Одинокий волк - Гэфни Патриция - Страница 16

– М-м-м… – сказала она. – Какой сегодня прекрасный вечер.

Ну вот опять! Неужели она могла видеть, о чем он думает?

– Да, – осторожно повторил Майкл. – Сегодня прекрасный вечер.

Он и сам не понимал, как может говорить так спокойно, словно с ним ничего нового не случилось, хотя у него в голове все смешалось.

– Майкл, – спросила она, – вы разговаривали, когда жили в девственном лесу?

«Девственный лес». Ему понравилось, как это звучит.

– Да. Нет. Я не говорил ртом.

Он помедлил, но потом решился и шепотом выдал ей свой секрет:

– Я забыл свое имя. Она наклонилась к нему поближе.

– Но теперь вы его вспомнили? Он кивнул.

–Как?

– Однажды я слышал, как Сэм разговаривает. Не с кем-то другим, а с собой. Он говорил очень громко.

– Кричал.

– Кричал. Он смотрел на озеро и кричал свое имя. Просто так. Он… играл.

– Да, – согласилась она, улыбаясь.

– И тогда я вспомнил, как кричал свое имя над водой там, где я был. Майкл Макнейл. Я повторял его снова и снова. Я был маленький, как Сэм. Мне было страшно. Я боялся забыть свое имя. – Он тяжело вздохнул. – Но я все-таки забыл. Я никак себя не называл. Даже не говорил «я». Ничего. Я просто…

– Вы просто существовали.

Опять у нее голос стал какой-то странный. Может, ей грустно? Он не хотел, чтобы она огорчалась из-за него. Можно ли спросить, что у нее в голове? Он не мог вспомнить, но ему казалось, что в его книге было правило, какой-то запрет на этот счет. Правда, теперь они стали друзьями, но все-таки не так, как с Сэмом. Сэм был настоящим другом, а она – совсем по-другому. С ней он чувствовал… он не знал таких слов. Но с ней надо было быть осторожным, потому что многое было запрещено. Если он сделает что-нибудь неправильно, она может уйти.

В животе у него заурчало.

– Я голоден, – сказал он. Она улыбнулась. Все ее лицо улыбнулось.

– Пора обедать.

Они встали и пошли назад, к ее дому. 0'Фэллон пошел за ними следом.

– Что они дают вам на обед? – спросила она на ходу. Он скорчил рожицу, прямо как Сэм.

– Пищу.

Она засмеялась. Это был чудесный звук – счастливый.

– Она вам не нравится? Он попытался объяснить.

– Это человеческая пища.

Что-то случилось. Она продолжала идти, но внутренне замерла, и он понял, что сказал что-то плохое. А все потому, что людям было противно то, что он ел раньше. Теперь он ел их пищу. Она была не сырая, не теплая, не кровавая, не бьющаяся. Она была неживая. Они остановились, и он посмотрел себе под ноги. Ему очень хотелось взять назад свои последние слова. Теперь она была от него далеко. Но, даже пробыв с ней вместе совсем немного времени, он больше не хотел оставаться в одиночестве.

– Сидни! Обедать! Это был голос Сэма, донесшийся с крыльца.

– Мне надо идти, – сказала она.

Ее лицо опять прояснилось, как будто ничего не произошло. Он повернулся, чтобы уйти, но она его остановила:

– Майкл, я точно не знаю, что собирается делать мой отец, но даже если он будет продолжать свои эксперименты, отныне все изменится к лучшему. Теперь, когда они знают, что вы умеете говорить…

– Вы им расскажете? Ее глаза расширились.

– Я… Вы не хотите, чтобы я рассказывала? Мне кажется, уже слишком поздно! Они уже знают. Вы боитесь? Они не причинят вам вреда, я ручаюсь. То, что было… Я понимаю, для вас это сплошное недоразумение, но не беспокойтесь, это больше не повторится.

Она прикоснулась к нему: положила руку ему на запястье, чтобы утешить. Хотел бы он знать, что значит «сплошное недоразумение».

– 0'кей, – сказал он, подражая Сэму, потом повторил ее слова, чтобы она тоже утешилась: – Не беспокойтесь.

– Сидни!

На этот раз голос принадлежал тете Эстелле, и Майкл попятился. И Сидни тоже. Они оба отступили одновременно, потому что в стае Винтеров главным волком была тетя Эстелла.

