Как солдат стал солдатом
(Рассказы) - Никольский Борис - Страница 2

Позвать на помощь?

Но он не мог даже крикнуть.

Сорокин не на шутку перепугался. Ему показалось, что он так и задохнётся, так и останется навсегда в этой землянке.

Он едва сумел отыскать выход, потому что сквозь слёзы уже ничего не видел… Так, ошалев от страха, он выскочил на свежий воздух и моментально содрал противогаз.

И тут к нему подошёл старшина.

— Ну как, убедились?

Но хитрый Сорокин и теперь решил словчить. Он немного уже успел прийти в себя и подумал: всё равно землянка с газом уже позади, бояться нечего. И сказал:

— По-моему, маска мне как раз. В самую пору.

— Ах так, — сказал старшина. — Ну что ж, тогда попробуем ещё разок.

— Нет, нет! — перепугался Сорокин. — Ни за что! Дайте мне побыстрее другую маску!

Но даже в новой маске, которую ему выдал старшина, Сорокин не сразу отважился опять войти в землянку. Он долго нерешительно топтался у входа и оглядывался на солдат так, словно прощался с ними навеки.

А потом махнул рукой и исчез за дверью.

Не появлялся он минут пять.

А когда наконец появился и медленно, не спеша стянул маску противогаза, все увидели его довольное, улыбающееся лицо.

И старшина ни о чём не стал его спрашивать — ведь всё и так было ясно.

Солдатская фляжка

Как-то послали наш взвод тушить лесной пожар. Дело это очень нелёгкое. Нужно копать траншеи, рубить кустарник, растаскивать бурелом. А ветер несёт в лицо дым, пепел, дышит жаром.

Ещё до начала работы выдали всем солдатам лопаты, кирки, велели взять по фляге воды. А потом построил наш командир взвода, лейтенант Петухов, солдат и говорит:

— Воду берегите. Поблизости воды нет, а работать нам сегодня долго. Вам ясно, Котомкин?

А Котомкин — это был солдат-новичок. Он только недавно появился во взводе.

— Ясно, ясно, — говорит Котомкин.

— И вашим товарищам ясно?

— Ясно, ясно! — отвечают другие солдаты-новички.

Им уже не терпится поскорее приняться за настоящее опасное дело. Доказать, что они ничем не хуже бывалых солдат.

Вышел взвод к краю горящего леса, растянулся в цепь. Взялись солдаты за лопаты и кирки. Огня вроде бы и не видать, только дым по земле стелется, мох тлеет, а жара — не продохнуть! Едкий дым слёзы из глаз выжимает.

Полчаса прошло, не больше, а гимнастёрки уже почернели от пота. Видит Котомкин — справа от него Башмаков работает, не разгибается. Башмаков — такой же рядовой солдат, как все, только поопытнее, уже второй год служит. Старается Котомкин не отстать от него.

Да с каждой минутой всё тяжелее. Дышать нечем. Жажда мучит. Взял Котомкин свою фляжку, глотнул воды.

Да что там глоток! Только ещё сильнее пить захотелось. Ну, прямо рука сама собой тянется к фляжке.

«Ладно, — говорит себе Котомкин, — ещё разок глотну, а больше — ни-ни!»

Запрокинул голову, приложил фляжку ко рту. Ах, как хорошо! Не оторваться!

Поработал ещё немного Котомкин — и опять к фляжке. А там уже совсем на дне вода булькает.

«Эх, — думает Котомкин, — такая капля всё равно не спасёт. Уж лучше сразу выпью».

И как только опустела фляжка — тут сразу настоящая жажда накинулась на Котомкина. А работе ещё и конца не видать. Ветер пепел несёт, густым жаром дышит. Пот глаза заливает.

Работает Котомкин, старается не отстать от Башмакова. Да где там! Никогда не думал Котомкин, что человеку так может пить хотеться. Даже в глазах темнеет. Ни о чём другом думать невозможно. И зачем он всю фляжку сразу выдул!

Наконец не выдержал Котомкин. Пошёл к Башмакову.

— Дай, — говорит, — Башмаков, воды.

А сам думает:

«Разве даст? Самому, скажет, мало».

— На, — говорит Башмаков.

