Ветры Куликова поля
(Рассказы о воинской доблести предков) - Митяев Анатолий Васильевич - Страница 64

По случаю церковного праздника покрова, Суворов с офицерами был в церкви на обедне. Гонцы известили его, что турки высаживаются, роют поперек косы траншеи, делают брустверы из мешков с песком. На это Суворов ответил: «Пусть все вылезут» и запретил стрелять по неприятелю из пушек.

12-фунтовые пушки. Вид сбоку и сверху. Старинная акварель.

Офицеры, которым еще не приходилось воевать под командованием Суворова, недоумевали: «Как же так? Дать неприятелю закрепиться в такой близости от крепости! Это же азбучная истина — противодействовать всеми средствами десанту, когда он только приближается к берегу…» Но Суворов знал что делал.

В числе его знаменитых афоризмов, а они все выражали военные или этические принципы полководца, есть такой: «Противник оттеснен — неудача, противник истреблен, взят в плен — удача»; и еще: «Недорубленный лес опять вырастает». Суворов хотел истребить десант, а не просто отогнать его. Отгонишь сегодня, турки начнут новую высадку завтра. Да еще войск прибавят — «Недорубленный лес опять вырастает!» Суворов не знал, что султан Абдул-Гамид пообещал отрубить голову командиру Очаковской крепости, если тот не овладеет Кинбурном, но с султанскими порядками был знаком и имел все основания полагать, что турки подобру от Кинбурна не откажутся. Значит, пусть все высаживаются. К тому же, если атаковать турок при высадке, атакующие попадут под огонь корабельной артиллерии Гасана, а это 600 орудий — неминуемы большие потери. Атаковать янычар нужно, когда они пойдут к крепости и отдалятся от своих кораблей.

Обедня в церкви продолжалась. Она закончилась молебном «на победу врагов и одоление».

В полдень турки тоже молились своему богу и тоже просили даровать победу.

Обеспечив тыл 15 траншеями, прорытыми поперек песчаной косы, янычары — более 5 тысяч — двинулись к крепости.

У Суворова было 3 тысячи пехоты и кавалерии. Почти половину своего войска — пехоту Муромского полка, кавалерию Мариупольского и Павлоградского полков — Суворов держал в резерве. Навстречу атакующим, после картечного залпа русских пушек, бросилась пехота Орловского, Шлиссельбургского и Козловского полков, два эскадрона легкой конницы и три полка донских казаков.

12-фунтовая пушка в разрезе. Старинная акварель.

В первые же минуты схватки был убит командир янычар Эюб-ага. Противник не выдержал встречного удара и покатился к своим траншеям на оконечности косы. Русские с ходу заняли десять траншей. Но тут они попали под жестокий огонь турецких кораблей. Ядра и картечь косили солдат и казаков. Тяжелую рану получил командир Кинбурнской крепости генерал-майор Иван Рек. Были ранены почти все батальонные командиры. У лошади Суворова ядром оторвало голову. Пехота, состоявшая в основном из новобранцев, не выдержала напряжения и начала отходить.

Суворов со шпагой в руке отходил в последних рядах арьергарда. И тут чуть не случилось несчастье — несколько турок бросились на генерала, чтобы пленить его. Гренадер Шлиссельбургского полка Степан Новиков, оказавшийся поблизости, проткнул штыком одного янычара, застрелил другого, обратил в бегство остальных. Солдаты, бросившись спасать Суворова, увлекли за собой других. И янычары опять побежали к своим траншеям.

Спасение Суворова мушкетером Новиковым в бою под Кинбурном. Старинная скульптура.

Был вечер. А бой не стихал. Картечью Суворова ранило в грудь. Засыпанный песком, он потерял сознание. А когда пришел в себя, увидел, что турки увозят к себе несколько русских пушек. Русские опять не выдержали огонь кораблей, опять отступали к крепости.

Если бы контр-адмирал Мордвинов напал со своей эскадрой на корабли капудан-паши! Пусть хотя бы отвлек на себя часть неприятельской артиллерии — как облегчилось бы положение защитников Кинбурна! Пусть хотя бы устроил демонстрацию атаки… Мордвинов преступно созерцал происходившее. И только лейтенант Ломбард, снова нарушив дисциплину, повел свою «Десну» на турецкие корабли. И чудо — семнадцать попятились от берега. Они не только «Десны» испугались, — галера была гирькой, качнувшей весы: до этого артиллерия крепости потопила два артиллерийских судна турок и подожгла две шебеки, имевшие каждая по 40 небольших пушек.

