Великий врачеватель - Воскобойников Валерий Михайлович - Страница 27

— Плакать? — сказал он самому себе. — Нет, надо не плакать.

И хотя на душе было тоскливо, он ответил самому себе своими же стихами:

А эти строки он сочинил во время бедственной своей жизни в Джурджане в караван-сарае. Он пересчитывал тогда несколько раз в день свои монеты, и голодные мысли уговаривали его, что лучше купить лепешку из дешевого ячменного хлеба, чем несколько листов бумаги.

Во дворец Абу Али не пустили.

— Наш господин занят, — сказали ему, — он пирует, празднует победу над Хилалом.

— Но у меня к нему важное дело, — пробовал спорить Абу Али.

— Ничего, подождет твое дело, не такое уж оно важное, не важнее нашего господина Шамса.

Потом вышел какой-то вельможа.

— Это Тадж ул-Мулк, приближенный самого эмира Шамса, обратись к нему, он посмотрит, какое у тебя дело, — сказали Абу Али.

Тадж ул-Мулк презрительно посмотрел на Абу Али и стал вскрывать грамоту, написанную Сайидой.

— Госпожа говорила мне, чтобы это письмо я отдал лично в руки эмиру, — сказал было Абу Али.

Но Тадж ул-Мулк сразу перебил его:

— Мой господин дозволяет мне читать любые письма.

Он бегло прочитал послание, потом взглянул на Абу Али.

— Госпожа пишет, что ты большой ученый и известный врач. Мне ты не известен. А если ты не известен мне, значит, не такой уж ты и известный. При дворе нашего эмира много врачей. И все они бездельники, ни за что получают деньги. Эмир здоров благодаря воле аллаха, и еще один врач ему не требуется. Тебе придется поискать службу в другом месте. Разве что взять тебя писцом. Но и писцов у нас слишком много, грамотные все стали. Подожди, кто-нибудь из писцов умрет, тогда я тебя назначу на службу.

Абу Али не стал слушать продолжение этих речей…

Он вышел из дворца и направился к караван-сараю.

«Врач, по крайней мере, требуется не одним правителям», — подумал он.

Они поселились в караван-сарае.

И уже через несколько дней стали приводить, приносить на носилках к Абу Али больных людей.

Джузджани помогал учителю.

— Я не перестаю удивляться, учитель, твоему умению, — говорил он. — Сейчас был мужчина, он даже не мог толком объяснить свою болезнь, а ты обнаружил у него зарождающуюся опухоль в желудке. Ты ведь не заглянул ему внутрь?

И Абу Али вновь объяснил ученику. Он рассказывал Джузджани о пульсе.

— Пульс — это движение сосудов, слагающееся из сжатия и расширения, — говорил Абу Али. — Некоторое время я упускал период сжатия. Я повторял исследования до тех пор, пока не почувствовал все его признаки. После этого передо мной открылись врата познания пульса. Я различаю особенности пульса ровного и неровного, — продолжал он.

Джузджани напрягал память, старался все запомнить.

— Пульс может быть волнообразный и веретенообразный, двухударный, долгий, дрожащий, короткий, малый, медленный, муравьиный. И все это надо уметь отличать. Пульс бывает также мягкий, напряженный, нервный, низкий, пилообразный, полный, пустой.

— Этого я не читал в медицинских книгах! — удивлялся Джузджани.

— В книгах этого нет, — соглашался Абу Али. — О пульсе я напишу особый трактат, возможно, он войдет в «Канон». Жаль, что редкие врачи пока могут различать движения сосудов. Некоторые болезни, особенно скрытые от глаз, я определяю только по изменению пульса. Природа пульса сходна с природой музыки. По нарушению гармонии пульса можно отыскать тайную болезнь.

Недалеко от Хамадана жил мелкий правитель Кадбанувейх.

У правителя шатались зубы. Они были слабы с детского возраста, а сейчас он не мог даже раскусить яблоко.

Хозяин караван-сарая был дальним родственником Кадбанувейху. Однажды они встретились, и хозяин рассказал об удивительном враче, который поселился у него в караван-сарае.

