Благовест с Амура - Федотов Станислав Петрович - Страница 1

Станислав Федотов

Благовест с Амура

От автора

Этот роман мог никогда не появиться.

Но однажды мы сидели с амурским писателем Валентином Крыловым в одном из пивбаров Благовещенска, и в промежутке между кружками пива он вдруг предложил:

— А давай вместе напишем киносценарий про Муравьева-Амурского?

— Давай, — легкомысленно согласился я.

Мы засели на два месяца за рабочий стол и написали 170 страниц текста — кинороман в двух частях «Восточная империя». С чем и отправились в Москву.

Продюсерская фирма «Фора-М» заинтересовалась нашим опусом, но сразу же встал вопрос финансирования. Дело было в 1999 году, еще не затихли страсти по дефолту, и 7–8 миллионов долларов, необходимых (в то время) для производства фильма, найти оказалось весьма непросто. Фирма сделала нам «удостоверение национального фильма», с которым можно было рассчитывать на государственную финансовую поддержку, но лишь после того как найдутся начальные деньги. А их у фирмы не было. У нас, разумеется, тоже.

Нечто подобное произошло и на «Мосфильме». Там нашелся режиссер, пожелавший картину поставить, нашлась и студия, но…

И так далее.

Вернулись мы в Благовещенск несолоно хлебавши, с рукописью в кармане. Полтора года писали письма в разные инстанции, разным авторитетным людям, вплоть до самых высоких. Ответа, как правило, не было.

Крылов умер. Я еще какое-то время потолкался в крепко запертые двери административных и финансовых «тузов» — везде было глухо. А я уже всерьез «заболел» Муравьевым-Амурским, был глубоко в теме, и пришлось взяться за роман.

Разумеется, в свое время я читал замечательные произведения Николая Задорнова о капитане Невельском и его сподвижниках, но в них Муравьев-Амурский шел вторым планом. Теперь — изменилось время, изменились некоторые оценки событий и личностей, и мне показалось, что можно, а главное — нужно, по-новому взглянуть на героев того времени.

Роман — не киносценарий, это совершенно другое произведение. Конечно, исторические факты те же, как реперные точки, но события между ними — плод фантазии автора, и нередко их объяснение — иное. То же — и с историческими фигурами, а выдуманные персонажи — полностью на совести автора.

Роман занял у меня четыре года, но это было время непрерывной работы, а что может быть лучше? И я благодарен Валентину Крылову за то, что он втянул меня в эту историю — в прямом и переносном смысле.

Станислав Федотов

26 декабря 2012 года

Книга третья

И первые взмахи крыла

Часть первая

Поклонный крест

Глава 1

Они стоят в пятидесяти шагах друг от друга на дороге, укатанной полозьями нарт. Русский генерал-лейтенант и французский майор — офицеры воюющих государств. Враги.

Они собираются драться на пистолетах. Несмотря на разницу в званиях, дуэльный кодекс это позволяет. Поэтому у обоих секунданты, а в дорогу, как раз посередине между противниками, один из секундантов воткнул саблю — свежий ветер играет ее темляком и змейками гонит по дороге поземку.

Они собираются драться, но причина дуэли — не война между Россией и Францией, а, как это чаще всего бывает, — женщина.

Секунданты предлагают решить дело миром, но дуэлянты отказываются. Вернее, отказывается майор; с пылающим от ненависти лицом он заявляет, что должен отомстить человеку, который дважды убил его счастье. Генерал только пожимает плечами:

— Я преднамеренно против этого человека ничего не делал и не питаю к нему враждебных чувств. Он считает себя оскорбленным, он меня вызвал, за ним последнее слово. Хочет стреляться — пусть будет так. Лично я выстрелю в воздух.

Майор слышит его слова. Ярость и ненависть в его глазах перемежаются с растерянностью, в его душе что-то поколебалось, но не успевает оформиться в действие.

— Сходитесь! — кричит секундант генерала, а секундант майора машет платком; время что-то изменить упущено, и противники делают первые шаги навстречу друг другу, поднимая пистолеты.

И вдруг майор застывает, глядя куда-то за спину генерала. Генерал невольно оглядывается.

Из-за темной стены леса вылетела упряжка оленей с нартами. Нарты пусты, но на концах полозьев, держась за дугу задней стенки, стоит фигурка в меховой шубе. На крутом повороте нарты падают на бок, и фигурка кувырком катится в сугроб на краю дороги.

