Сталин и Мао
(Два вождя) - Галенович Юрий Михайлович - Страница 18

Мао Цзэдун в своих стратегических расчетах всегда стремился к тому, чтобы играть на противоречиях национальных интересов России (СССР) и США, сталкивать и стравливать их между собой, чтобы самому пользоваться создавшейся в их отношениях ситуацией.

П. П. Владимиров, изучая Мао Цзэдуна и его политику, пришел к выводам о том, что «порабощенные народы обращаются к национализму как протесту, как самоутверждению, как к силе, стихийно объединяющей страну. Но всего лишь шаг — и “протестующий” национализм уже шовинизм и расизм!

…Спекуляция на дорогих каждому человеку идеалах отечества — для Мао Цзэдуна отличное средство против интернационалистической сущности марксизма-ленинизма. Патриотизм в КПК незаметно подменяется национализмом.

Исторический обман и подлог — вот метод захвата власти Мао Цзэдуном.

Именем социализма Мао предает социализм, именем Коммунистической партии он уничтожает Коммунистическую партию, именем демократии — утверждает террор».[51]

К концу февраля 1944 года П. П. Владимиров пришел к заключениям, которые, с его точки зрения, давали ответ на вопросы о том, почему Мао Цзэдун «отважился» на борьбу с Коминтерном, подавление друзей Советского Союза и ВКП(б).

Здесь сыграли свою роль благоприятные для личных планов Мао Цзэдуна обстоятельства: резкое возрастание обособленности Особого района; ослабление роли Коминтерна; тяжелая война СССР с Германией; «факты не оставляют сомнений — Мао решил, что нам конец», — писал П. П. Владимиров. К лету 1942 года Мао Цзэдун окончательно утвердился в мысли о том, что поражение СССР предрешено. Мао Цзэдун считал самым благоприятным для себя обстоятельством войну: «мир поглощен войной, мир захлебывается кровью, мир разобщен войной»…

«Однако случилось нечто для него непредвиденное. Советский Союз выстоял и побеждает. Военно-политическая обстановка в мире круто меняется. Следует приспосабливаться. Новая обстановка не оставляет времени для подобных кампаний. К тому же чжэнфын свое дело сделал, да и нецелесообразно теперь обращать на себя внимание неблаговидным поведением. Все внимание председателя ЦК КПК поглощает будущая расстановка сил в Китае и те силы, которые могут повлиять на эту расстановку».

В апреле 1944 года П. П. Владимиров констатировал: «Не получив от Советского правительства оружие в 1941 году, Мао Цзэдун затаил недовольство. Понять политику СССР он решительно отказывается, да и просто не хочет. Финансовую и военную помощь Советского правительства китайскому народу он в расчет не принимает. Его интересует то оружие, которое можно применить для завоевания власти в стране. В этом плане позиция СССР в 1941 году его озлобила. Он и до этого отличался различного рода уклонами, но после 1941 года пошел на разрыв идейных связей с ВКП(б) и антисоветизм, как обязательный элемент своей политики. Тяжелое положение СССР в 1941 и 1942 годах окончательно развязало ему руки. Военное поражение СССР представлялось для него фактом бесспорным.

Однако блестящие победы СССР в прошлом году и начало агонии гитлеризма не вызвали у него растерянности…в главном он не изменился. Та же политика, но другими методами и средствами. И существеннейший элемент этой политики — антисоветизм.

Сближение с Америкой и Великобританией сулит Мао выгоды не только военные. Он рассчитывает создать надежный политический противовес СССР на Дальнем Востоке».

В ночной беседе с П. П. Владимировым, состоявшейся 15 июля 1944 года, Мао Цзэдун заявил о том, что «отныне генеральный курс Компартии — полная самостоятельность, рассчитанная на противопоставление Гоминьдану. По его замечаниям, — писал П. П. Владимиров, — я понял, что нынешняя ситуация в стране — радостная неожиданность для руководства КПК. Теперь очевидно, что режим чунцинского правительства во главе с Чан Кайши в преддверии кризиса и страха. Поэтому метод переговоров изжил себя. Переговоры больше не нужны, они отголосок прошлого…

“Позиция Америки играет огромную роль для нашего будущего”, — сказал председатель ЦК КПК.

