Искушение на двоих (СИ) - "Hell.ena" - Страница 38

– Да брось, Том, ты же шутишь, – криво улыбнувшись, проговорил юноша и, все равно уже изрядно взволнованный, снова подался навстречу сидящему на краю кровати мужчине, обнимая сзади за широкие плечи.

Но тот резко вздрогнул от этого прикосновения, сомкнул глаза и даже задержал дыхание, чтобы безумные удары безутешного сердца наконец хоть немного успокоились. Заметивший это Билл, подавленно опустив руки, перевел на него растерянный и непонимающий взгляд, а в груди все сжалось от неуемной досады, которая все сильнее и беспощаднее охватывала Лауфера.

– Не думай мне даже говорить, что ты ничего не помнишь! Я тебе просто не поверю, – фыркнув, Билл нервно отбросил в сторону скомканное одеяло и вновь прошелся взглядом, полным надежды и чувств, по притягательной мускулистой спине мужчины, все еще молчаливо не обращающего на него своего внимания, что с каждой новой секундой начинало все более ощутимо нагнетать и заставлять утрачивать уверенность и всякие силы. – То есть, ты серьезно хочешь сказать, что «это».. сделал не ты? – сильнее толкнув обернувшегося наконец Тома в плечо, проговорил уверенный в своей правде Билл и продемонстрировал ему темные синяки на своей молочной коже.

Каулитц шумно сглотнул, скользя взглядом по соблазнительной и такой запретной фигуре, к которой сейчас так сильно опасался прикасаться. Продолжать эти безумства дальше в своем взбудораженном состоянии Том пока не был готов, поэтому и решил, что просто нужно оборвать с брюнетом все связи. И, как ему сейчас казалось, чем резче, тем лучше.

– Да, – собрав всю возможную наглость и безразличие в кулак, ответил Каулитц, а в груди было до нестерпимости больно и стыдно за эту гнусную ложь, а испуганный выдох Лауфера, даже прижавшего к припухшим губам свою ладонь, еще более болезненно полоснул мужчине по сердцу. – Я тебя в клубе забрал, а там, знаешь.. всякие люди бывают..

– Ч..что? – широко распахнув свои прекрасные глаза, ошеломленно прошептал Билл, обиженный и даже осунувшийся. Его хрупкие плечи беспомощно опустились, а голос словно пропал безвозвратно, запрещая своему хозяину молвить что-либо, но тот еще насилу заставлял его звучать. – Да как ты..

– Иди домой.. – лишь уныло брякнул погруженный в свои опасения и волнения Каулитц, остервенело потерев ладонями свое буквально горящее лицо.

Непонятный страх с былой силой набросился на него, заставляя позорно отрицать, и теперь, когда он обдумывал случившееся на максимально трезвую голову, он был до безумия ошарашен своим непростительным поступком. Ему просто для начала хотелось, как минимум, побыть одному и не видеть рядом с собой этого бессовестного искусителя, который вчера так внезапно все перевернул в его жизни с ног на голову, изменяя ее на «до» и «после», и это по-настоящему пугало и вносило свою смуту в привычный уклад.

Едва он успел принять мысль о том, что ему понравилось целоваться с Биллом, который еще и сделал ему минет в саду, но в то время он не предполагал даже, что это не Белинда, прикрываясь которой тот его так гнусно обманул. Так теперь и вовсе случилась еще более шокирующая вещь, которая просто выбила почву из-под ног растерявшегося мужчины.

Все еще неодетый Томас быстро поднялся на ноги, скривившись от легкой головной боли и осматривая разбросанную по полу одежду в поисках своего белья, которое уже вскоре обнаружил и надел, а судя по шороху, все еще пораженный молчанием юноша поднялся следом.

– Может, тебе такси вызвать? – хрипло задал вопрос Каулитц, все же оглянувшись на него, но хмуро игнорируя прекрасную, притягательную наготу.

Пронзительный взгляд карих, блестящих, словно хрусталь, глаз был таким невыносимо осуждающим и оскорбленным, полным горечи и бесконечной обиды, что мужчина, разрывая зрительный контакт, стыдливо опустил свои глаза ниже, на раскрасневшиеся щеки и нежные, припухшие губы, которые этой ночью он с такой небывалой жадностью ласкал и терзал. Сейчас же он просто прогонял этого растерянного, совсем не похожего на ночного соблазнителя мальчишку только для того, чтобы все стало по-старому, и так, как слепо считал он, вероятно, было бы намного лучше для всех, и для него, как старшего, в первую очередь.