Секунданты, стуча сапогами, опрометью бросаются на помощь: один останавливает упряжку, второй помогает подняться упавшему, отряхивает его шубу. Но человек вырывается, так что шуба слетает с плеч, и бежит к генералу, путаясь в подоле длинного платья.

Это Катрин.

— Стойте! Остановитесь! Не стреляйте! — кричит она. Бросается на шею генерала и говорит торопливо, сбивчиво, глотая слова: — Не убивай его, дорогой… Никто же не виноват… Я тебя люблю… я тебя умоляю: не убивай!..

— Я и не собирался, — говорит генерал, стреляет в воздух, отбрасывает пистолет и целует Катрин.

И тут раздается второй выстрел.

Генерал и Катрин одновременно бросают взгляды в сторону майора и видят, как тот, уронив руку с пистолетом — а на синем мундире с левой стороны расплывается темное пятно, — медленно опускается на колени и падает — лицом в грязный снег, укатанный двумя десятками нарт.

«Черт побери, — думает Николай Николаевич, глядя поверх спинки кровати на окно спальни, подсвеченное снаружи газовым светом уличных фонарей, — опять этот сон! И, похоже, вещий, раз приходит третий раз, один и тот же, с небольшими вариациями. И опять он не смог разглядеть лицо майора — только мундир, черную бороду и развеваемые ветром кудри. Что, вообще, значит все это — снежная дорога, какая-то дурацкая дуэль с грубым нарушением дуэльного кодекса[1] и — главное! — Катрин, умоляющая не убивать странного майора, неожиданно вставшего на его, Муравьева, пути? Кто он ей, кто она ему? Что за дикие и пошлые обвинения в убитом счастье? Даже дважды убитом! Что за трагический пафос?! Чье счастье я убил?! Почему дважды?!! Ну, ладно, допустим, первый раз я женился на невесте погибшего… Так, может быть, это кузен Катрин взывает с того света? Да ну, какие глупости!.. Хотя… мертвым его никто не видел — вдруг остался жив и теперь ищет ее?!»

У Николая Николаевича пересохло во рту. Черт! Черт!! Черт!!! Он покосился на жену, спящую справа, — как она безмятежно раскинулась на широкой постели! осторожно встал и подошел к столику у окна, на котором стоял кувшин с чистой водой и стаканы.

Налил полный стакан и стал пить медленными глотками, продлевая удовольствие от влажной прохлады, задумчиво глядел в окно на одетый в строительные леса собор Преподобного Исаакия Далматского, покровителя Петра Великого. «Тридцать пять лет строится! За это время кто-то успел родиться, вырасти и, может быть, даже умереть, а собор все в лесах. Интересно, архитектору его, этому… Монферрану, снятся вещие сны? Ну, хотя бы о том, доживет он до окончания строительства или нет?

О Господи, что за дурацкие мысли лезут в голову! Впрочем, какие сны, такие и мысли: не столько дурацкие, сколько тревожные. Во сне была оленья упряжка — значит, дело происходит где-то на Севере, разумеется, в России — на Амуре, в Якутии или Камчатке. Откуда там французский офицер? А, ну да, наверное, уже идет война. Только почему — с Францией? С Англией — понятно, а Франции-то чего надо? Впрочем, неважно, надо срочно отписать Завойко, чтобы укреплял порт, строил намеченные батареи. Что еще? Да, конечно, — вытребовать и отправить поскорее Невельскому бумаги по высочайшему решению относительно перехода в разряд Государственной Амурской экспедиции и принадлежности России нижнеамурских земель — чтобы немедленно занимал Кизи и Де-Кастри. Пусть и на Сахалине посты военные поставит… Формально, конечно, это не его дело, поскольку Сахалинская экспедиция выделяется из Амурской и остается в ведении Политковского[2], но отвечать-то за нее будет он, Муравьев, и, пока она развернется, пусть побудет под Невельским. Конечно, тот опять, и вполне справедливо, станет жаловаться, что людей не хватает, — надо послать ему этого добровольца, майора Буссе, и рекомендовать назначить его командиром десанта на Сахалин. Пускай покрутится, а то двадцать пять лет, ни в одной военной кампании не участвовал — и уже майор. Видать, есть кому и по головке погладить, и подсадить. Только с чего, спрашивается, напросился в Сибирь? Там карьера в кресле не делается. Служить надо с полной отдачей, а иначе зачем ты на белый свет народился?»