Деревянные пушки Китая. Россия и Китай – между союзом и конфликтом - Волынец Алексей Николаевич - Страница 2

Боярин Фёдор Алексеевич Головин

Для России переговоры были сложными. Далеко на западе страна вела тяжелую войну с Турцией, русские войска в те дни безуспешно пытались прорваться в Крым. Непростым было и внутреннее положение – в 1689 году как раз началась открытая борьба за власть молодого царя Петра I с царевной Софьей и её сторонниками.

Поэтому Россия не имела на Дальнем Востоке достаточно сил, чтобы вести большую войну с маньчжуро-китайской империей. Но и пекинский «богдыхан» после жестоких боёв за Албазин опасался серьёзной войны с упорными русскими, если будет настаивать на их отступлении за Байкал.

Посол Фёдор Головин проявил немало дипломатического мастерства, порой используя как оружие даже своевременную шутку. Например, когда маньчжурские дипломаты в ходе обсуждений всё же согласились признать город Нерчинск, в котором шли переговоры, русской территорий, Головин тут же ответил им: «Сердечно благодарен вам за разрешение переночевать здесь эту ночь». Как описывает те минуты переводчик маньчжурской делегации: «Московский посол отвечал с изысканной учтивостью, но его ирония очень ранила наших послов и пристыдила их, хотя в тот момент им удалось как-то скрыть это…»

В итоге обеим сторонам пришлось пойти на компромисс. 27 августа 1689 года представители Москвы и Пекина подписали первый для обоих государств договор о границе, вошедший в историю как Нерчинский трактат.

«Рубеж между обоими государствы постановить…»

Примечательно, что договор, с которого начиналась русско-китайская граница, был составлен на трёх языках, но среди них не было китайского. Документы о разграничении Русского царства и империи Цин изложили по-маньчжурски, по-русски и на латыни. Покорившие Китай маньчжуры составляли официальные документы на своём языке, абсолютно далёком от китайского. Посольство боярина Головина свой экземпляр договора писало, естественно, на русском. Латынь же служила языком общения двух делегаций, так как ни в России, ни в маньчжурском Китае ещё не было чиновников, одновременно владевших языками обоих государств.

Российские и китайские владения в районе Амура и граница по Нерчинскому договору 1689 года

Переводчиками для маньчжурской стороны стали давно жившие в Пекине католические монахи-миссионеры француз Франсуа Жербийон и португалец Томазо Перейра. Знатоком латыни в русской делегации был Андрей Белобоцкий – русин из Польши, поэт и богослов, учившийся в университетах Италии, Франции и Испании, бежавший в Московскую Русь от преследований инквизиции.

Эти трое знатоков латыни, применяя мёртвый язык исключительно по памяти и не без ошибок, составили письменные варианты договора о границе между Пекином и Москвой. Двойной перевод с маньчжурского на русский при помощи латыни породил в итоге три разных неидентичных текста. К этому добавились сложности перевода географических названий – имена таёжных рек и гор, ставших ориентирами на огромном пространстве от Байкала до Охотского моря, на трёх языках звучали по-разному. Да и сами послы с переводчиками очень приблизительно знали географию земель, которые они делили.

В итоге из Нерчинского трактата, предназначенного «рубеж между обоими государствы постановить», однозначно было понятно лишь одно – русские покидают «город Албазин», или, в латинском варианте, «fortalitia in loco nomine Yagsa», а границей становится правый исток Амура, река Аргунь.

Зато там, где Аргунь сливается с рекой Шилкой и образует сам Амур, география договора прописана весьма непонятно. Русские и маньчжуры договорились «рубеж между обоими государствы постановить» по некой речке «имянем Горбица, которая впадает, идучи вниз, в реку Шилку, с левые стороны, близ реки Черной». На латыни Горбицу запишут как Kerbichi, позже выяснится, что аборигены-«тунгусы» знают аж две реки с таким названием.

От истоков «реки имянем Горбица» линия границы проводилась на восток по неким «Каменным горам». В маньчжурском варианте договора они названы «Большим Хинганом», но точно такое же имя носят и горы к югу от Амура. Одним словом, дипломаты смутно представляли, что делят. Поэтому про земли в далёком устье Амура написали просто – «не ограничены до иного благополучного времени». Их разграничение отложили на будущее.

