Химеры (СИ) - Стригин Андрей Николаевич - Страница 33

Внезапно становится страшно, я осознаю, какая пропасть нас разделяет, ни года, ни столетия — миллионы лет, а люди эти просто чудовищно могучи, но и они бессильны перед природой, перед Богом. Что же они натворили, что их так безжалостно сметает история, растирая в пыль.

— Пойдём, — говорит женщина, берёт меня за руку, и я ощущаю холод от её пальцев.

Мы выходим из дома и оказываемся на набережной. Она ведёт меня вдоль скамеек, на них расслабились молчаливые люди, кто нежится, просто вдыхая морской воздух, кто торгует безделушками. Странная тишина, воздух словно застыл, но это как затишье перед бурей, от безысходности жжёт сердце, глаза становятся мокрыми, я знаю, всё, что сейчас вижу, уже почти мёртвое.

У лестницы ведущей вверх, задерживаюсь, на ступеньках лежит лоток заставленный вазами, масками и прочей мелочью, а хозяина поблизости нет, но я знаю — он не придёт. Поднимаю маску — на меня смотрит необычное существо, отдалённо напоминающее человека.

— Они жили задолго до нас, можешь взять её себе, — слышу голос женщины, — и эта ваза тебе пригодится. Поздно, очень поздно у нас получилось то, с чем могли без труда справиться с паразитами из Пекла, — с чудовищной горечью произносит она и добавляет: — Теперь вам придётся опробовать эту смесь.

Со страхом смотрю на зелёную вазу, очень тяжёлую, в непонятных выпуклых рисунках, горлышко запечатано. В ней есть то, на что жители этой планеты возлагали большие надежды, но не успели воспользоваться тем веществом, что находится в ней и теперь всем грозит лютая смерть.

Далее она ведёт по лестнице, и мы упираемся в массивные, исполинские ворота. Женщина проводит ладонью по поверхности, и они неожиданно расходятся в стороны. С удивлением рассматриваю огромное помещение. Многочисленные светильники не могут его полностью осветить и поэтому всё в полумраке. Поблёскивают металлические колоны, виднеются двери, так же из металла, зеркала на стенах тускло отсвечивают свет от ламп. Я оказался внутри зала, ворота тихо смыкаются, озноб бежит по спине.

— Ты их не бойся, ничего они тебе не сделают. Они приспособились жить под землёй, это новая раса, — шелестит голос моей спутницы.

Открывается дверь. На пороге появляются люди в облегающих комбинезонах. Кожа неестественно белая, глаза чёрные, зрачки вытянутые как у кошки и огненно красные. Один из них смотрит на меня, и я понимаю, нужно идти за ним. Оборачиваюсь, женщина улыбается, а в глазах тоска, она прощается со мной. Щемит сердце, я знаю, больше её не увижу.

Он ведёт мимо оранжереи. В зале за стёклами, виднеются растения напоминающие лианы, деревья в сосульках-плодах, стебли, в мясистых, источающих прозрачный сок, листьях и многое другое — загадочное и необычное.

Подходим к лифту, он усаживает меня на диван, и кабинка ухает вниз с серьёзной скоростью. Вскоре останавливаемся, выходим и оказываемся в плохо освещённом зале. Но на этот раз вспыхивает дополнительный свет и всё тонет в молочном сиянии. В центре зала крутится планета. Как зачарованный смотрю на неё, я уверен — это Земля, но не узнаю её, континенты, океаны — всё не так. Но это Земля! Внезапно поверхность приближается к глазам и перед моим взором возникает уродливый разлом земной тверди. Заглядываю глубже, ужасаюсь, некто, нечеловеческой природы, грызёт туннели, и целая орда кошмарных существ их мигом заполняет.

Внезапно меня словно выталкивает из зала, и оказываюсь на улице. Произошли разительные изменения. Очень холодно, дует свирепый ветер. Я цепляюсь за натянутый трос и иду по замёршему океану. Колючий снег бьёт по лицу, ладони скользят по обледеневшему канату.

Неожиданно понимаю, не снежная буря заметает всё вокруг — это замёрзший углекислый газ. Атмосфера планеты вымораживается, оседая на поверхность в виде льда и снега. Безудержное горе всколыхнулось в груди, я понял, живых нет, все погибли и та женщина тоже, слёзы катятся из глаз.

Пробуждаюсь от толчка в бок, с трудом открываю мокрые глаза, рыдания ещё срываются с губ.

— Ты, чего, Никита, плохой сон? — встревожено спрашивает Аскольд.