Он и его сторонники уверены в неизбежности сближения Америки и Великобритании с Особым районом… Союзникам ничего не остается, как признать Особый район (а за ним и другие советские районы) единственной реальной силой в Китае.

Мао ни словом не обмолвился о Советском Союзе, о его заинтересованности в решении дальневосточной проблемы, несмотря на то, что советские дальневосточные границы уже не раз были районами военной напряженности или кровавых конфликтов.

Мао Цзэдун и его сторонники явно полагают шантажировать союзников мифом об агрессивности СССР, который якобы мечтает поглотить Китай (особенно Маньчжурию). В будущих отношениях с союзниками это пугало будет одним из самых важных аргументов в пользу сближения Соединенных Штатов и Великобритании с Яньанью.

Однако и это еще не вся правда. Председатель ЦК КПК не только намеревается заполучить оружие и оттеснить Чан Кайши, но и признанием Америкой и Великобританией Особого района исключить сколь-нибудь эффективное участие СССР в решении дальневосточной проблемы. И вообще нейтрализовать любые дипломатические усилия СССР.

Мао намеревается с помощью США и Великобритании обрести ту силу, которая поможет ему заполучить власть над всем Китаем и вести политику, отвечающую лишь его собственным интересам».

В ходе бесед с Мао Цзэдуном П. П. Владимиров ощущает, «как неприятен я ему и как в сущности он далек от нас».

П. П. Владимиров обобщает свои наблюдения: «Опыт общения с Мао убеждает меня в том, что он правдив лишь тогда, когда это отвечает его интересам. Для него не существует моральных норм. Есть сила или возможность чего-то добиться (пусть самыми грязными средствами) — делай! Доводы найдутся потом!

…ни один человек, ни миллионы не интересуют Мао Цзэдуна. Важно продвижение к власти. Какие жертвы будут в том или ином случае, авантюра это или нет, можно ли добиваться большего с меньшими затратами — сие его не трогает. Можно сказать, совсем не трогает — и это не преувеличение. Народ он рассматривает лишь как сырье для осуществления собственных планов. Иногда в его беседах со мной проскальзывает нечто мессианское. Он — над человечеством, над законами, моралью, страданием. Увлекаясь, Мао порой говорит именно в таком тоне. Он совершенно черств. Понятия добра или зла для него преломляются в понятие целесообразности для него лично. Увлекаясь, он становится красноречив и говорит, говорит… Тогда и следа не остается от его вялости».[52]

П. П. Владимиров имел возможность близко наблюдать Мао Цзэдуна на протяжении спрессованных трудных военных лет. Но он не имел возможности наблюдать Сталина. Вероятно, характеристика, данная П. П. Владимировым Мао Цзэдуну, точно рисовала этого политика; она же приложима и к Сталину. Нечаянным посредником между двумя такими подобными одна другой фигурами и оказался П. П. Владимиров. Это было феноменальное явление. На таком посту оказался не высокопоставленный номенклатурщик, а честный человек, добросовестный специалист по Китаю и талантливый военный разведчик с прекрасными дипломатическими способностями. Собственно говоря, он искренне защищал интересы своей страны и видел враждебность Мао Цзэдуна к его народу и стране. Деятельность П.П. Владимирова пришлась на те трудные военные годы, когда и Сталин был вынужден в отношениях с Мао Цзэдуном прежде всего думать о том, как защитить главные интересы своей страны, своей нации, ибо на карту было поставлено ее выживание. С точки зрения Мао Цзэдуна, вопрос о выживании не стоял: ни для его нации, ни для него самого; что же до нации-соседа, то Мао Цзэдуну ее не было жаль.

22 июля 1944 года в Яньань прибыли сотрудники американской миссии. П. П. Владимиров отмечал, что это — «день высшего торжества для Мао Цзэдуна!