Характерник. Трилогия (СИ) - Забусов Александр - Страница 81

«Мать моя женщина! Где же ты Могила? С какого перепугу, молчит твой «Горюнов»?

И словно в ответ на безмолвный вопрос, из-за спины по пулеметам фашистов застрочили наши пулеметы. А ведь такая дуэль может и затянуться, а солдаты так и будут лежать. Скоро оклемаются немцы в траншеях, подтянут из глубины обороны подкрепление, дадут просраться так, что мама не горюй!

Сергей подхватился на ноги, метнулся к немецкому брустверу. Второй ряд колючей проволоки устоял. Чувствуя, как его белую «попону» дырявят пули, свои и чужие, выдернул из противогазной сумки кусачки, под огнем прощелкал пролет, упал в снег и отполз правее.

«Помолюся Господу Богу, всемогущему, пресвятой пречистой Деве Марии и Троице святой единой и всем святым тайнам. Будьте казаку Неждану до помощи! В худой час призрачный лунный лик светит с небосвода. Выйду я в поле, сдерну лунное полотно, да наброшу на себя…»

Между двух немецких солдат, стреляющих по залегшей роте, с разбегу перепрыгнув на противоположную сторону окопа, остановился. Сорвав стопорное кольцо, бросил РГ-42 в окоп, туда, где находилась ближайшая пулеметная точка. Не дожидаясь взрыва, метнулся к следующему пулемету, удерживавшему атаку. Взрыв за спиной и пулемет заглох. Бросок гранаты, скачками дальше. Взрыв. Снова бросок. Граната последняя, больше нет. Лунной тенью мелькнул за спинами фашистов и экономными очередями в эти спины, стал выключать из списков живых, всех до кого мог дотянуться.

— Ур-ра! — вырвалось из глотки.

Штрафная рота, словно хищник почуявший возможность вырваться из места обложенного флажками, поднялась в атаку.

— Ур-ра-а!

Волна энергии выплеснулась наружу, бойцы вломились в окопы, стреляя и круша все на пути, в рукопашной добивая остатки живой силы противника. В сером мареве можно было разобрать, что эйфория боя еще не сошла с лиц людей.

— Живы, гражданин старшина? — зубоскаля, спросил вывернувший из-за поворота траншеи Архипов.

— Жив. Ротного видел?

— Там он, — солдат махнул рукой в сторону, откуда пришел. — Метров через сто.

— Найди Файнберга, передай приказ. Взводу занимать окопы, обживаться. Пусть разберется с потерями, раненых в тыл. Я к ротному.

— Есть, гражданин старшина.

Штрафники, между тем, вовсю хозяйничали в траншеях, подчищали проходы от дохлых оккупантов, шебуршили в боеприпасах, искали в блиндажах жратву. Сергей издали увидал, как Демидов выпустил в небо ракету красного огня.

— Котов, рад, что жив. Думал тебе амбец пришел, когда колючку резал. Как у тебя?

Было видно, что ротный доволен, естественно и настроение у него соответствующее.

— Нормально. Пришел получить дальнейшую задачу.

Майор отмахнулся.

— Ай, брось! Какая там задача? Мы свое дело сделали. Сейчас полк по нашим следам пойдет в атаку. Короче, закрепляйся пока на этих позициях.

— Понял.

— Рапортом доложишь о потерях.

— Есть.

А, ничего-то и не кончилось. Стрелковый полк, частично посаженный десантом на танки, прошел через окопы занятые штрафниками, развернулся в боевые порядки перед второй линией немецкой обороны, завязал бой. Артиллерия с обеих сторон неистовствовала. От небольшой степной деревеньки Вилки, в процессе боя, редко где остались даже печные трубы. Контрудар частей вермахта был настолько тяжелым, что потери в полку были существенные. Не зная карт минных полей, танки горели как спичечные коробки. К полудню военная машина Германии раскочегарилась на полную мощность, полк, понеся потери, отошел, оставив разбираться с противником штрафников.

В окопах появился капитан Гудыма. Он шел, пригибаясь при взрывах артиллерийских снарядов, вспахивавших позиции роты, аппендицитом вцепившейся в клочок, отвоеванной русской земли.

— Не дрейфь, хлопчики! Нам бы только до ночи продержаться. Ночью немаки не воюют, а там на нашу смену командование строевые части пришлет.

— Гражданин капитан, а как сегодня с кормежкой быть? Несподручно на голодное брюхо воевать.

