Чёрное в белом (ЛП) - Андрижески Дж. С. - Страница 5

Однако когда я проходила мимо, Ник поймал меня за предплечье.

— Не шути с этим парнем, — предостерёг он.

Улыбка исчезла с лица Ника, оставляя моего друга, парня, которого я знала под маской.

Я помнила этот взгляд по Афганистану.

— … Я серьёзно, Мири. Он, возможно, серийный убийца. Как минимум, он слишком сильно любит мёртвые тела. Мы будем прямо за этой дверью. Если захочешь уйти, уходи. Сразу же. Не строй из себя крутую перед толпой копов… слышишь меня?

Обычно я пропесочила бы его за это дерьмо в духе барышня-нуждается-в-защите, которое, как я думала, мы оставили в прошлом, учитывая все то, через что мы прошли вместе. Обычно я бы ещё ударилась в воспоминания, напомнив, сколько убийц, насильников, растлителей малолетних и других отбросов общества я уже допросила для него.

Но что-то в том, как он произнёс эти слова, рассеяло мою злость.

— Я тебя слышу, — сказала я, шутливо отдавая ему честь.

Сделав это, я взглянула на парня по другую сторону одностороннего стекла.

Подозреваемый просто сидел там, лёгкие морщины залегли по обе стороны его темных губ.

Однако впервые за все время он смотрел в одностороннее зеркало.

Казалось, будто он смотрит прямо на меня.

Заметив капельку крови прямо там, где заканчивались эти резко очерченные губы, я почувствовала, как мой пульс невольно ускорился.

Ник может оказаться прав насчёт этого парня.

Обычно он прав.

Выбросив эту мысль из головы, я отвернулась от стекла, следуя за Гленом в коридор. На ходу я позволила своему лицу скрыться за нейтральной профессиональной маской и надеялась, что в этот раз она меня защитит.

Глава 2

ПЕРВОЕ ИНТЕРВЬЮ

Он окинул меня взглядом, когда я вошла.

В отличие от многих людей, с которыми я беседовала в этой комнате, и подозреваемых, и свидетелей, он не скрывал своей оценки. Он также не сделал ничего, чтобы попытаться расположить меня к себе — например, улыбнуться или сделать свой язык тела более покладистым или покорным.

Он также не пытался запугать меня, по крайней мере, я этого не заметила.

И вновь доминирующей эмоцией, которую я видела в его оценке, оставалось нетерпение.

Похоже, он в первую очередь полагал, что я здесь для того, чтобы впустую тратить его время.

И в то же время мне казалось, что там присутствует нечто большее — то есть, связанное конкретно со мной. Ничего сексуального, по крайней мере, так казалось мне.

Но я не имела ни единой теории относительно того, что такое это «большее».

Возможно, я просто была не тем — не той — кого он ожидал.

Возможно, моё появление его смутило.

Я в какой-то мере к этому привыкла. Для женщины я высокая, почти 175 см. Моя мама была коренной американкой, как я уже говорила, и принадлежала к одному из тех кланов, которые были реально высокими. Я не знала точно, кем был мой отец, поскольку никогда не встречала его семьи, но он тоже был высоким. Я унаследовала некоторые черты его лица наряду с мамиными. Я также получила его светло-ореховые глаза, которые, по словам людей, сразу бросались в глаза у меня, но буквально приковывали внимание у моего отца. Моя мама как-то раз пошутила, что влюбилась в моего отца из-за одних только глаз.

Остальное, если верить моим тётушкам, досталось мне от мамы. Прямые черные волосы, полные губы, моё чувство юмора, даже мои изгибы, которые сделались менее фигуристыми из-за занятий боевыми искусствами, но не исчезли полностью.

Иными словами, даже подо всей моей профессиональной броней я определённо была женственной.

Я не могла совсем скрыть это, даже костюмами и туго убранными назад волосами.

Со своей стороны я тоже не потрудилась улыбнуться ему или проделать одну из жёстких штучек мозгоправов, чтобы попытаться убедить его, что я «на его стороне» или хотя бы особенно дружественно настроена. У меня сразу же сложилось впечатление, что такого рода тактики не сработают на этом парне.