— Руками его управляет сам аллах, — повторял он с восхищением.

Кадбанувейх написал письмо к Абу Али. В письме он приглашал врача со всеми домочадцами переехать к нему на службу, описал свою болезнь.

Домочадцев у Абу Али по-прежнему не было. Был лишь ученик, друг и помощник Джузджани.

Вместе они переехали к Кадбанувейху.

Лечение оказалось простым.

Слуга привез из Хамадана смолу «зифт». Абу Али приготовил смесь из смолы, воска и меда. Это средство Кадбанувейх должен был жевать постоянно. Полезные вещества из смеси переходили в десны. Зубы закреплялись.

Кадбанувейх забросил все дела, сидел в комнатах и жевал лекарственную смесь.

Иногда он, смеясь, подзывал слугу и предлагал:

— Омой руки и потрогай вот этот мой зуб.

Слуга нерешительно трогал передние зубы Кадбанувейха.

— Трогай, трогай, не бойся.

Слуга трогал смелее.

— Видишь, вовсе перестали шататься. Оказывается, не все врачи обманщики.

Кадбанувейх был совсем мелким правителем. И, может быть, поэтому он особенно важничал. Всем подчиненным своим он давал звучные титулы. Абу Али он тоже хотел одарить званием — «знаменитое солнце славы».

Теперь ему полюбился врачебный осмотр. Ежедневно приходил к нему Абу Али. Кадбанувейх ложился, садился, замирал, начинал шумно дышать. При этом он старался сохранить важное, торжественное лицо.

Абу Али изучил все шумы организма Кадбанувейха. Как и в каком месте отзывается на простукивание грудная клетка. Все изменения пульса хорошо помнил Абу Али. И любил удивлять своего правителя.

— Сегодня правитель плохо спал, а утром он был немного взволнован, — говорил Абу Али.

— Верно, — удивлялся Кадбанувейх проницательности своего врача, — всю ночь выли собаки, а утром я за это ругал своих слуг.

— Правитель съел мясо молодого барана. Мясо было слишком поджаренным, — говорил на другой день Абу Али, пощупав желудок и прослушав пульс.

— Верно! — снова удивлялся Кадбанувейх. — Я уже велел наказать своего повара.

Зубы у властителя совершенно окрепли. Абу Али вылечил головную боль у начальника канцелярии, хронический понос у сына начальника канцелярии.

По утрам он по-прежнему принимал больных. К нему приезжали многие из тех, кого он начал лечить в Хамадане. Город был недалеко. Дорога длилась два-три фар- сага.

В хамаданском караван-сарае он мог делать лишь простые операции — вправлять вывихи, исправлять искривленные позвоночники. Здесь, в хорошем светлом помещении, он удалил камень из мочевого пузыря больному, который приходил к нему в караван-сарай несколько раз. Хирургические инструменты были у него старые. Те, которые еще подарил ему в Бухаре Камари. И те, которые сделали Абу Али в Хорезме и Гургандже опытные мастера по его собственным чертежам.

Оперировать помогал Джузджани. Нескольким больным Абу Али вырезал полипы в носу, пятилетнему мальчику заправил глазную фистулу. Операциями на глазах он особенно гордился.

— Я обязательно должен описать их в «Каноне», — говорил он вечером ученику, — чтобы каждый врач научился делать эти операции.

Вечером Абу Али продолжал писать «Канон».

Джузджани переписывал набело.

— Учитель, я переписал сегодня двадцать страниц и ни разу не обнаружил упоминания об аллахе, — иногда говорил Джузджани.

— Да, это ты верно заметил. Вставь его раза два там, где найдешь это нужным.

И аккуратный Джузджани фразу «и такая болезнь излечивается описанным мною лекарством» исправил на: «и такая болезнь благодаря аллаху излечивается описанным мною лекарством».

Иногда во время осмотра Кадбанувейх спрашивал:

— Абу Али, это верно, что ты тот самый Ибн-Сина, которого приглашает на службу сам султан Махмуд? Говорят, он даже разослал сорок твоих портретов по разным городам. Говорят, и у нашего правителя Шамса уд-Даула тоже есть твой портрет.