Стокгольм delete - Лапидус Йенс - Страница 10

Она нажала на кнопку. Громкоговоритель сначала зашипел, потом послышался надтреснутый голос:

– Я не понял – кто вы?

– Я звонила вам со входа. Я должна встретиться со своим клиентом.

– Удостоверение личности?

Она выудила из бумажника права и прижала к стеклу.

– Кто вас прислал?

– Никто. Меня заявили как частного адвоката.

– Частного?

– Да. Инспектор Юхан Кулльман должен был вам сообщить.

– Вот оно что… – пробормотал вахтер и уставился на дисплей компьютера. Нажал несколько клавиш. – Вот оно что… частный адвокат…

Отсюда из-за стекла была видна черно-белая шахматная доска экранов с камер наблюдения. Лифты, переходы.

Скоро она увидит человека, подозреваемого в убийстве другого человека.

Помещение напоминало больницу. Это и есть больница, только здесь почему-то пахнет по-другому и все двери заперты. Она передала пропуск еще одному вахтеру и в его сопровождении двинулась по коридору. Миновали еще три полутонные железные двери. Что будет со всей этой электроникой, если начнется пожар? И что будет с теми, кто сидит за этими дверьми?

Отделение номер шесть: больничное. На стене – старый плакат KRIS[10]. У входа ее встретила женщина по имени, если верить бейджику, Жанетт Никореску. Эмили так и не поняла, кто она – надзирательница, медсестра или врач.

В палате, где лежал ее клиент, окон не было. Полы и стены – выкрашенный в светло-зеленый цвет пластик. Трудно представить, что это помещение когда-то выглядело клинически свежим. Посередине – типичная больничная койка с множеством приспособлений и два стула. Плафон в металлической сетке на потолке. Невозможно ни повеситься, ни задушить кабелями охранника. А почему бы не задушить адвоката?

Что за абсурд – человек, лежащий перед ней, вряд ли способен на такие подвиги.

У парня никаких видимых повреждений, за исключением большого красного пятна на лбу. Лицо спокойное, глаза закрыты. Спит? Одна рука на одеяле, а на пальце прищепка, от которой идет тонкий проводок к монитору рядом с койкой. Измеряют насыщение крови кислородом. На экране то и дело выскакивают какие-то цифры и бежит пульсирующая змейка ЭКГ.

Эмили присела на стул.

– Он что, в коме?

– Не совсем… – сказала Жанетт. – Есть шкала комы, принятая на конгрессе в Глазго. От трех до пятнадцати. Тройка – самая тяжелая форма, при восьмерке все еще нужен респиратор, четырнадцатая фаза – пациент может самостоятельно передвигаться, но слегка дезориентирован. Что касается вашего подопечного… между одиннадцатой и двенадцатой.

– И как это? Звучит, по крайней мере, обнадеживающе. Двенадцатая из пятнадцати возможных – неплохо.

Видимо, все-таки медсестра, а не надзирательница.

– Да… но что будет дальше? Это вопрос времени. Он уже разговаривал с нами, но помутнение сознания очевидно. Черепно-мозговая травма, несколько небольших субдуральных гематом. В принципе надо бы дренировать, но на сегодня мы считаем, что можно обойтись без оперативного вмешательства. Поэтому он и лежит в шестом отделении.

Жанетт Никореску вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Точно – медсестра. Или даже врач. На бейджике этого нет.

Наступила тишина. Время от времени чьи-то шаги в коридоре.

Время идет, парень не двигается. Она вспомнила отца. Скрипнула зубами – с отвращением вспомнила о ночном приключении. Надо же быть такой идиоткой – избить соседа. А если он заявит в полицию? Или в правление кооператива? Эмили не могла вспомнить, чтобы когда-то даже слышала о подобных вещах.

Надо взять себя в руки. Поменьше работать, а может, обратиться к психотерапевту. Снять стресс. Она уже пробовала – результат неплохой.

Почему-то вспомнила Тедди. Интересно, знает ли он, что она теперь адвокат? А если знает, почему не поздравил? Он же иногда работает на их контору.

Посмотрела на часы и наклонилась над койкой.

– Привет, это я, Эмили Янссон. Твой адвокат.

Парень не пошевелился.

– Ты меня слышишь?