Он разглядит их насквозь.

Хуже того, попытка применить их заставит его отстраниться и от меня.

Так что да, я приблизилась к нему, считая его психопатом.

Конечно, в наши дни формальным термином, по крайней мере, в соответствии с Диагностическим и Статистическим Руководством по Психическим Болезням (или «ДСР», как мы, мозгоправы, называли его) считалось «Антисоциальное Расстройство Личности» или АСРЛ. Те из нас, кто работали с криминалистической психологией, знали много специфических признаков, сопровождавших этот диагноз, и способы выяснить по-настоящему опасных личностей — но в общем-то, требовался длительный период распознавания.

Самые опасные типы сложнее опознать.

Часто высокоинтеллектуальные, крайне манипулятивные, безупречно очаровательные, не заинтересованные в других людях и совершенно не желающие признавать личные права кого бы то ни было кроме самих себя, самые опасные личности с антисоциальным расстройством мастерски избегали раскрытия психиатром, который не мог видеть сквозь маску.

Нарциссизм на грани грандиозности. Раздутое чувство собственной значимости. Ни капли угрызений совести из-за манипуляций другими. Как правило, нехватка способности любить. Как правило, нехватка способности чувствовать стыд или сожаление. Они либо испытывали незначительные эмоции, либо исключительно симулировали их. Они испытывали постоянную нужду в стимуле…

Ну, вы уловили общий смысл.

По правде говоря, я сомневалась, что этот парень станет говорить со мной больше, чем с копами.

Ну, если только он не решит, что я могу ему как-то помочь или развлечь его… поскольку для среднестатистического психопата «непродолжительная концентрация внимания» часто была большой проблемой. Или, возможно, он отнесётся ко мне иначе, потому что он желал женской аудитории вместо мужской; я не без оснований полагала, что до сих пор с ним говорили только копы-мужчины.

В любом случае, я сильно подозревала, что не расколю его, пытаясь обдурить, по крайней мере, не с порога.

Я уселась на складной металлический стол за противоположным от него краем стола.

Я сама быстро окинула комнату взглядом — хотя была здесь несколько дюжин раз — напоминая себе расположение камер, по привычке глядя в углы. Мои глаза мельком взглянули вниз, на лодыжки подозреваемого, не только скованные между собой, но и прикованные к металлическим кольцам в полу. Наручники на его запястьях также были прикованы к его талии и тем же кольцам в полу.

Глен уже заверил меня, что длина цепей не позволит ему дотянуться до меня, пока я оставалась на стуле.

Он все равно предупредил меня не приближаться.

Мне не нужно было повторять дважды. С этого места парень казался намного крупнее. Он также выглядел значительно мускулистее.

Откинувшись на жёстком металлическом стуле, я наблюдала, как эти золотистые кошачьи глаза пробегаются по мне взглядом. Они нигде не задержались надолго, действуя намного менее осознанно, чем те похотливые неспешные взгляды, которыми некоторые заключённые окидывали меня в надежде смутить.

Напротив, я почувствовала в его взгляде методичность.

По правде говоря, это слегка нервировало меня. Возможно потому, что удивляло.

Даже для психопата такая концентрация была редкостью. Обычно остальные люди просто не интересовали их.

Но опять-таки, заключение могло изменить это в нем.

Мой взгляд второй раз за день прошёлся по его внешности, задержавшись на особенно высоких скулах, все ещё окрашенных подтёками засохшей крови. Я видела частички этой крови на поверхности стола, где металлические наручники стёрли их с его рук.

Вздрогнув, я подняла взгляд и увидела, что он снова пристально смотрит на меня, его золотистые глаза почти выражали задумчивость, всматриваясь в моё лицо.

Когда несколько секунд спустя он не нарушил молчания, я уже нарочно откинулась на спинку, скрещивая ноги в темно-синем брючном костюме.

— Итак, — сказала я, вздыхая. — Ты не хочешь ни с кем разговаривать.