Глотнул Котомкин из башмаковской фляжки — и сразу легче стало. Даже странно: свою фляжку целую выпил и только пить ещё больше захотел, а тут один глоток сделал — и легче стало. Наверно, потому, что уже не надеялся, не рассчитывал на этот глоток.

…После работы собрались солдаты-новички возле палатки, рассказывают, кто как работал, с кем что приключилось.

— Жарища! Я думал, не выдержу, — говорит один. — И не заметил, как всю воду до последней капли выпил. Хорошо, Башмаков дал глоток.

— И мне Башмаков дал глотнуть, — говорит другой.

— И мне, — говорит третий.

— И мне, — говорит Котомкин.

И тут все посмотрели друг на друга, и всем даже стыдно стало: что же это выходит? Выходит, они у Башмакова всю воду выпили? А как же он?

— У него, наверное, фляжка особая, — говорит первый солдат. — Побольше наших.

— Точно, — говорит второй. — Побольше.

А третий ничего не успел сказать, потому что к палатке подошёл Башмаков. На поясе у него висела фляжка. Была она ничуть не больше, чем все остальные солдатские фляжки. Только сильно помята и поцарапана.

— А мы тут поспорили, — сказал Котомкин, — особая у тебя, Башмаков, фляжка, что ли?

Башмаков засмеялся.

— Точно, — говорит. — Особая. Мне её отец подарил. Она у него ещё с фронта хранилась. И когда дал мне её, сказал: «Запомни, в солдатской фляжке всегда один лишний глоток должен быть. Для товарища».

И все с уважением посмотрели на помятую, поцарапанную фляжку.

Как лопата танк победила

Однажды выстроили наш взвод по тревоге. Стал командир отделения, сержант Остроухов, проверять солдатское снаряжение и видит: у рядового Машкина нет сапёрной лопатки. И автомат на месте, и противогаз, а лопатки нет.

— Что же это вы, Машкин, — говорит сержант, — так плохо по тревоге собираетесь? Или вы всегда такой рассеянный?

— Да ну её, эту лопатку, товарищ сержант, — отвечает Машкин, — только лишняя тяжесть, бежать мешает. Я в книжках читал: теперь окопы для солдат экскаваторы роют! Зачем мне лопатка?

— Это верно, — говорит сержант, — и экскаваторы окопы роют, и другие машины. Только всё равно без сапёрной лопатки солдат — как без рук. Умелого солдата лопатка из беды выручит, в бою спасёт, самого грозного врага победить поможет…

— Интересно! — говорит Машкин. — Может, этой вашей лопатой и танк победить можно? — А сам на солдат, товарищей своих, весело поглядывает — словно бы приглашает их посмеяться вместе с ним.

— Да, — серьёзно говорит сержант. — Можно и танк. А теперь довольно разговоров — марш в казарму и чтобы через минуту в строю стояли, как положено, с сапёрной лопаткой…

Так поговорили они, и вроде бы забылся этот разговор. Только, оказалось, помнил о нём сержант.

Спустя несколько дней вывел сержант наше отделение на занятия в поле. Занятия эти называются — «обкатка танками». Иначе говоря, учат солдат, чтобы не боялись они танков, чтобы смело вступали в бой с грозной машиной.

Подвёл сержант нас к небольшому, глубокому окопу.

— Этот окоп, — говорит, — солдатскими руками вырыт, сапёрной лопатой. Я сам его рыл. А теперь, Машкин, давайте мы с вами в него спустимся.

— А что дальше будет? — опасливо спрашивает Машкин.

— Увидите, — отвечает сержант.

А сам достаёт гранаты. Не настоящие, конечно, учебные.

Забрались сержант с Машкиным в окоп. Ждут.

И тут на краю поля появляется танк. Грохочет его мотор, лязгают гусеницы, пыль стелется позади — мчится танк прямо на окоп.

Перепугался Машкин, хотел из окопа выскочить, да уже поздно. Танк совсем близко — такой огромный, кажется, всё небо заслонил!

Сержант Остроухов Машкина на всякий случай за плечо ухватил, ко дну окопа пригнул.

И в ту же минуту темно в окопе стало, песок и пыль сверху посыпались. А грохот совсем оглушил Машкина. Это танк над окопом, над головой Машкина гусеницами лязгает.