«Ежели б Амур-река была в российском владении…»

27 августа 1689 года, в тот день, когда боярин Головин подписал Нерчинский трактат, он ещё не знал, что почти в пяти тысячах вёрст к западу, в подмосковном Троице-Сергиевом монастыре, произошли события, навсегда отдавшие власть в руки молодого царя Петра I. Не знал Фёдор Головин и того, что он станет ближайшим сподвижником царя-реформатора, фельдмаршалом его новой армии и участником закладки Санкт-Петербурга.

На Дальний Восток боярин Головин уже никогда не вернётся. Царь Пётр I, занятый реформами и войнами далеко на Западе, вполне удовлетворится Нерчинским трактатом, который хотя и отодвинул Россию со страшно далёкого Амура, но помог избежать конфликта с большим Китаем, а главное, открыл возможности для выгодной русско-китайской торговли.

5-я статья подписанного в Нерчинске договора позволяла «для нынешние начатые дружбы приезжати и отъезжати до обоих государств добровольно и покупать и продавать, что надобно». Поэтому Россия смогла стать посредником в выгодной коммерции между Европой и Китаем. И в разгар войны со шведами приходившие из Китая караваны приносили огромные прибыли, в отдельные годы покрывая половину всего бюджетного дефицита страны.

О так до конца и не установленной дальневосточной границе задумались лишь по окончании долгой войны за Балтику. В Китай отправился один из лучших дипломатов Петра I граф Савва Рагузинский. Одной из его задач было «учинить, сколько возможно будет, обстоятельное описание и карту» земель к северу от Амура, чтобы наконец понять, где же точно среди тайги и гор проходит русско-китайская граница и где она упирается в Охотское или Японское море…

Но два века назад задача исследования дикой тайги оказалась невыполнимой, хотя посольство Рагузинского сопровождали несколько офицеров-геодезистов. Как докладывал в Петербург в апреле 1728 года сам посол: «Об оных местах подлинно ныне ничего проведать не можно было, ибо дважды геодезистов для описания посылал, кои девять недель ехав от Якутска до реки Уды и пожив в тамошнем острожке, возвратились ни с чем».

Упомянутый «острожек» – ныне село Удское в Тугуро-Чумиканском районе на севере Хабаровского края. Где же заканчиваются загадочные «Каменные горы» из Нерчинского трактата и кому принадлежит безлюдный северный берег в устье Амура, так и осталось непонятным. Поэтому посольство Рагузинского смогло уточнить границу двух империи в районе Монголии, но не затронуло отложенный в Нерчинске вопрос о точной границе в Приамурье.

Тем временем власти Российской империи всё более понимали, что Амур стране всё-таки нужен прежде всего как единственная в те времена удобная «трасса», идущая с запада на восток к Тихоокеанскому побережью. Без Амура связь с Камчаткой приходилось поддерживать через порт Охотска, до которого добирались вьючными караванами из Якутска по тяжелейшему и неудобному «тракту» сквозь леса, болота и горы (http://dv.land/history/pervyi-na-dalnevostochnom-beregu). Не случайно одновременно с посольством Рагузинского в Петербург обратился якутский воевода Яков Ельчин, жалуясь на неудобство «тракта» в Охотск: «Ежели б Амур-река была в российском владении и можно было от Нерчинска выходить судами в амурское устье, то от Якутска до Охотска пути старание иметь не надлежало б».

Вскоре в Петербург пришел обстоятельный документ от одного из участников экспедиции Беринга, сосланного на Камчатку капитана Василия Казанцева. Камчатский ссыльный доказывал, что для связи с побережьем Охотского моря лучше использовать плывущие по Амуру корабли, а не трудные оленьи тропы из Якутска в Охотск. Одновременно в Петербург обратился другой участник экспедиции Беринга, профессор Академии Наук Герхард Миллер. Побывав в 1735 году в Нерчинске и у истоков Амура, профессор с удивлением обнаружил, что невозможно понять, где же проходит граница в Приамурье. Об этом Миллер написал целую книгу «Изъяснение сумнительств, находящихся при постановлении границ Российским и Китайским государствами 1689 года», в которой доказывал невозможность понять, что же такое «Каменные горы» из Нерчинского трактата и что отнюдь не весь северный берег Амура принадлежит Китаю.