Дети небес - - Страница 38

Шкуродер говорил:

– Даже так, мой мальчик. Что тебя так разбередило?

Амди еще подвинулся к нему:

– Вы сотворили Стального, а Стальной сотворил меня.

Вежливый смешок.

– Разумеется, я сотворил Стального, причем по большей части из собственных элементов; но Стальной собрал тебя как стаю из новорожденных щенят, из потомков гениев, которых он собрал, поймал, купил, украл или убил по всему материку. Ты из редчайших экземпляров: рожден весь одновременно, полностью составлен из щенков. Как двуногие.

– Да, совсем как человек. – («Внеполосный-II» изобразил слезы, текущие из глаз Амди.) – И теперь я начинаю умирать совсем как человек. Вот только люди еще даже не начали стариться, они пока еще дети!

– О! – сказал Шкуродер, и Равна заметила, что Белоухий наклонил свою тачку вперед и вытянул шею в сторону Амди. Ничего себе! Перекрывание мыслезвуков должно было оглушить и сконфузить обе стаи. Но голос Шкуродера – («Такой, каким его представила мне шпионская программа, не забывай!») – оставался бесстрастен и холоден. – Разве мы это не обсуждали раньше? Без сомнения, единодушное старение трагично, однако твоим элементам всего лишь четырнадцать. Худшие времена твои настанут еще через двадцать лет, когда мои великие планы уже…

Амди вмешался, но его слова не совпадали с картинкой:

– Я любил Стального Владыку. Я же не знал, какое он чудовище.

Шкуродер встряхнулся:

– Это я его таким сделал. Боюсь, что это всецело моя ошибка.

– Я знаю, но вы можете помочь! – Амди помедлил и заговорил тише: – А теперь еще проблема с Джефри. Вы…

Равна, прикорнувшая было за контрольной панелью, резко подняла голову. Что за проблема с Джефри? Но Амди не закончил фразы.

Подумав, Шкуродер ответил:

– Хорошо, я сделаю все, что смогу. Что еще тебя тревожит?

Амди издал плач маленького потерявшегося ребенка.

– Я только что узнал, что двое моих элементов – краткожители с Великих Равнин.

Равна опешила. Краткожители с Великих Равнин? Это была расовая группа народа Когтей. Они не слишком отличались от остальных стай внешне, однако страдали склонностью к заболеваниям сердечно-сосудистой системы. Продолжительность их жизни редко превышала двадцать лет.

В других окнах головы Шкуродера сочувственно закачались:

– Эти двое страдают от болей в груди?

– Да, а еще у них проблемы со зрением.

– Ох-ох, – сказал Шкуродер. – Краткожители. Да, это серьезно. Я проверю… – Аудиопоток прервался: очевидно, «Внеполосный-II» столкнулся с особенно редким или неоднозначным термином. – Я проверю записи Стального, однако твои страхи, увы, могут быть вполне оправданны. Известно, что загонщики часто используют краткожителей с Великих Равнин, желая придать стае способность к геометрическому воображению, которая у тех превосходно развита. Да, теперь я бы не назвал это единодушным старением.

Амдиранифани содрогался.

– Когда два моих элемента умрут, я перестану быть самим собой.

– Но с этим сталкиваются все стаи, мальчик мой. Жизнь несет изменения. Изменения – залог выживания, если только нас не убьют всех вместе.

– Для тебя, для обыкновенных стай – это все, может, и так! Но я пришел в мир весь и сразу, у меня никого не было прежде. Стальной поступил противоестественно, собрав меня вместе! Если я потеряю двоих, если даже я потеряю только одного, я… я…

– Заводчики Древорезчицы, вероятно, смогут найти тебе подходящую замену. Не исключено также, что и вшестером ты сохранишь ясность сознания. – Тон Шкуродера выражал несомненное сочувствие, но в то же время, как это с ним нередко бывало, явственное пренебрежение.

– Нет, нет, пожалуйста! Потеряв любого из восьми, я рассыплюсь, как арка без укрепляющих ее свод камней. Умоляю вас, господин Тиратект! Вы сотворили Стального, вы создали Группу Изучения Катастрофы, вы заставили Джефри всех предать, вы столько всего дурного совершили! Неужели вы не стремитесь ни к чему хорошему? Сотворите чудо для меня!

