Благовест с Амура - Федотов Станислав Петрович - Страница 113

Деятельность отдела не входила у генерал-губернатора в число приоритетных, но ему нравилось ей покровительствовать, и он охотно поддерживал не только словами, но, по возможности, и деньгами, планы отдела по развитию Восточной Сибири, поскольку они совпадали с его собственными. Содействие Муравьева снаряжению экспедиции Маака состояло в том, что он подвигнул на ее финансирование золотопромышленника Степана Федоровича Соловьева, пожертвовавшего на цели изучения Приамурья полпуда золота.

Земли Нижнего Амура были вдоль и поперек исхожены участниками экспедиции Невельского, которые не только открывали и наносили на карту дотоле неведомые реки, горы, озера и населенные пункты, но и собирали первичные сведения по этнографии, флоре, фауне и скрытым в земле полезным ископаемым — конечно, исходя из практических задач первопроходцев и первоосвоителей. Теперь же пришла очередь истинно научных изысканий и описаний, которые, естественно, важны и сами по себе, поскольку обогащали науку, но также необходимы были для практического применения теми же переселенцами, призванными закрепить присутствие России на этих землях.

А переселенцам в этом сплаве досталось трудностей и даже бедствий, наверное, больше всех. Почти пятьсот человек разместились на 12 баржах, на каждой был свой староста. Из Кындызыка в переселенцы попали всего три семьи, но Ярофей Харитонов по единодушному признанию стал старостой на своей барже, и его судно, единственное из каравана, прошло до Мариинского поста без происшествий. Старостой его избрали и новосельцы Богородского, основанного при впадении в Амур реки Тенджи.

На нескольких баржах везли скот, а на двух — сено, 7000 пудов. Сено запасли, предполагая сплавляться с наименьшим количеством остановок, однако — не получилось. Течение Шилки этой весной было необычайно быстрым, настоящий водохлест, и столь же быстро падал уровень воды. Баржи крутило и сажало на мель с удручающей регулярностью. Гребцы на лодках с сеном, развозя его по баржам, стоящим на мели, часто не могли противостоять течению, скот оставался некормленым и начал погибать. Поэтому, выйдя с Шилки на Амур, где течение было много спокойнее, а вода выше, стали останавливаться на кормежку, выпуская скот на молодую травку. Тем не менее по приходе в Мариинское не досчитались 280 голов коров, быков и лошадей.

Но на переселенцев обрушилось еще одно, совсем уже страшное, бедствие: на пятый или шестой день плавания среди них появился тиф и, несмотря на усилия врача и двух фельдшеров, распространился по всем переселенческим судам. Казалось бы, предусмотрели всё: баржи имели крыши от дождя, хотя весна выдалась сухой и теплой; горячая мясная пища, свежие овощи, чай и порция водки были ежедневно нормой, а не исключением; старосты следили за гигиеной, — и все-таки люди болели и даже умирали. За время путешествия умерли двое — мужчина и женщина, правда, как бы взамен, родились четверо детей.

Тринадцатого июня переселенцы прибыли в Мариинский пост. Генерал-губернатор лично указал на карте места, где следовало основать русские села, но ему осмелился возразить юный Волконский:

— Ваше превосходительство, позвольте, я проеду по выбранным местам со стариками-земледельцами? Пусть они определят их пригодность для заселения и хозяйства.

— Ты не доверяешь моему выбору? — неприятно удивился Муравьев. — Я Нижний Амур уже несколько раз проехал туда и обратно.

— Вряд ли вы смотрели на эти места как сельский житель, ваше превосходительство. Я на Аянском тракте лично убедился, сколько неудачных мест было выбрано пальцем на карте и сколько бед это принесло переселенцам. Но там выбирали, исходя из требований тракта, а здесь-то нас ничто не ограничивает. Пусть уж они сами решают, где им жить и хозяйствовать.

Муравьев подумал, оглянулся на Екатерину Николаевну, которая присутствовала при их разговоре — та улыбалась, одобрительно глядя на юного чиновника, — и махнул рукой:

— Ладно, бог с вами, обследуйте.

