Грани (СИ) - Малов Александр - Страница 39

Эрик оттолкнул Мэри к земле и медленно начал спускаться к ее груди. Cмех Мэри постепенно перешел в стон. Эрик перестал контролировать не только собственный разум, но и тело. Дыхание Мэри стало слишком громким и частым.

— Мэри, — выдавил из себя Эрик. Его дыхание никак не могло выровняться. — Прости… я… я не знаю, что на меня нашло, я…

В этот момент Мэри схватила его лицо двумя руками и притянула к своему лицу. Ее губы впились в губы Эрика с новой силой.

Тело Эрика Майлза словно окаменело. Больше он не мог сопротивляться своей страсти, и его руки слились с нежными бедрами Мэри.

Говорить что-либо было незачем. Это было так похоже на них. На Мэри. На то, что связывало их, и чем они жили все эти годы.

«Это наша страсть. Наша любовь. Это наш рай. Настоящий рай».

Эрик прижимал Мэри к себе все сильнее, но она одним рывком перевернула его, прижав руки к земле. Внезапно левая рука отозвалась сокрушительной болью.

«Это всего лишь комар! Смахните его!»

Эрику казалось, что кто-то вцепился в его руку чем-то невероятно острым. Словно клыки дикого зверя смыкались на его плече, безжалостно дробя все кости и мышцы на своем пути. Эрик вновь посмотрел на Мэри. В ее глазах больше не было нежности. Эта была животная страсть. Эрик попытался немного отстранить ее от себя.

— Послушай, Мэри, что-то не так.

Но Мэри, замешкавшись лишь на секунду, откинула его руки назад и снова вдавила в землю. Ее сила казалась нечеловеческой.

— Мэри, хватит! — закричал Эрик, но отстранить ее теперь казалось невозможным.

«Что-то не так, — паника в голове Эрика нарастала, — что-то явно не так! Мэри? МЭРИ! ЭЙ, МЭРИ!»

В этот момент взору Эрика предстало то самое огромное дерево. Листья его уже не были столь яркими. Они иссохли и опадали один за другим.

«ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ КОМАР! СМАХНИТЕ ЕГО! СМАХНИТЕ ЕГО!»

В этот момент боль в руке стала совсем невыносимой. С трудом Эрику удалось вырвать свою правую руку от цепких пальцев Мэри и буквально одним рывком впиться пальцами в левую.

Внезапно Мэри остановилась и произнесла с самой грустной улыбкой, которую Эрик видел в своей жизни:

— Я люблю тебя.

Боль достигла своего предела. Эрик начал терять сознание. Оставшиеся силы он вложил в каждый палец своей руки и вдруг, что-то нащупав в своей левой руке, резким движением вырвал это что-то наружу. Последнее, что успел увидеть Эрик, это лицо Мэри. С ее щеки катилась одинокая слеза. А после этого Эрик отбросило назад.

Земля вокруг исчезла. Исчезло и все остальное. Синее небо постепенно сменилось белым фоном, а рука Эрика как оказалось, до сих пор что-то яростно сжимала мертвой хваткой. Все еще находясь в полуобморочном состоянии, Эрик потратил последние силы, чтобы притянуть свои пальцы поближе к лицу. Его пальцы сжимали нечто острое. Через пару мгновений Эрик сумел понять что это — игла от катетера! После этого Эрик Майлз окончательно потерял сознание и провалился в небытие.

Глава 20: Каталина

Глава 20: Каталина

Бобу нравилось это место. Да, однозначно оно не могло не радовать. Обычно, единственный пейзаж матерого дальнобойщика состоял в быстроменяющихся картинках за окном. Деревья и горы, горы и деревья. Иногда Боб видел их, даже когда закрывал свои глаза. И все это всегда происходило под старые добрые роковые пластинки, потрепанные царапинами и временем.

Но это место было совсем иным.

Вечернее уходящее солнце совсем не портило общую картину. Это место было одним из тех, что еще явно не успело намозолить глаза. Мастерская находилась у окраины реки, чуть поодаль от города, на самой его границе. Дорога, идущая от города и пересекающая "Дикий мотор" была завалена слоем разноцветных листьев, а почти полное отсутствие автомобилей создавала природную и успокаивающую тишину.