Уже в сумерках Суворов начал третью контратаку. Полководец имел редкий дар точно определять момент для решающего удара. Момент такой наступил: янычары устали, понесли потери, к крепости не сумели подобраться, им казалось, что бой на этот день закончен, предстоит ночлег в траншеях или возвращение на суда… Свежие силы русских — 400 отборных пехотинцев и 900 кавалеристов, резерв, который был сбережен Суворовым именно для такого момента, — ринулись в решающую схватку. На узкой косе противники перемешались, и корабли капудан-паши Гасана, чтобы не побить своих, не стреляли. Пользуясь этим, казаки отмелью вышли в тыл противнику. Началось истребление янычар. Командир Очаковской крепости Юсуф-паша пошел на крайнее средство — приказал кораблям отойти от Кинбурна, у янычар остались две возможности: победить или погибнуть, третья — отступление — исключалась.

Из всех траншей янычары были выбиты. Смерть носилась над их головами — свистела русская картечь, и не было спасения от русской сабли и штыка. Уже сопротивлялись лишь отдельные группы. Большинство убегало в море и, стоя в воде, просило пощады. В это время Суворова ранило еще раз — пулей в руку. Донской есаул Кутейников и гренадер Огнев промыли рану генерала морской водой, перевязали, и Суворов, взобравшись на лошадь, вернулся к бою.

Бой стихал. Из пяти с лишним тысяч янычар в Очаков вернутся лишь семьсот. Кинбурн не только устоял, но лишил неприятеля отборного войска. В будущем сохраненный Кинбурн огнем крепости и батарей, установленных на косе, не позволит туркам доставлять подкрепления в Очаков, и Очаков будет взят русскими войсками. Кинбурнская победа сделала неудачу севастопольской эскадры не такой горькой и не такой опасной для общего положения.

Мы говорили, что командование обеих сторон — и Турции и России — придавало Херсоно-Кинбурнскому району первостепенное значение. Важность происшедшего видна из реакции султана Абдул-Гамида и императрицы Екатерины. Султан повелел отрубить головы одиннадцати виновникам поражения, головы несчастных подняли на колья в Константинополе — в назидание живущим. Императрица отозвалась на известие о победе Суворова кокетливо и восторженно: «Старик поставил нас на колени, жаль, что его ранили». По городам России служили молебны в честь Кинбурнской виктории. И щедрые награды получали победители. Суворову были посланы из Петербурга знаки и лента высшего российского ордена Андрея Первозванного. Гренадер Степан Новиков, спасший Суворова, удостоился специальной серебряной медали. Отважный Ломбард вместе с орденом Георгия 4-й степени получил следующий чин — капитан-лейтенанта. Многие солдаты и казаки были награждены медалями.

Первый год войны — 1787-й не изменил положение воюющих сторон. Капудан-паша Гасан осенью увел свои корабли в Турцию. Русский флот тоже готовился к зимовке. Все осталось на своих местах.

…В благополучных обстоятельствах почти каждый человек выглядит благополучно. Когда же обстоятельства осложняются, особенно войной, тогда становится ясным, кто есть кто. Так, очередная русско-турецкая схватка, высветив ярким светом пороки крепостнического строя, показала и точную цену людям, стоявшим у руководства войной. Льстецы и лизоблюды, высокотитулованные глупцы, в мирную пору увешанные боевыми орденами и занявшие важные посты, оказались в практических делах сурового времени не только бесполезными, но и вредными. Однако, поскольку победа в войне очень была нужна дворянству и царизму, все же под сильнейшим давлением обстоятельств происходила замена руководителей в армии и флоте. Черной завистью, клеветой, подсиживанием отозвалась именитая бездарность на такую замену. Почти вся армейская жизнь Александра Васильевича Суворова, почти вся флотская жизнь Федора Федоровича Ушакова — это чреда не только побед над врагами России, но и чреда душевных страданий из-за того, что они знали, как победить врага, а их начальники не знали…