После знакомства с предложенными генерал-губернатором местностями старики одобрили только одно, остальные четыре выбрали сами. В результате заложили первые пять русских сел на трехсоткилометровом расстоянии от Мариинского до Николаевского поста: Иркутское (близ озера Иоме), Богородское, Михайловское (неподалеку от гиляцкой деревни Хильк; тут местность оказалась наиболее удобной для сельского хозяйства, ее заняли 25 семейств), Ново-Михайловское (пятью верстами ниже по течению Амура) и Сергиевское (на устье реки Личи, впадающей в Амур шестью верстами выше Николаевского поста).

Чтобы закончить историю мытарств первой партии переселенцев, скажем коротко. Поначалу они разместились в землянках, но сразу же начали рубить избы (благо леса вокруг хватало) и расчищать землю под огороды и пашни. Некоторые семьи успели посеять немного озимых. К осени избы у большинства были готовы; Михаил Сергеевич Волконский, которому было дано право распределять по семьям заготовленные предметы быта, сделал это, учитывая достаток каждой семьи и нужду в таких предметах. Столярные, кузнечные и слесарные инструменты раздавались только мастерам. Лошади, скот и прочая живность также распределялись с учетом количества рабочих рук, стариков и детей. Всего переселенцы получили 176 лошадей, 217 голов рогатого скота, 92 овцы и баранов и какое-то количество коз, свиней и домашней птицы.

Тиф не выпускал их из своих лап до следующей весны. Умерли оба фельдшера. Люди знающие говорили, что при переселении первое поколение всегда подвергается какой-либо эпидемии, и только второе начинает жить нормально.

В сентябре 1855 года Волконский передал своих «подопечных» под управление военного губернатора Завойко. Спустя некоторое время они хорошо укоренились и обжились, стали торговать с местным населением. Благодаря этим пионерам, Амур становился русской рекой: началось движение вверх и вниз по течению, появились склады провианта и казенного имущества. Это было удивительно для многих и не только в столице: шла война, в которой Россия терпела поражение; казалось бы, ей надо вести себя с соседними государствами куда как тихо и осторожно, а генерал-губернатор Восточной Сибири решительно проводит один сплав с войсками, второй — с войсками и переселенцами, и огромный Китай, имеющий с Россией пятитысячеверстную границу, испытывающий мощное давление Англии, молчит и принимает действия Муравьева как данность, тем самым обеспечивая им успех.

Видимо, в отношениях с Китаем только решительность и уверенность в своей правоте дают нужный результат.

Сплав по Амуру был для Екатерины Николаевны, а с ней и для Николая Николаевича вторым, можно сказать, после Лены медовым месяцем.

На плашкоуте для них оборудовали двухкомнатную каюту: одна комната была рабочим кабинетом генерал-губернатора, другая — спальней «новобрачных». Они и чувствовали себя молодоженами, почти каждую ночь, во время записного отдыха Николя, находя время для любви. Конечно, не было уже прежней бурной восторженности друг другом — страсть сменилась тихим утверждением нежности и ласки.

Но это не мешало «новобрачному» в другое время быть строгим генерал-губернатором, командующим своей партией сплава. Не забывал он также о поручении императора вести пограничные переговоры с китайцами. Нессельроде попытался навязать новому государю свое мнение по этому вопросу: мол, Китай воспользуется неудачами России в Восточной войне и силой воспрепятствует закреплению русских на Амуре, — однако Александр Николаевич хорошо запомнил отцовское кредо о поднятом русском флаге и в письме Муравьеву подтвердил наказ Николая Павловича. Генерал на эту тему не раз вел беседы-совещания со своими дипломатами Свербеевым и Сычевским, причем опирался больше на опыт Епифания Ивановича, своего ровесника, прослужившего много лет на российско-китайской границе, в Троицкосавске.

— Как вести переговоры — вот главный вопрос, — сказал Николай Николаевич. — О чем — понятно: сделать Амур пограничной рекой, а вот каких убедить добровольно отказаться от левого берега?