Дальше дорога расстилалась и выходила во внешний мир: обширный и необъятный. Где-то там вдали находилось и ставшее печальным для Боба шоссе, но матерый дальнобойщик не стремился держать путь настолько далеко. Воспоминания об аварии Боб гнал, как сгоняют с лица и тела назойливых комаров, однако здесь возле мастерской атмосфера была совершенно противоположная душевному состоянию Боба Гаррисона. Сейчас ему вообще отчетливо казалось, что именно тут он бы и хотел встретить свою железную старушку. А возможно даже и собственную старость.

Тут было легко. В таком месте тело, словно само по себе отталкивалось от земли и, наполняя каждую клетку свежим воздухом, было готово порхать между десятками деревьев. Оно было готово прокатиться по свежей траве и под конец отдаться течению прозрачно-чистой реки. Тело словно было рождено стать частью всей этой лесной красоты.

Боб даже представил себе один день из жизни в такой местности: вот он выходит из своей лачужки, сонно пинает шишки и камни, добираясь до берега чистой и прозрачной реки, бодро омывает ледяной водой свое лицо и, наспех позавтракав, отправляется в такую вот мастерскую — ничем не примечательную, но давно ставшую родной.

Боб любил машины. А если учесть, что его хобби сопровождалось не только заработной платой, но и красотой природы, то что еще нужно? Несомненно, это было бы так: после рабочего дня Боб Гаррисон, разведя костер, занимался бы приготовлением какой-нибудь наваристой похлебки, приготовленной по старому рецепту и пахнущей так, что слюнки текли бы даже у слюнок. Под конец дня, попивая сваренный и горячий кофе, Боб уткнулся бы в какую-нибудь бессмысленную книжку, периодически прислушиваясь к тишине и покою. Вот как все это видел Боб Гаррисон.

Мечтая, Боб побрел к самой мастерской. Свой первый и, как надеялся Боб, последний грузовик он приобрел совершенно случайнейшим образом. Его малышка — Мерседес Акторс успела заработать неплохую популярность еще в конце девяностых. Как правило, Акторс приобретали очень часто, и какой-то их процент приходилось видеть не только в салонах, но и в мастерских. Свою «Каталину» Боб встретил именно в такой вот мастерской. По началу он был удивлен, что такая машина делает в подобном месте, но приглядевшись к ней поближе все вопросы отпали. Уже тогда Боб знал — он получит эту красавицу.

Среди дальнобойщиков это было распространенное явление — водительская романтика. В дороге, не считая дорожных путан, любимую женщину могла заменить тебе только твоя старушка на колесах. И у каждой такой старушки было имя. Обычно это было имя женщины, когда-то давно разбившей тебе сердце. Но при всем при этом это была любимая женщина. Это было самое важное. И действительно, свой Акторс Боб назвал именно в честь женщины, давно не молодой и, самое важное, верной, чего в современном мире так не хватает.

Он часто вспоминал ее. Вспоминал, как подобрал на дороге, когда его автомобилем был далеко не Акторс. Она не сопротивлялась Бобу, хотя не доверяла ему. Обессиленная и обезвоженная, она дала взять себя на руки и уже через несколько минут ехала в грузовике Боба, в тепле и уюте. Боб попытался разговорить незнакомку, но та лишь молчала и злобно смотрела ему прямо в глаза, ожидая очередного подвоха. Тогда Боб доехал до ближайшей забегаловке и купил себе и своей попутчице немного еды. Вкусный запах манил изголодавшую незнакомку, однако инстинкт самосохранения был сильнее и потому, стоило Бобу ослабить бдительность, напуганная попутчица отчаянно набросилась на своего спасителя.

Шрам от укуса до сих пор красовался на руке Боба Гаррисона, но порой все что он вызывал была не боль, но лишь приятный и теплые воспоминания.

Боб помнил, как тот день подходил к концу. Незнакомка, окончательно выбившись из сил все же поддалась своему опустошенному организму и мирно спала на соседнем сиденье Боба. Сам же Боб лишь с улыбкой поглядывал на попутчицу, переводя взгляд с нее на свою забинтованную руку.

Прошло время и незнакомка все же сумела найти общий язык с Бобом. А через семь лет она умерла. Бродячая собака, которую Боб назвал Каталиной, до сих пор рассекала дороги вместе с ним, в его сердце. Боб верил в это. Верил, как верит в восходящее солнце, но никогда не говорил об этом. Никогда и ни с кем.