так не вовремя. Заметив в десяти шагах патрульных, коренной житель севера сразу забыл о всех договоренностях, перекинув из-за спины ППШа, и прямо из-за перил дал очередь по ним. Контакт потерян. Сергей выстрелом свалил часового.

— Шнур зажег?

— Горит.

— Валим!

Захаров, все это время наблюдавший за мостом, увидеть ничего не мог. Казалось, что там вовсе ничего не происходит. Вдруг все трое разведчиков в одночасье проявились, на самом мосту началась стрельба. Весь взвод в полном составе лежал на позиции наблюдения.

— Вперед! Поможем своим! Урра-а!

Разведчики выскочили из укрытия, бросились к насыпи. В один миг темнота проснулась. Фашисты осветили местность прожектором, ожили пулеметы левобережного ДЗОТа. Ураганный огонь расплескал свинец по пристрелянной местности. Стреляли разрывными пулями. Многие были сразу скошены огнем, среди ребят раздались стоны.

«Ой, дурр-рак!»

Пронеслось в голове у Котова.

«Молодой дурак. Людей костьми положил, как и думал!»

При отходе с моста, почти кубарем скатился с насыпи под самую дверь ДЗОТа, рванув ее на себя, забросил внутрь две наступательные гранаты, заставил заткнуться дежуривших пулеметчиков. За спиной прогремел еще один взрыв. Это Селезень с безвольным телом Тунгуса на плече, пробегая мимо, разобрался с расчетом зенитки.