Совсем молодой паренек, худенький, давно не мытые волосы. Тонкие бледные губы, прямые, словно их кто-то нарисовал по линейке. Кулльман назвал его имя. Беньямин.

– Беньямин, покажи хоть как-то, что ты меня слышишь.

Никакой реакции.

Цифры на мониторе менялись в том же неторопливом ритме, вздрагивающая кривая ЭКГ выглядела успокаивающе, хотя она ничего в этом не понимала.

Эмили встала и направилась к двери. Интересно, как защищать человека, с которым нет никакого контакта?

– Тедди, – услышала она слабый голос за спиной и резко повернулась.

Глаза по-прежнему закрыты.

– Что ты сказал?

Голос слабый, но она разобрала каждое слово:

– Попроси Тедди понять.

6

Утренняя прогулка. «Гайномакс»[11] и кофе в «Севен-Элевен». Пятнадцатиминутный телефонный разговор с Линдой о Николе. Парень только что вернулся из Спиллерсбуды. Я вне себя от волнения, сказала Линда. Понятия не имею, как с ним управляться.

Тедди поехал поздравить племянника с началом новой жизни.

– Заперся в спальне и никого не хочет видеть, – шепнула ему сестра.

Тедди постучал.

– Могу я тебя обнять?

Никола пробормотал что-то вроде «после, после, а то сдохну с похмелюги».

Линда предложила погулять – пусть парень проспится.

Они пошли по набережной. К лодочной гавани. Мусорные корзины переполнены – выпускные праздники в гимназиях.

– Тедди, извини меня, в последний раз я… ты помнишь, я сказала, что единственное, чего хочу, – чтобы Никола не был похож на тебя.

– Ладно, все в порядке. Не мечи икру.

– Я мечу икру из-за него. Я не выдержу, если он опять туда загремит.

– Будем надеяться. Может, чему-то научился.

– Не знаю… не уверена. Поговори с ним, а? Он никого, кроме тебя, не слушает.

Может, Линда права. Ну и что? Поговорит он с парнем, уйдет домой, а дальше? Все начнется сначала. Ей нужно как-то наладить нормальные отношения с сыном, иначе все это пустые хлопоты.

Но все же: его помощь нужна. Встречаться с Николой, говорить с ним, попытаться найти квартиру, работу… Можно попытаться, но… парню девятнадцать лет. Жизнь за него никто не проживет.

Тедди принял душ. Растерся полотенцем, посмотрел на телефон – пропущенный вызов.

Эмили? Впервые за последний год он видит ее имя на дисплее.

Послушал сообщение. Знакомый высокий голос.

«Позвони мне. Это важно».

Само собой. Конечно, позвоню. Попытался вычислить, что она от него хочет, и не вычислил.

Последний раз они виделись в лифте в адвокатуре «Лейонс».

Она попыталась поначалу сделать вид, что его не видит. Нелегкая задача: едешь в лифте, открывается дверь, а тот, кого ты не хочешь замечать, стоит перед лифтом и смотрит на тебя в упор.

– Добрый день, Эмили. Не вчера это было.

Она вышла из кабины как-то боком, прижав компьютерный портфельчик к груди, словно опасалась к нему прикоснуться.

– Как ты? – спросила она, дождавшись, пока он войдет в лифт.

– Нормально. А ты? Работаешь на износ?

– Я всегда работаю на износ.

– Береги себя, – нашелся Тедди. – Ты немного бледная.

– Это профессиональное, – усмехнулась она. – Transparent lawyer. Юрист должен быть прозрачным. Как привидение. Но обещаю – пугать тебя в коридорах не стану.

Тедди нажал на кнопку. Двери медленно сдвинулись. Кабинка вздрогнула и поехала вниз. В лифте остался ее запах. Что-то лимонное.

За дело Маклауда он запросил шестьдесят тысяч. После налогов останется чуть больше половины. Неважно – на пару месяцев хватит. Дорогих привычек у него нет.

Магнус Хассел был очень доволен проведенной им «операцией», как он ее назвал. Вчера он сдал предварительный рапорт.

Самое главное – доказательства. Тедди записал на мобильник всю историю с пакетом. Мало того: сфотографировал содержимое пакета и взял пробу для анализа.