Имам Шамиль - Казиев Шапи Магомедович - Страница 93

КАЛУЖСКИЙ ВОИНСКИЙ НАЧАЛЬНИК

Отмена крепостного права повлекла за собой много других важных изменений. Предстояло перейти от рекрутского набора к всеобщей воинской повинности. Военные реформы были поручены военному министру Милютину. Граф разделял взгляды императора на необходимость коренных преобразований и решительно взялся за дело. Для начала он сократил с 25 до 16 лет срок военной службы, отменил офицерские расправы над солдатами, запретил шпицрутены, плети, клеймение солдат и даже начал обучать их грамоте. Милютин получил большой вес и влиял не только на военные реформы, но главной его задачей оставалась подготовка к отмене рекрутчины и переходу к воинской повинности.

В этих целях в 1864 году Милютин образовал военные округа и назначил в них губернских воинских начальников. Они отличались от военных губернаторов тем, что главным образом занимались набором в армию, устройством уволенных в запас, формированием ополчения и делами военнопленных.

В Калужский военный округ был назначен 45-летний полковник Михаил Чичагов. Он окончил Пажеский корпус и служил по артиллерийской части. Чичагову пришлось воевать лишь однажды, когда его бригаду послали против венгерских мятежников в 1849 году. В основном же он занимался обучением артиллеристов, исправно получая ордена и повышения по службе. Между получением нового назначения и прибытием в Калугу Чичагова произвели в генерал-майоры.

Он быстро подружился с Шамилем и старался умерить служебное рвение Пржецлавского. Пристав, после отказа Шамиля подписать петицию о поляках, превратился в его злейшего врага и изводил имама всеми доступными способами.

Пржецлавский уже не ограничивался одним только домом Шамиля. Он принялся распространять нелепые слухи и оскорбительные сплетни, писал лживые доносы начальству, выставляя Шамиля "вечно недовольным скрягой", мечтающим вернуть Кавказ в свое владычество, и обещал упечь его в Сибирь.

Мария Николаевна Чичагова, супруга воинского начальника, очень интересовалась Шамилем и близко сошлась с его семьей. Она увлекалась музыкой и сочинительством и даже написала книгу "Шамиль на Кавказе и в России". О поведении пристава Пржецлавского она была самого нелестного мнения: "Он давал чувствовать имаму на каждом шагу, что он военнопленный, показывал полное недоверие к нему, сопутствовал его всюду, что было совершенно излишне".

Чичагов обратился к Милютину с просьбой о смене пристава. Это возымело действие, и вскоре в Калугу прибыл из Москвы денщик с вещами капитана Семенова, назначенного на место Пржецлавского.

Однако пристав решил не сдаваться и совершил подлог, отправив в Военное министерство якобы написанное Шамилем письмо с просьбой оставить при нем Пржецлавского. Удержавшись на своем месте, пристав опять взялся за старое.

Имам пытался образумить распоясавшегося пристава, но ничего не помогало. Шамиль из последних сил сохранял хладнокровие и едва удерживал сына, готового избавиться от обнаглевшего пристава самым радикальным способом.

Опасаясь, что дело вот-вот примет самый трагический оборот, Шамиль вновь обратился к Чичагову, Щукину и новому губернатору Спасскому с просьбой положить, пока не поздно, конец бесчинствам Пржецлавского.

Внимательно выслушав Шамиля, высокие должностные лица обратились к Милютину с просьбой о немедленной смене пристава. В своей речи имам, как и обещал, ни словом не обмолвился о петиции, которую Пржецлавский предлагал ему подписать.

В ответ, для производства дознания, Милютин прислал в Калугу своего адъютанта Н. Брока. Но вместо пресечения преступных действий пристава полковник Брок объявил Чичагову: "Шамиль здесь дурит. Его следует отправить в Вятку".

Однако Чичагов настоял на серьезном расследовании, которое выявило все грязные интриги и даже подложное письмо Пржецлавского Милютину.