Несколько секунд молчания, и лицо Томаса обожгла горячая, звонкая пощечина, от которой тот даже слегка отклонил голову и, коротко нахмурившись, прикрыл глаза. Внутри обнаженного, поруганного Билла норовила разгореться неукротимая, смертоносная буря эмоций, которой не давала выплеснуться наружу только его природная робость, сейчас беспомощно оказавшаяся на поверхности перед лицом этого жестокого отказа, и он лишь презренно выплюнул:

– Ты жалкий трус..

Толкнув не ставшего ему даже возражать мужчину в грудь, мальчик, отчаянно всхлипнув, принялся судорожно одеваться, отыскивая свою хаотично разбросанную на полу одежду, которая только помогала доказать правоту Лауфера. Том позорно молчал, уже ощущая колющее желание забрать свои слова обратно и извиниться перед нимфой, но он, насилу отказавшись от своей ответственности, лишь бесцельно глядел в сторону окна, освещающего утренним светом его небольшую комнату в съемной квартире.

Уже вскоре оскорбленный и униженный Билл выскочил за дверь, громко ею хлопнув и придерживая рукой свою порванную рубашку, пуговицы от которой так и остались где-то хрустеть на полу прихожей под ногами. Юный Лауфер был окончательно разбит, поскольку возлюбленный садовник отрицал буквально очевидное, что лишало всякого смысла дальнейшие разбирательства, и доказывать ему обратное сейчас было словно ниже своего достоинства. Томас открытым текстом заявил, что Билл просто легкомысленно подцепил кого-то в клубе и лишь ночевал у него, так просто забыв о потрясающей ночи, которую юноша ему подарил.

Все эти глупые, неправдоподобные оправдания опускали этого человека в глазах брюнета все больше и больше, и от этого было безумно больно в сдавленной этими могущественными эмоциями груди. Смахнув прозрачные крупные слезы, все-таки вырвавшиеся на волю, он уверенно покинул подъезд, осматриваясь по сторонам и даже в малой степени не представляя, куда ему вообще теперь идти, и где он находился.

– Прости меня, птичка.. – лишь выдохнул Томас, безразлично осматривая так быстро опустевшую комнату.

Мужчине было тошно от самого себя за свой страх и неуверенность перед будущим, и от того, что, вероятно, Лауфер после этого отвратительно подумал про него, садовника мучительно истязало. Но ничего поделать он уже не мог, поскольку этого он и порывисто захотел – расстаться с Биллом как можно скорее.

– Нельзя нам все это продолжать.. – приняв окончательно свой тяжкий выбор и утомленно простонав, мужчина вновь упал на разобранную постель, утыкаясь носом в подушку и прикрывая глаза, мыслями уносясь в прошлую страстную ночь.

От этих воспоминаний Том вновь невольно начинал мало-помалу сожалеть и в то же время возбуждаться все сильнее, но все еще пытался убедить себя не идти на поводу у слепых чувств, способных так просто завести его в смертоносную пропасть.

– Подонок! Ненавижу тебя! – вскрикнул в сердцах стоящий внизу Лауфер, лихорадочно глядя на многочисленные окна, и с силой рассерженно топнул ногой.

Пылая бесконечным пожаром ярости, он вышел к многолюдной широкой улице, полез в карман, чтобы вызвать такси, так как нашел подходящий ориентир для диспетчера, как вдруг обнаружил, что телефона в джинсах по неизвестным причинам не было. Неприятный мороз тут же ловко пробежался по коже вновь отвергнутого уже более обидным образом юного искусителя, который сразу развернулся и уверенно направился обратно, чтобы забрать у трусливого садовника свое случайно забытое имущество. Но только лишь у закрытой подъездной двери он в негодовании понял, что из-за своего ослепляющего гнева и горькой досады совершенно не обратил внимания, на каком этаже живет его мужчина, равно как и не помнил номер квартиры, который сроду не знал.

Гневно выругавшись и впившись безжалостными пальцами в свои распущенные волосы, Лауфер снова всхлипнул и, безнадежно простонав, уныло отправился назад к трассе, где все же поймал такси уже сам и, жестоко разбитый и безразличный ко всему, вернулся домой в особняк.