Равна застыла – не дыша, не осмеливаясь даже поставить трансляцию на паузу и заглянуть в окно журнала. Сцена вышла за рамки достоверного и на глазах обрастала небывальщиной. Амди больше ничего не говорил: он расплакался навзрыд человеческим плачем. (Это, конечно, имело смысл.) Восьмерка скорчилась в позах, выражавших безграничное отчаяние. Переделанный Шкуродер тоже молчал.

Потом на дисплеях «Внеполосного-II» началось что-то невообразимое: вся пятерка Шкуродера-Тиратект придвинулась вплотную к Амди. Два элемента, составлявшие некогда часть исходного Шкуродера, подтащили тачку с Белоухим инвалидом. Некоторые элементы находились не более чем в метре от ближайшего элемента Амди. В это было сложнее всего поверить: Шкуродер-Тиратект был известен своей сдержанной привередливостью, чтобы не сказать – брезгливостью. Нормальные стаи, особенно дружившие между собой, иногда посылали одного-двух элементов на ничейную полосу, разделявшую их, для краткого обмена мыслями. У людей это соответствовало бы приятельскому разговору – может быть, с легкими поцелуями. Тиратект-Шкуродер никогда не опускался до подобной фамильярности. Он всегда укрывался на дальнем конце общего стола или закутывался в самые плотные звукоизолирующие накидки.

В этом видео, стремительно уносившемся в область фантастики, Белоухий вытянул шею к Амди и прижался к двум его элементам. Несколько других элементов Шкуродера подошли почти так же близко. Для неискушенного человека это выглядело бы так, словно одна стая осторожно ластится к другой, но в действительности у Когтей такая поза отвечала глубочайшей интимности.

«И любое сходство с тем, что там в действительности происходит, случайно!» Равна в бешенстве отключила видеоканал во всех окнах. Изображения погасли.

Равна долго сидела в уютной теплой темноте, размышляя над полученными результатами. Она слишком далеко загнала экстраполяцию. Попытки «Внеполосного-II» выжать крупицы смысла из почти случайного шума не могли принести пользы, но ведь те или иные слова программы подставляли не просто так, на то должны быть какие-то причины. Она поняла, что обречена теперь снова и снова возвращаться к проклятой сценке, пытаясь отделить программные баги, вызванные недопустимо низким соотношением сигнала и шума, от скрытых откровений. Раз так, то, пожалуй, стоило бы начать с неоспоримо подтвержденных фактов. Например, ей достоверно известно, что Джефри не предатель.

Равна вернулась к данным, но теперь не смотрела на подложное видео, а обратилась к файлам журнала шпионской программы. Как она и предположила, условия передачи сигнала варьировались от скверных до отвратительных. Но это ничего не означало: такое уже бывало в прошлом, и неизменно она получала осмысленные сведения. Она закрыла сетевые сводки и перешла к анализам самой программы. Вероятностные деревья представляли доступные в каждый момент опции и выводы, а также соотносили их друг с другом. Резкое и четкое видео, показанное Равне, родилось именно здесь, в дебрях косвенных интерпретаций и догадок. Корабль выдавал ей лишь наиболее достоверный, с его точки зрения, вариант. К примеру, Амди почти наверняка упомянул, что кто-то несет ответственность за возникновение Группы Изучения Катастрофы. Она отыскала этот узел дерева анализа и развернула его – возникли отчеты о принятых решениях и вероятностные веса, приписанные каждой ветви. Да. Шкуродера подставили на место названного Амди лица только потому, что это согласовывалось с контекстом беседы и какими-то жестами или позами элементов Амди. Сходным образом Амди сказал, что кто-то предал что-то или кого-то, а программы выбрали совершенно определенное слово из длинного перечня подходящих. Но как Джефри вообще в него попал, не говоря уж о том, чтобы всплыть на верхушку списка? Какой логикой руководствовалась система, вставляя его туда? Равна углублялась в недра программного кода, забираясь в места, которых раньше вообще не видела. Как и следовало ожидать, трудность поиска точных ответов на вопрос, почему выбрано это, а не то, возрастала взрывоподобно. Она могла веками ковыряться тут и ничего конкретного не добиться.