Полет в Нифльхейм (СИ) - Ливина Евгения - Страница 42

На следующий день поздно вечером она опять стояла перед алтарем. Она сжимала в ладони крестик, тот самый, который ей дали при крещении больше двадцати пяти лет назад. И снова в ее глазах читался немой вопрос: «Моя жизнь бессмысленна. Бесцельна. Зачем же я живу? Я ведь принесла горе. Они оба могли бы еще жить. Они достойны хорошей жизни, а получилось так...У них обоих были цели, стремления и вот... это все оборвалось. А я? У меня нет ни того ни другого, а живу... Для чего?»

Ноябрь выдался холодным. Спустя два месяца монастырской жизни Лада почувствовала все значение слов матушки Антонины: здесь можно было прожить двадцать лет и потом опомнится, почувствовав, что прошло всего две недели; здесь время шло не спеша, но пролетало быстро.

В этот раз Лада оставалась после ужина на кухне, чтобы прибраться и поставить тесто на опару. Все действия за время проведенное в монастыре уже выработались и она делала все машинально. Вычистив кухню и разложив сухую посуду, она принялась за тесто. Чтобы помещение не промерзло, они поддерживали постоянный огонь в печи, поэтому Ладе пришлось сходить в сарай за бревнами и заложить новых дров. Она подождала пока бревна разгорятся, прикрыла дверцу и перешла к соседнему шкафу, чтобы взять продукты для приготовления теста. За окном жалобно выл ветер и по полу постоянно проносился сквозняк. Лада не хотела ни о чем снова задумываться и пыталась сосредоточиться на своих действиях, но мысли назойливо вызывали в воображении образы тех, кого нет и она, в конце концов, села на лавку и, обхватив голову руками, заплакала. Сколько прошло времени пока она так сидела, девушка не знала, но из этого состояния ее вывела ночная тишина и слабый треск бревен в печи. Лада закончила готовить тесто, убрала его и, погасив свет, покинула кухню.

В келье было прохладно и темно. Девушка включила свет и села на кровать. Она уже собиралась ложиться, когда внезапно, заметила яркие отблески в окне. Лада подбежала и выглянула наружу.

- Опять моя карма! - воскликнула Лада, просунув лицо в узкую щель приоткрытого окна.

Блики огня отражались в стекле, а густой дым желтоватым столбом выделялся на фоне ночной мглы. Горела кухня, и причем уже успела схватиться основательно: всполохи огня начинали подниматься над крышей. Лада выбежала из пристройки, на ходу схватив ведро, и кинулась к дому. Ее лицо озарило пламя и она на миг остановилась. Но затем, опомнившись, она резко рванулась вперед и остановилась у крыльца, не зная, что предпринять дальше. Удушливый запах схватил ее за горло. Она закашляла и уперлась рукой в горящую рейку, у нее кружилась голова. За ее спиной раздавались испуганные крики послушниц, но Лада не стала никого ждать. Она ступила вперед и тут же упала на пол.

Лада открыла глаза и увидела над собой глубокое, звездное небо. Морозный воздух освежил легкие и проветрил симптомы головокружения и тошноты. Она лежала на скамейке, а вокруг столпилось человек пять послушниц.

- Все, расходимся. Чего встали? Нечего тут мерзнуть, - приказала настоятельница и, протиснувшись к скамейке, наклонилась к Ладе.

- Спасибо, - слабо простонала Лада, обращаясь к расходившимся сестрам, она не знала, кто конкретно вытащил ее из горящего дома, но чувствовала, что переживали за нее все.

- Я, кажется, вам кухню спалила? - спросила она.

- Да, ничего. Итак обновлять собирались. Все к лучшему, - улыбнулась матушка Антонина.

- А где же вы теперь готовить будете?

- Приспособим пока пристройку.

- Видите, доказательства? Я же говорила. Это какой-то рок. Из-за меня у вас сгорело здание. В смысле, я, конечно, не хотела чтобы так случилось, но... но... это судьба.

- Самое большое проклятие - неверие в силу и замысел божий.

- Но, я не вижу его замысла в том, что произошел пожар по моей вине, или в том, что случилось с моим мужем.

- Вы пока не готовы понимать. Но время придет, когда вы все узнаете. Вы не должны терять веру и отчаиваться.

Лада понятливо кивнула, но в ее глазах мелькнуло сомнение и она с трудом подавила вздох скепсиса. Она была слишком утомлена, чтобы пытаться доказать правоту своих убеждений.