За несколько недель, прошедших после ее возвращения из Европы, Сидни так ни разу и не повидалась с Камиллой Дарроу, своей золовкой; они только поговорили по телефону. В субботу, когда Филип упомянул, что собирается в город, и спросил Сидни, не хочет ли она навестить Камиллу, она с радостью согласилась.

Они могли бы поехать на поезде, но Филип велел Робби, престарелому семейному вознице, отвезти их в коляске, потому что лошадям, дескать, нужна пробежка. Погода идеально подходила для прогулки в открытом экипаже: день стоял ясный, солнечный, но не слишком жаркий. Сидни наслаждалась поездкой и всю дорогу весело болтала с Филипом до тех самых пор, пока не завидела вдалеке жилище семейства Дарроу на Прэри-авеню. Этот особняк, похожий на укрепленную крепость, с давних пор стал для нее вторым домом. Она играла там, когда была еще ребенком, флиртовала на балах после своего первого выхода в свет. Спенсер сделал ей предложение в бильярдной, они танцевали под полосатым тентом в саду под оркестр Джонни Хэнда на своей свадьбе. Особняк был уродлив, слишком велик и помпезен, но она все равно его любила, не обращала внимания на недостатки и излишества, потому что там она всегда чувствовала себя счастливой. И сейчас при одном лишь виде этого дома ей захотелось плакать. Потому что Спенсера больше не было. Входную дверь открыла сама Камилла. Обняв ее, Сидни не удержалась-таки от слез. Камилла была так похожа на брата!

– О, я так скучала по тебе! – воскликнула Сидни, стараясь улыбнуться и скрыть истинную причину своих слез. – Кэм, ты чудесно выглядишь!

– Это ты чудесно выглядишь.

Подруги долго стояли обнявшись прямо в дверях, покачиваясь, похлопывая друг друга по плечу, пока Филип с улыбкой кроткого мученичества на лице терпеливо дожидался, чтобы его заметили.

– О, привет, Филип, – сказала Камилла, высвободившись наконец из объятий Сидни. – Ты, оказывается, тоже здесь?

И они все дружно рассмеялись.

Женщины прошли в прихожую, но остановились, когда Филип объявил, что уходит.

– Почему? – удивилась Камилла. – Пожалуйста, Филип, останься хоть ненадолго. Ты что, не можешь нанести мне визит?

Она положила руки на бедра и вскинула голову знакомым властным движением. Невысокая, светловолосая, спортивная – она казалась точной копией Спенсера в женском обличье. У брата и сестры были одинаковые, решительно вздернутые короткие носы и упрямые подбородки, одинаковые жесты, даже одинаковые голоса – звонкие и отрывистые, как сыплющиеся дробью камешки.

– Нет, не могу. Весь в делах, надо кое с кем повидаться.

– Что за дела, с кем повидаться? Зайди и выпей с нами чаю!

– Мужские дела, важные встречи.

Он прислонился к дверному косяку в небрежной позе усталого ковбоя и сунул руки в карманы – независимый и красивый до неприличия.

– Я скажу Робби, чтобы вернулся за тобой, Сид.

– А сам ты не собираешься вернуться? Как же ты доберешься до дому? Филип ухмыльнулся и пожал плечами.

– Как-нибудь доберусь. Он шутливо отсалютовал, собираясь уходить.

– Не задерживайся допоздна, Филип, – тихонько бросила вслед Сидни. Он лишь улыбнулся в ответ.

– А он изменился, – заметила Камилла, пока они пересекали гостиную, направляясь к удобной веранде, выходившей в сад. – Совершенно не похож на себя прежнего. Должно быть, это колледж на него так повлиял.

– Он чувствует себя несчастным, Кэм, – призналась Сидни. – Не знаю, чем он занимается в последнее время, и, по правде говоря, не хочу знать. Но я тревожусь за него.

– Брось, ничего с ним не случится.

– Он замкнулся. Больше не приглашает никого из своих друзей домой. Посещает ужасные места. Мне кажется, он играет на бегах, и у него даже есть свой букмекер.

– Это возрастное. Сидни покачала головой.

– Как раз сейчас ему необходимо чье-то сильное влияние. Кто-то должен им руководить. Я этого сделать не могу, тут нужна мужская рука.

Не было смысла упоминать о том, что рассчитывать на отцовское влияние не приходится: Камилла знала о положении дел не хуже, чем она сама.