Имам Шамиль - Казиев Шапи Магомедович - Страница 69

ВЫСОЧАЙШАЯ АУДИЕНЦИЯ

В начале ноября 1854 года 23-летний поручик Уланского Его Императорского Величества великого князя Михаила Николаевича полка Джемал-Эддин (Джамалуддин) Шамиль был срочно вызван в главный штаб. Теряясь в догадках, поручик поспешил в Варшаву, где его ждали необычайные известия.

Командующий Гренадерским корпусом генерал от инфантерии граф Н. Муравьев объявил ему о кахетинских событиях и спросил, желает ли Джамалуддин вернуться к отцу. Предполагалось, что к Джамалуддину прибудет специальный посланец от Шамиля, чтобы убедить его принять правильное решение. Но этого не потребовалось. Поразмыслив над столь неожиданным поворотом судьбы, поручик решил ей покориться, тем более что этого хотели и его отец, и император.

Вскоре Джамалуддин в сопровождении Н. Муравьева прибыл в Петербург и был принят государем. Николай поблагодарил его за службу, похвалил сыновнюю преданность и велел передать отцу, что зла ему не желает и что виноваты во всем кавказские начальники, не умеющие как следует вести дела.

В начале января 1855 года Джамалуддин отбыл на Кавказ. Следом отправился и Н. Муравьев, назначенный вместо Воронцова командиром Отдельного Кавказского корпуса и наместником Кавказским.

Николай Николаевич Муравьев был опытным военным и дипломатом, сумевшим урегулировать египетско-турецкий конфликт 1832–1833 годов. По возвращении с Босфора он был пожалован генерал-адъютантом, назначен в 1834 году начальником Главного штаба 1-й армии, а в 1835 году командиром 5-го пехотного корпуса. Но подготовленная им в 1834 году записка "О причинах побегов и средствах к исправлению недостатков армии" вызвала недовольство Николая I и стала причиной его отставки в 1837 году.

Вспомнили о Муравьеве в 1848 году, когда Европу начали сотрясать революции. Он был назначен начальником запасных батальонов нескольких пехотных корпусов, затем членом Военного совета, а 30 декабря 1848 года командиром Гренадерского корпуса, с которым совершил поход против восставших венгров.

В 1853 году Николай I произвел Муравьева в генералы от инфантерии, а еще через год — в генерал-адъютанты с назначением наместником Кавказа.

Реад, не справившийся со своими обязанностями и «прозевавший» рейд мюридов в Кахетию, был освобожден от должности. В утешение ему дали в командование 3-й пехотный корпус. 4 августа 1855 года в сражении на Черной речке в Крыму Реад погиб.

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА КАВКАЗ

Судьба переговоров была еще далеко не ясна, когда Шамиль получил волнующее известие: Джамалуддин возвращается на родину и уже выехал из Петербурга в Москву.

Лазутчики имама действовали отменно. Вскоре они сообщили, что сын Шамиля прибыл в Ставрополь, что он уже во Владикавказе, где ожидает нового наместника Муравьева, инспектирующего Кавказскую кордонную линию. И что туда уже отправился князь Д. Чавчавадзе.

Шамиль щедро награждал лазутчиков, но старался скрывать свою радость от остальных. Ведено пришло в движение. Родные и близкие Шамиля готовились к большому событию.

Однако приготовления были прерваны новым военным походом. Имам предпринял попытку усилить свои позиции в Чечне. Его отряды осадили укрепление Исти-Су, но были оттеснены подошедшими из Куринского укрепления войсками. Канонада была слышна даже в Ведено, где жены и пленницы Шамиля молились о том, чтобы это не нарушило переговоров.

Тем временем пришло новое известие: Джамалуддин уже в Хасавюрте. Пленниц непрерывно посещали веденские женщины, поздравляя со скорым окончанием их плена

Шамиль отправил в Хасавюрт своего казначея и Юнуса, передававшего Джамалуддина Граббе в 1839 году. Они должны были удостовериться, что на самом деле прибыл сын Шамиля Джамалуддин.