ОТСТРАНЕНИЕ ПРИСТАВА

В декабре 1865 года, ознакомившись с результатами расследования, Милютин подготовил для царя доклад, рекомендовав вообще упразднить должность пристава при Шамиле, который "не нуждается более в постороннем советнике и руководителе".

Александр II с Милютиным согласился и поручил Шамиля заботам Чичагова. 1 февраля 1866 года Пржецлавский был "оставлен за штатом по армейской кавалерии в связи с упразднением должности пристава при Шамиле", а для Чичагова была прислана новая инструкция, значительно смягчавшая режим содержания Шамиля в Калуге. Имам письменно поблагодарил Милютина за справедливое решение дела.

Но карьера Пржецлавского на этом не закончилась. Он продолжил службу на Севере, дослужился до батальонного командира, а затем вновь пошел по юридической части. Он стал председателем полкового суда, затем членом Московского военно-окружного суда и в 1872 году был уволен со службы в чине полковника с мундиром и пенсией. Затем Пржецлавский был гласным Тверского земства, почетным мировым судьей, а с 1876 года заведовал в Тверском уезде поставкой лошадей для армии, за что получил еще одно высочайшее благоволение. В 1877 году, во время новой Русско-турецкой войны, Пржецлавский вернулся на Кавказ, воевал, состоял при наместнике, затем был начальником нескольких кавказских округов, а в 1878 году стал помощником военного губернатора. Эрзерумской области. Через год он был окончательно уволен со службы, так и не получив желанного звания генерал-майора.

В 1877 году Пржецлавский опубликовал в нескольких номерах журнала "Русская старина" свой "Дневник пристава". Шамиль был выведен в нем в столь мрачных красках, а факты так чудовищно искажены, что все те, кто близко знал Шамиля, сочли эту публикацию личным оскорблением.

СТАМБУЛ — КАЛУГА

Наиб Шамиля Магомед-Амин уже несколько лет жил в Турции, получая пенсию от царской казны. В своих письмах Шамилю он рассказывал о бедствиях, которые постигли переселившихся в Турцию простых горцев.

О том же писал зятю и шейх Джамалуддин Казикумухский, последовавший за переселенцами, чтобы не оставлять их без духовного попечения.

Эти известия глубоко печалили Шамиля. Разве для того горцы столько боролись, чтобы теперь отдать родину в обмен на несбыточные обещания султана? Разве он помог горцам, когда на глазах всего мира они дрались с огромной армией царя? Разве не знали горцы, что получили больше помощи от переходивших к ним русских, чем от единоверного султана? А теперь султан хотел сделать храбрых воинов-горцев сторожевыми псами своих владений. И разве для того горцы выдержали такую долгую войну, чтобы погибнуть в мире?

Шамиль оставался вождем своего народа, но ничем не мог ему помочь. Оставалась лишь одна возможность спасти горцев — попытаться вернуть их назад. Но для этого нужно было быть в Турции, а не в Калуге.

Если бы царь позволил Шамилю совершить паломничество в Мекку, он бы отправился туда через Стамбул и попытался бы сослужить своему несчастному народу последнюю службу. Но просьбы Шамиля отпустить его в хадж по-прежнему оставались без удовлетворения.

О заветной мечте Шамиля совершить хадж помнил и его наиб Магомед-Амин. Сам он совершил паломничество уже несколько раз. Во время последнего хаджа он имел встречу с эмиром Абд аль-Кадиром (Абдель-Кадером), который возглавлял борьбу алжирского народа за независимость против французских колониальных властей в 1832–1847 годах, а теперь имел такой же статус почетного пленника, как и Шамиль.

В январе 1866 года герой алжирского сопротивления направил по официальным каналам свое ходатайство о разрешении Шамилю совершить хадж. Пока просьба известной в мире политической фигуры рассматривалась в Петербурге, случилось событие из ряда вон выходящее, заставившее отложить рассмотрение вопроса на неопределенное время.