Оглядываю притихших людей: — Да, — соглашаюсь я, — и место здесь поганое, уходить нужно.

— Куда уходить, сдурел? Ночь! В лесу масса хищников!

Отрываю кусочек слегка подгоревшего мяса, жую, пытаюсь почувствовать вкус, сомнения раздирают меня. Да, сон плохой, не просто плохой, ужасный, но всё-таки сон.

— Хорошо, мы останемся до рассвета, но костёр необходимо затушить и соблюдать идеальную тишину.

— Насекомые наползут, — князь Аскольд палкой выпихивает крупного слизня.

— Хорошо, — вздыхаю я, — оставим маленький огонь… подальше от края, чтоб его не заметили со дна разлома.

— Да кто там может жить? — с сомнением произносит Аскольд. — Дно полностью заполнено каким-то газом, и аммиаком ощутимо попахивает, в такой атмосфере не выживет ни одно существо.

— Может ты и прав, — вздыхаю я, — но у меня есть ощущение, на дне что-то ползает.

— Какой бред… извини, Никита, — Аскольд в задумчивости сжимает в ладонях свою бородку.

Ночь в самом разгаре, я не сплю, слежу за огнём, что бы сильно не разгорался, заодно сменил на посту Аскольда и, с помощью палки, борюсь с наглыми членистоногими, эти твари совсем обнаглели, и не раз приходится стрелять из лука по крайне агрессивным особям.

Все спят. Семён негромко похрапывает, прижимая к себе волчьего приёмыша. Князь Аскольд чутко спит, облокотившись на стену, но я знаю, только щёлкну пальцами, и он уже будет держать лук с отведённой тетивой. Охотники тоже непростые люди, приглядываюсь за ними, они не делают, ни одного лишнего движения, как один крепкие, жилистые, общаются без панибратства. К моей радости, никто не храпит, спят как младенцы.

Огонь едва горит, но я прекрасно вижу в темноте, поэтому не тороплюсь подкладывать дрова. Слух обостряется, слышу, как ходит зверьё, хлопают крыльями хищные птицы, мелкий зверёк предсмертно пискнул в когтях совы, но всё происходит вдали от разлома, боятся его звери, шарахаются как от чумного. Любопытство обуяло меня, осторожно ползу к краю, и заглядываю вниз. Клубящийся туман колышется вровень с полом грота и, вновь я слышу, на гране подсознания, бормотания, оханья, скрежет о камни. Вглядываюсь в туман, и мне кажется, взгляд проникает сквозь него.

Наблюдаю страшные обрывы, уходящие в пропасть, а где-то на дне мелькают огоньки, они двигаются в разных направлениях. Смотрю вниз как под гипнозом. Внезапно огоньки собираются в одном месте и вскоре их — великое множество, волосы поднимаются дыбом — они смотрят на меня. В холодном поту отпрянул, князь Аскольд мигом вскакивает.

— Они нас заметили, — сдавленным голосом еле говорю я.

— Те, которые внизу, — мой друг теперь мне верит. Он без лишних пояснений поднимает людей. Поспешно раздвигаем брёвна и выбираемся наверх. Как страшно в ночном лесу! Ещё раз прислушался — бормотания, вздохи и скрежет о камни стали явственнее, неведомые твари лихорадочно лезут по отвесным склонам. Клубы тумана поднимаются над разломом, и как тяжёлый газ растекается по поверхности.

— Это их среда обитания, — во мне вспыхивает озарение. — Бегом от тумана, не дайте себе попасть в него!

Бросаемся прочь, а туман, как живой, цепляется за ноги, пахнет аммиаком, сероводородом и ещё непонятно чем.

Мы бежим, словно за нами мчится сама смерть, но может, так оно и есть. Лесное зверьё, так же уносит ноги, даже великолепный смилодон, с клыками как кинжалы, не обращает на нас внимания, он мощно раздвигает заросли, стремясь уйти от липкого тумана. Поведение у животных, как при пожаре, хищники и их жертвы бегут вместе.

Наконец мы оказываемся вне зоны клубящегося тумана, останавливаемся и пытаемся отдышаться.

— Что это было? — прислонился к дереву и вытирает пот один из охотников.

— Ловушка для дураков, — князь Аскольд беззвучно смеётся.

— Что же нам делать? — Семён успокаивает подвывающего от страха Игорька, — здесь столько хищников.

— Мы сейчас в зоне, где нет тумана и нет зверей, относительно безопасное место, — сейчас я полностью уверен в своей правоте.