Посланцы были допущены к Джамалуддину и сразу его узнали. Для надежности они осмотрели его шрамы на левой руке — следы от пики донского казака, полученные при Ахульго. Они также задали Джамалуддину несколько вопросов, ответы на которые окончательно развеяли все сомнения.

Вернувшись в Ведено, посланцы подробно описали имаму Джамалуддина, засвидетельствовали, что это именно он, и передали Шамилю письмо от сына. Беспокоило их лишь то, что Джамалуддин в близких отношениях с другими офицерами и даже танцевал с женщинами на балу в его честь.

Вскоре затем случилось сильное землетрясение, которое все расценили как дурной знак. Переговоры действительно оказались на грани срыва.

Наибы настаивали на миллионе, а предлагалось по-прежнему не более сорока тысяч. Шамиль готов был согласиться и на меньшую сумму, но народу это могло не понравиться. Многие на этой войне потеряли сыновей, мужей, братьев и отцов, и Шамиль уже не мог отступить от объявленных условий.

РАЗРЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ

В который уже раз на помощь Шамилю пришел мудрый шейх Джамалуддин Казикумухский. Он напомнил имаму об одном отшельнике, пользовавшимся в народе большим уважением. Его почитали за святого, воплощающего в себе высшие достоинства мюридизма. Он был существом удивительным, пророчества его всегда сбывались, а самые трудные вопросы находили у него благочестивое разрешение

Святой отшельник был привезен в Ведено и помещен в кабинет Шамиля. Увидеть его стекалось множество народу, который он доводил до исступления своими пламенными проповедями. Когда он начинал зикр, восхваляя Аллаха и принося ему раскаяние, все вокруг сливались в единое целое с пением «Ла-ильлаха-иль-алла» и других формул зикра.

Вдохновленных мюридов отшельник учил умеренности, добросердечию и предостерегал от гибельных пороков, к которым неминуемо приводит стремление к излишествам.

С отшельником соглашались все. Но не все верили, что самые знатные семейства Грузии не в силах заплатить больше сорока тысяч.

Шамиль потерял покой, не зная, как разрешить проблему. Но однажды увидел во сне, что к нему направляется из Хасавюрта человек, способный уладить дело. Так оно и случилось.

Устав от неопределенности, генерал Орбелиани послал в Ведено своего поверенного юнкера Исаака Грамова Это был армянин из Шуши, учившийся в училище немецких колонистов, а затем поступивший на службу в комендантское управление. Там его и приметил Орбелиани. Грамов отлично знал местные нравы и умел договариваться с горцами.

С детства усвоивший тонкости кавказского этикета, Грамов начал с поздравлений по поводу возвращения сына Шамиля, передал имаму подарки, самые добрые пожелания от своего начальства и благодарность от родственников княгинь за хорошее обращение с пленницами. Грамова хорошо приняли и поместили в отдельной комнате. Вечером он вновь был приглашен к Шамилю.

О главном деле Грамов заговорил не сразу. Прежде они обсудили ход Крымской войны, тактику сторон и разницу в вооружении. Затем Шамиль спросил Грамова о недостатках, замеченных им в Имамате. Грамов отвечал, что все здесь хорошо, вот только дороги плохие и путешествовать по ним — сущее наказание. Шамиль остался доволен ответом Грамова. Свои трудные дороги, непроходимые леса, крутые перевалы и опасные переправы он считал лучшим оружием, делающим его сильнее многих правителей.

Когда же разговор коснулся основного вопроса, Грамов доверительно сообщил Шамилю, что все европейские газеты пишут о нем как о великом герое, силой отнявшем у царя своего сына. Его считают победителем и триумфатором, нанесшим царю неслыханное поражение. А насчет миллиона Грамов сказал, что даже если бы князья и смогли его собрать через несколько лет, то царь не позволил бы отдать Шамилю столь значительную сумму, которая способна многократно увеличить его военные возможности.

Пообещав, что все кончится хорошо, и назначив местом обмена старую просеку у реки Мичик, Шамиль отправил Грамова обратно.

На следующий день имам собрал своих сподвижников и решительно объявил, что если они не согласятся на условия князя Чавчавадзе, то пусть забирают пленниц себе, а он больше не станет держать их у себя.