Олег сразу узнал Ладу, хотя она была одета, как обыкновенная монашка: в темное пальто и платок. Она остановилась перед его машиной и посмотрела на нее испуганными глазами. Это была машина Влада, она сама отдала ее его брату, но теперь... как будто увидела привидение. Лада села рядом и обернулась назад, чтобы в последний раз взглянуть на монастырь. Кованные ворота все еще были приоткрыты и выглядели, как эффектный элемент всего архитектурного ансамбля. Этот подмосковный монастырь мог бы быть образцом монашеской жизни и монастырского уклада и она пожалела, что не смогла понять всего смысла пребывания здесь и остаться в общине. БМВ медленно отъехала и белоснежный комплекс исчез из вида. Лада была рада встретить Олега; он единственный из ее родных и друзей не отговаривал девушку пожить здесь, а теперь не будет упрекать и досаждать своими умозаключениями на счет ухода.

- Что теперь собираешься делать? - спросил он, когда она повернулась.

- Наверное, поживу на даче какое-то время. А в квартиру пущу жильцов, заодно подзаработаю.

- Тебе нужна машина, пока будешь жить на даче.

- Да, не помешала бы, но сейчас у меня нет свободных средств.

- Забирай свой Джип.

- Джип Cherokee? Влад отдал его тебе?

- Да, у меня тогда не было машины и он подарил мне его. Ты же отказалась. Тебе он все еще нравится?

- Конечно, - Лада обрадовалась. Эта машина, купленная ей в подарок, служила сладким воспоминанием о муже, которого она уже не увидит, но можно почувствовать его присутствие в его вещах, понять его мысли и настроение, отпечатавшиеся навсегда в его поступках.

Тонкий слой белой снежной пелены покрывал поля зеленеющей травы и задерживался на опущенных ветвях лиственниц, трепещущих на морозном ветру вместе с облетевшими березами. Вода в Волге была как никогда черной и быстрой; ее ровное движение разбавляло монотонность однообразного пейзажа поздней осени. Лада отошла от окна и бросила на подоконник кисть с успевшей высохнуть краской. На чистом полотне было всего пару мазков, которые не выдавали ни намека на замысел автора. Как она не пыталась себя заставить что-нибудь изобразить, ничего не получалось - у нее не было ни вдохновения ни особого желания рисовать.

Она включила телевизор: те каналы, которые не были заняты очередными новостями о мировом кризисе и его обсуждением с активным поиском виноватых, показывали знакомые всё лица - широкое улыбчивое лицо Николая Баскова сменялось худощавой фигурой Галкина, в образе какого-нибудь светского персонажа. Не дослушав русской-народной песни с веселыми гиками и красочным мельканием перед экраном, она выключила телевизор и убрала пульт на полку. В буфете за стеклом, за жестяными банками с чаем и наборами специй, стояла бутылка бренди и, казалось, наблюдала за ней. Лада помнила: еще одна в шкафу в спальне, но уже окончательно забыла, как приехав, расставила их. На столе появился стакан и кое-что из закуски.

За окном плыли хмурые тучи, небо переливалось свинцом, а в комнате было тепло и комфортно; сладкая, коричневая жидкость в стакане приносила ощущение летней утомленности. Приглашала задуматься о насущном, но посмотреть на вещи совсем под другим углом; вспомнить прошлое и уловить в нем новые оттенки. Время шло, бутылка пустела. Жизнь казалась все более и более бессмысленной. Судьба слишком громкое название для того, что происходит с рождения до смерти; этот период лишь череда случайностей и странностей, которые не подаются анализу.

«А ведь они не любили меня, ни Влад, ни Игорь», - думала Лада, - «Игорь любил море, но он бы не узнал, что это такое, если бы я не придумала перебраться в Калининград. Ему не нужно было ничего, кроме этой лодки, чтобы быть там... быть в море. Он даже не стал за меня бороться. Он - такой вечно гордый, честолюбивый, смог отдать меня какому-то почти нищему журналисту. Как же он любил меня? А, Влад... он, вообще, любил все что угодно, кроме меня. Единственное, что доставляло ему радость - его статьи. Меня не было в его мыслях. Это истина, мне надо бы смириться. Я любила их, я тратила на них свои эмоции, отдавала им свою жизнь, а они просто были со мной рядом». Она обхватила рукой горло бутылки и уперлась лбом в сложенные пальцы.