Реализация - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 14

Валера понял, что решение почти принято, еще чуть-чуть и…

– Главное – начать, Александр Сергеевич!

Юнгеров прищурился почти по-ленински:

– Ну, брат… Мы ведь с тобой не ремонт в хрущевке затеваем.

Валера хотел было серьезно кивнуть в ответ, но не выдержал и весело фыркнул. Глядя на него, улыбнулся и Юнгеров, сам не понимая с чего. Они так поулыбались друг другу, а потом Штукин сказал:

– Я знаю очень много разных несерьезных лирических нюансов про вас и ваше ближайшее окружение. Но, по сути, я не знаю ничего.

– И?

– Какое-то время можно продержаться!

Юнгерову от его улыбки вдруг стало как-то светлее. Он вспомнил себя в молодости, и ему тоже захотелось ощутить кайф от собственной бесшабашности, от бравирования азартом и внешне несерьезного отношения к серьезнейшим вещам. Продолжая улыбаться, Александр Сергеевич вдруг сказал:

– Повезло тебе, Штука, что на дворе сейчас двухтысячный год, а не девяносто первый… Хорошо, что девять лет назад ты еще совсем сопливым был.

– Почему? – не понял Валера. Юнгеров хмыкнул:

– Потому. Кабы ты в те года, да с твоим характером, да с натурой вот такой авантюрной – ой, мама… Убили бы тебя, скорей всего. Или – сел бы, да надолго…

– Других вариантов не было бы?

Александр Сергеевич кивнул:

– Отчего же, есть и еще вариантец, но на него шансов было бы очень-очень мало.

Про себя Юнгеров сказал, что это был за «вариантец»: «Или ты бы стал таким, как я», но вслух не стал этого произносить по педагогическим соображениям. Вслух он сказал другое:

– А если шансов почти нет, то не хрен и обсуждать неведомо что…

У Валеры в глазах что-то блеснуло, и Юнгерову даже показалось, будто парень догадывался, что он имел в виду под третьим вариантом…

Из открытого окна тянуло холодом. Над озером клубился вечерний туман. Было очень тихо.

– Ладно, – сказал Юнгеров, и Штукин понял, что решение принято. – Об этой авантюре знаем только мы с тобой вдвоем. По крайней мере, пока. Ни в коем случае об этом не должен узнать Ермилов – он точно меня переубедит. И тебя переубедит тоже, но по-другому. Потому что меня просто переубедит, а ты будешь дежурным по кухне – «вечным дежурным»![8]

Штукин смысл понял, хотя и не понял, что Юнгеров цитирует:

– Не надо…

– Сам не хочу! – воскликнул Александр Сергеевич. – А посему решим так: пока ты идешь просто на разведку. Держишься открыто, нагло, раскованно. Задача минимум – просто снять его реакцию. Потому что ты прав: его реакция… это мое убеждение. А если говорить про… не минимум, то… То это уже информация, тут надо будет серьезнее подходить. Тогда и посмотрим. Гут?

– Базаров нет! – откликнулся Штукин, только сейчас осознавший, что сумел-таки добиться одобрения своей авантюрной идеи. Валера смотрел на Александра Сергеевича, который был его намного старше, и вдруг увидел в нем столько мальчишеского, что даже растерялся и отвел глаза в сторону. Хотя, может быть, он отвел взгляд и по другой причине: чтобы и в его глазах не прочиталось кое-что лишнее…

Возвращаясь вечером в город, Штукин пребывал в странном состоянии – его колбасило, колбасило самым натуральным образом. С одной стороны, Валера радовался, что все получилось так, как он хотел, с другой – он чувствовал какую-то опустошенность, видимо, слишком много потратил нервной энергии… А еще Штукин по-прежнему не знал – что же ждет его впереди, какие развилки и повороты. Он предчувствовал, что скоро, очень скоро ему придется делать выбор – и, может быть, не один раз, но, как только он пытался хотя бы теоретически сформулировать – между чем и чем надо будет выбирать – запутывался мгновенно еще больше…

Валерка гнал машину по шоссе, стискивая руль изо всех сил, и время от времени шептал:

– Ничего, ничего… Вперед – это лучше, чем на месте… Впереди – туман, но туман – это друг штурмовика!

В какой-то момент Штукин вдруг понял, что ему надо остановить машину и перекурить – чтобы хоть немного успокоиться. Валера припарковал машину у обочины. Закурил и неожиданно задал сам себе вопрос: а куда он, собственно говоря, сейчас несется? Куда спешит? К себе в пустую квартиру? Нет, только не это… А куда же тогда? Штукин уронил голову на руль. А может быть, подъехать прямо к офису Гамерника – вдруг он еще там – да и попробовать атаковать с ходу?

Валерка встрепенулся было, но почти сразу отверг эту идею – нельзя сейчас ехать к Гамернику, сил нет. Вся энергетика ушла на разговор с Юнгеровым, нельзя идти в лобовую, будучи выжатым, как губка… Но куда же податься? Где голову преклонить? Как расслабиться, как снять чудовищное внутреннее напряжение последних дней? Неожиданно Штукин вспомнил о Вере, подруге Николенко. Она несколько раз звонила ему, когда Зоя пропала, но Валера либо не отвечал на звонки, видя ее номер на дисплее своего мобильника, либо уклонялся от разговоров, обещал перезвонить и не перезванивал. А потом Вера, наверное, обиделась и уже несколько дней не звонила…

Штукин быстро перебрал в голове всех своих знакомых женского пола и понял, что никого из них не хочет видеть. И спать с ними – не хочет, и пить – тоже. А вот Вера… Есть, конечно, нехороший момент – слишком явная ассоциация с тем, что хочется забыть. Хочется, но ведь все равно не забудешь! Говорят, если хочешь избавиться от какого-то комплекса – надо шагнуть к нему навстречу. Клин клином вышибают… Вышибают ли?

Валера понял, что снова запутывается в своих мечтах и желаниях, выбросил окурок в окно и решительно набрал на своем мобильнике номер Веры. Она ответила почти сразу.

– Алло…

– Вера, привет, это Валера Штукин.

– Валера, – сказала Вера и вдруг заплакала. – Валера, ты где? Валера, мне так хреново… Зою-то мы похоронили, да ты знаешь, наверное… Валерочка, ты прости, что я тебе трубки обрывала, просто… мы же все не знали, что и думать. Я понимаю, у тебя своих проблем – выше крыши.

Валера вдруг почувствовал, что у него в горле образовался комок, и ответить он сумел не сразу:

– Вер, это ты прости меня, что я не перезванивал… Я действительно в курсе ситуации детально, можно даже сказать, что немного занимался ей… И у меня действительно были очень большие проблемы… А по поводу Зои – я, как понял, что несчастье случилось и помочь уже ничем нельзя – так и не смог тебе позвонить… Смалодушничал, наверное… Я тяжело переношу похороны, церкви, свечи эти, которые надо в руках держать… Меня колбасит от этого всего, мне физически плохо становится… Я… Вер, а мы могли бы увидеться? Мне так на душе муторно от всего, напиться хочется, а не с кем… Тебе вот решил позвонить – думаю, пошлешь к черту, так пошлешь.