Открывая новые страницы...
(Международные вопросы: события и люди) - Попов Н. С. - Страница 27

Даже если допустить, что Гитлер в конечном счете больше, чем СССР, выиграл от отсрочки столкновения с нашей страной, что не оправдался расчет Сталина на затяжную войну на Западе, все же и при таких допущениях пакт о ненападении от 23 августа 1939 года не может не рассматриваться как вынужденная, продиктованная Советскому Союзу конкретно-исторической обстановкой тех дней мера, единственная остававшаяся возможность избежать немедленного вовлечения в войну — на западе и востоке, причем, как знать, снова против объединенного фронта всех империалистических держав. С другой стороны, заключенный 28 сентября 1939 года «Договор о дружбе и границе» с Германией вызвал уже в то время и вызывает сейчас резкую «реакцию неприятия». Конечно, правильным было решение проводить размежевание с гитлеровцами по линии этнического раздела между районами с большинством собственно польского населения и районами проживания белорусов и украинцев. Однако квалифицировать такое размежевание как «границу» было, разумеется, неправомерным, даже учитывая ту тяжелую ситуацию, в которой Советский Союз в тот момент находился. Это, конечно, была грубая политическая ошибка. Прямым попранием ленинских норм советской внешней политики явилось содержавшееся в самом названии и тексте договора от 28 сентября обещание развивать «дружбу» с государством-агрессором, совершившим неспровоцированное нападение на Польшу. Ни с политической, ни с моральной точек зрения оправданий этому быть не может.

В ряде советских нот и заявлений, в том числе в речи В. М. Молотова в Верховном Совете СССР от 31 октября 1939 года, содержались оскорбительные для польского народа и польского государства положения; давалась ошибочная оценка характера войны польского народа с агрессором; без всякой нужды подписывались советско-германские заявления, пропагандировавшие «миролюбивые устремления» фашистской Германии; направлялись поздравления по случаю «побед немецкого оружия»; советская пропаганда занимала, мягко говоря, некорректную позицию в отношении военных неудач западных держав и трудностей Англии в ее единоборстве с агрессором.

Историкам еще предстоит детально изучить события тех лет, уточнить оценки решений и поступков участников.

Предотвратить трагедию нам не удалось. Почему? Ответы могут даваться разные, но одну из причин хотелось бы сейчас выделить. Мир един, и неразрывна взаимозависимость государств, какими бы могущественными и влиятельными они себя ни считали. Мир был взаимозависим уже тогда, в 1939 году, и именно поэтому попытки наших будущих союзников по антигитлеровской коалиции строить свою безопасность на эгоистических началах «умиротворения» агрессора за счет безопасности других стран и тем более при этом играть с огнем окончились мировым пожаром. В нынешнем ядерном мире взаимозависимость многократно возросла. Сегодня тем более невозможно обеспечить собственную безопасность в ущерб безопасности других, не рискуя вызвать пожар ядерный. Именно в этом и заключается главный урок, который мы должны извлечь из событий кануна второй мировой войны.

Д. А. Волкогонов[28]

Накануне Великой Отечественной…

Полог самой короткой ночи накрыл столицу. Трудовая Москва тревожно спала. Лишь кое-где, в зданиях наркоматов, доме Генштаба, огромной коробке на Лубянке, сквозь зашторенные окна пробивались слабые блики света. Политбюро, наркомы, военное руководство, как всегда, бодрствовали. И. В. Сталин после нескольких совещаний с военными уехал на дачу раньше обычного, где-то около двух часов ночи. Перед этим он еще раз обсуждал с Молотовым ситуацию на границе. Она была грозной, но тем не менее оба надеялись, что худшего не произойдет.

В последние два месяца накануне войны Сталину поступило много сообщений, сигналов, информации о прямой подготовке Германии к нападению на СССР. Предупреждения шли по линии разведки, дипломатов, друзей Советского Союза. Когда отрывочные сведения в конце концов выстроились в грозный ряд, Сталин, посоветовавшись с Молотовым, решил проверить реакцию Берлина на эти факты. В качестве зондажа было решено подготовить Заявление ТАСС с прозрачными упреками в отношении соблюдения Германией условий пакта. 14 июня заявление, которое фактически призывало Германию приступить к новым переговорам по вопросам двусторонних отношений, было опубликовано.