— Не боись Пряхин, вечером наешься. Обещаю. Да оно голодному, как ты выразился, и сподручней, злее будешь. А, ежели в живот ранят, так хоть выжить сможешь.

— Ой, спасибочки, гражданин капитан, утешили. Теперь хоть буду знать, для чего меня покормить забыли.

Долбежка ослабла, что там задумал немец, пока никто не знал. На доклад Котова, замполит отмахнулся.

— Как настроение бойцов, старшина?

— Нормально. Готовы к торжественной встрече. Сейчас долбежка окончательно закончится, и полезут гости.

— Это ясно. Мы им тут как бельмо в глазу. Сколько, говоришь, во взводе бойцов?

— Двадцать три души. Из них двое получили сравнительно легкие ранения, но в тыл уходить отказались.

— Вечером списки на представление к наградам составишь.

— Составлю.

— Держись, старшина. Зубы сцепи и держись.

— Я буду стараться.

— Что?

— Ну, в смысле, есть, товарищ капитан. А, что нам остается делать.

Позади штрафников оставался лишь заградительный отряд, подчиненный армейскому командованию, обычно он использовался не только как заслон для отступающих частей, но и как важнейший резерв для непосредственного ведения боевых действий, при уничтожении десантов, сброшенных в тыл. Сразу после немецкой артподготовки, в траншеи роты ссыпались подразделения пехотной части, перебежками добравшиеся к ним на усиление. Теперь-то Сергей знал, что заградительные отряды не только выступали в роли заслона, препятствовавшего проникновению в тыл дезертиров, паникеров, немецкой агентуры, не только возвращали на передовую отставших от своих частей военнослужащих, но и сами вели непосредственные боевые действия с противником.

От немецких позиций четыре километра по-прямой. Немцы полезли. Полезли стандартно, такой боевой порядок старшина уже видел под Новороссийском, называется он у них, «панцэркэйл» — «танковый клин». Он действительно, представляет собой клин, на его острие двигались тяжелые танки, которые должны были прорывать оборону русских. На флангах клина уступами шли средние и легкие танки. За клином двигалась вооруженная пулеметами и автоматами пехота. Еще со времен князя Александра Невского, такой порядок немецкой атаки, русичи прозвали — «атака свиньей». Страх брал людей от вида рычащего, грохочущего, ревущего, ползущего к ним по заснеженному полю, «железного чудовища», выставившего острие своего «рыла» как раз напротив обороны штрафной роты. Из жерл танковых орудий вырвались первые залпы, поднимая в расположении штрафников на воздух ошметки мерзлой земли напополам со снежной канителью. Над позициями пошел лаптями снег, мороз ущух, стал терпимей.

— Приготовиться к отражению танковой атаки! — пробираясь по траншее, командовал Котов. — Могила, Редкозуб, будете отсекать пехоту. Командирам отделений, взять под контроль работу ПТРщиков. Все путем, славяне, выдюжим! Главное не бежать назад сломя голову — погибнешь. Родина ждет от каждого из нас подвига, так не будем ее расстраивать.

Все приготовились, все замерли, глотая с холодным воздухом последние секунды перед схваткой. Гул нарастал, ожидание становилось невыносимым. Рядом с Сергеем на бруствер прилег чужой лейтенант, наверное, его возраста.

— Ты здесь взводный?

— Я.

— Вместе воевать будем. Я, Саша.

— Серега.

— Давно воюешь?

— С самого начала.

— А у меня первый бой.

— Страшно?

— Н-незнаю, наверное.

— Не переживай, Бог даст, справимся.

— А, есть он, вообще?

— Есть, не сомневайся.

Короткие, рубленые фразы, указывали на волнение молодого офицера, а близость такого же взводного как он сам, провоевавшего два года, успокаивали, вселяли веру в то, что в любых передрягах можно выжить.

— Приготовиться!

Где-то на фланге началась стрельба.

— Могила, отсекай пехоту!

— Ду-ду-ду-ду!

Застучали пулеметы, и не только штатные, но и трофейные МГ, к ним присоединились пулеметы заградотрядников.

— Экономно, мать вашу так! Беречь патроны, нам здесь не умирать нужно, а воевать еще долго придется. Стрелкам спрятаться по норам, нечего фрицам бошки подставлять. Ваше время еще не пришло, сдрыснули на дно окопов! Работают только пулеметчики!