В этот же день Гитлер, уже зная о заявлении, провел с командующими группами армий, армиями последнее совещание по практической реализации плана «Барбаросса». Гитлеру докладывали, что с 22 мая железные дороги Германии переведены на график ускоренного движения и сосредоточение войск будет закончено 19 июня, что соединения ВВС первого удара расположены на аэродромах западнее Вислы и к вечеру 21-го они одиночными самолетами на малой высоте перебазируются на аэродромы вблизи границ СССР… После проверки готовности к нападению и уточнения деталей было внесено в план лишь одно небольшое изменение: начало нападения перенести с 3.30 на 3.00 22 июня.

Сталин и Молотов полагали, что если Берлин согласится на переговоры, то их можно было бы затянуть на месяц-полтора, и этим фактически был бы снят вопрос нападения в этом году. Сталин не без основания полагал, что в конце лета, тем более осенью Гитлер не решится начать войну. А это бы означало, что СССР получил еще семь — десять месяцев для подготовки страны к отпору. В документе ТАСС миротворчески говорилось, что «Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы…». Позже, после войны, кое-кто из ответственных работников, объясняя появление этого странного «заявления», представлял его обычным «дипломатическим зондажем». Допустим, что это и так: зондаж потенциального противника. Но это же заявление читали и миллионы советских людей, весь личный состав армии и флота! Если такой зондаж был необходим, почему бы по служебным каналам не сориентировать руководство приграничных военных округов?

В Москве ждали реакции Берлина. Но приходящие шифротелеграммы из советского посольства говорили: официальные круги полностью уклонились от ответа на заявление. Была направлена нота по поводу нарушения самолетом люфтваффе госграницы. Берлин не реагировал. Тогда советский нарком пригласил германского посла с просьбой объяснить отношение Берлина к поднятым в Заявлении ТАСС вопросам. Одновременно советский посол пытался добиться аудиенции у Риббентропа в столице Германии. Напрасно! Выбор в Берлине был сделан. День «икс» наступал. Ни Сталин, ни Молотов, тщетно пытавшиеся в последние дни перед страшным нашествием услышать из Берлина, что это «недоразумение», не знали, что Гитлер вечером, накануне вторжения, написал доверительное письмо Муссолини «о планах ликвидации России». Вот выдержка из этого документа:

«Дуче!

Я пишу Вам это письмо в тот момент, когда длившиеся месяцами тяжелые раздумья, а также вечное нервное выжидание закончилось принятием самого трудного в моей жизни решения… Что касается борьбы на Востоке, дуче, то она определенно будет тяжелой. Но я ни на секунду не сомневаюсь в крупном успехе. Если бы я даже вынужден был к концу этого года оставить в России 60 или 70 дивизий, то все же это будет только часть тех сил, которые я должен сейчас постоянно держать на восточной границе.

Я чувствую себя внутренне снова свободным, после того как пришел к этому решению…»

Дверь войны по мере ее приближения открывалась все шире и шире. К началу нашествия она была гигантской: от Ледовитого океана до Черного моря. Запереть ее наглухо уже было невозможно. Но Сталин до последнего момента надеялся на свою прозорливость и пророчество. Еще за месяц до начала войны в узком кругу он сказал:

— Пожалуй, в мае будущего года столкновение станет неизбежным.

Сталин, уповая на свою уверенность в том, что войну удастся отодвинуть, тем не менее последние месяцы перед войной уделял военным вопросам львиную долю своего времени. Так, в соответствии со специальной директивой Генерального штаба после совещания у Сталина началось выдвижение объединений и соединений из внутренних округов в приграничные (16, 19, 20, 21, 22-я армии). В соответствии с постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 21 июня 1941 года большая часть объединений должна была составить группу резерва Главного Командования. Но было уже поздно.