Голубая свастика (СИ) - Другая Елена - Страница 17

Была возможность поспать подольше и подождать, пока за ним заедет Маркус, но не хотелось подводить секретаря и предстать перед ним лентяем или неженкой. Офицер вышел на кухню, намереваясь сварить себе кофе, а там уже во всю хозяйничала Эльза. Она колдовала над туркой и подогревала для него лепешки на сливочном масле. Очевидно, громогласный звук его будильника разбудил весь дом.

— Спала бы, я сам, — смущенно пробормотал он.

Одновременно ему было приятно, что хоть кто-то в этом мире пусть невольно, но заботится о нем. Он быстренько съел свою порцию, а остальное оставил слугам на завтрак, потом оделся, приложив все возможные усилия, чтобы выглядеть идеально.

На этот раз он решил не быть идиотом и выпил с небольшими перерывами три раза по пятьдесят грамм коньяка. Во всяком случае, теперь он точно не простынет, да и выдержать все, что предстояло, будет гораздо легче.

В начале шестого утра за ним подъехала машина. Они прибыли на платформу, ту самую, где он несколько дней назад впервые увидел Равиля. Всего несколько дней, а казалось, что уже целая вечность прошла. Стефан не представлял, как он жил, пока не знал его. Даже в таком аду, оказывается, случались чудеса, и расцветали светлые эмоции и нежные чувства.

Состав уже прибыл. Офицер насчитал семь вагонов, набитых людьми. Солдаты раскрыли двери и начали выгрузку. Прибывшие выходили из вагона, таща свои чемоданчики, узлы, корзинки, свертки. Было очень много детей. Некоторые люди, внезапно попав на свежий воздух, падали от усталости и головокружения. Охранники, стараясь казаться вежливыми, чтобы не вызывать лишней паники, помогали им подняться.

В толпе туда-сюда сновали узники в полосатых одеждах, согласившиеся сотрудничать с немцами. Они следили за порядком и обыскивали вагоны, убеждаясь, что вышли все, и никто не спрятался.

Было ужасно шумно. Через громкоговоритель играла музыка, лаяли собаки, плакали дети, все разговаривали и кричали в поисках друг друга (мужчин везли отдельно от женщин, но сейчас опять все смешались). Мужья бросались к женам, родители — к детям.

Они были уверены, что все их мучения вместе с тяжелой дорогой остались позади, и они, наконец, прибыли на место, где их обеспечат обещанной работой и всем необходимым. В основном это были еврейские узники, но в этот раз среди них оказались и цыгане. Почти все они прибыли большими семьями — глубокие старики, взрослые всех возрастов, подростки, дети. Многие женщины были беременны или держали на руках младенцев.

Наконец, первая суета улеглась. Стефан заметил Менгеле. А как же без него! Тот был готов не есть и не спать, лишь бы участвовать в очередной селекции и, как говорили, никогда не пропускал ни одного состава. Он энергично ходил по заснеженной платформе, жестикулировал и раздавал приказы охранникам с автоматами.

Срывая голос, один из старших офицеров прокричал, чтобы мужчины и женщины разделились на две колонны по разные стороны от платформы. Все вещи им было приказано сложить в общую кучу.

— Женщины, отделитесь от мужчин! — орал он. — Вещи сложите в одно место. Вы получите их обратно после того, как пройдете регистрацию и медицинский осмотр!

Стефан знал, что в живых оставят максимум двоих из десяти. Именно они пройдут регистрацию и обработку, но даже им не вернут никакие вещи. Все это было безвозвратно конфисковано. Остальные люди в ближайший час на грузовиках с красным крестом будут доставлены для уничтожения в газовые камеры.

С нарастающим внутренним волнением и беспокойством, держась немного в стороне, он наблюдал за всей этой пестрой толпой. Мужчин и женщин разделили. Люди вели себя с достоинством, стараясь лишний раз не паниковать, веря, что все это лишь временно, и после соблюдения всех формальностей они вновь обретут свои семьи. На самом деле, стоя на платформе друг напротив друга, в жадной надежде разыскивая своих родных взглядами, они виделись последний раз в жизни.

Неожиданно к Стефану подбежал шустрый мальчонка лет пяти, цыганенок, ухоженный и красивый мальчик, раскрасневшийся, с растрепанными темными вихрами. Приоткрыв рот и вылупив на него свои большие, словно блюдца, блестящие глазенки, задрав голову, он с восхищением смотрел на офицера, а потом, приученный попрошайничать, протянул ему ладошку.

Стефан почувствовал головокружение и нарастающую клокочущую ярость.

Какое же чудовищное существо могло придумать истреблять детей? Как вообще такой кошмар мог существовать в их пусть и сложное, военное, но вполне цивилизованное время? «Сами дети — не враги, главный враг Рейха — их кровь, — бесконечно твердили немцам на инструктажах. — Каждый ребенок вырастет и даст сотню потомков, которые будут притеснять арийскую расу, вредить и отнимать жизненное пространство».

Этот мальчик тоже неминуемо превратился бы в сильного и красивого мужчину, который наслаждался бы жизнью, путешествовал, имел семью. Что же его ждало теперь? Не пройдет и трех часов, как плоть его будет съедена огнем, и этот ребенок, как и все остальные, превратится в обугленную головешку, распадающуюся в золу.

Машинально засунув руку в карман, Стефан вынул и протянул мальчику печенье, которое носил для своей собаки. Пацаненок ловко схватил подачку и бросился к своему дедушке, седому бородатому цыгану в широкой шляпе.

Да, кадр века, если бы кто-то это сфотографировал! Фашист угощал малыша печеньем перед тем, как отправить его в газовую камеру! Стефан с бессильной яростью продолжал смотреть в его сторону. Неужели совсем ничего нельзя было сделать? Как же спасти? Что придумать? Никаких основательных идей он для этого не находил. Все дети цыган и евреев уничтожались без всяких исключений.

В это время его отвлек один из автоматчиков.

— Господин офицер, у нас возникли проблемы! — обратился он.

Он подвел его к молодой женщине, которая стояла в окружении большой группы детей разных возрастов. Самого младшего из них она держала на руках, крепко прижимая к себе. Ей было лет двадцать пять. Это была прекрасная еврейка, стройная, как статуэтка; пряди волос выбились из ее длинной косы и обрамляли невероятно чувственное лицо. Пожалуй, она была самой красивой женщиной, которую Стефан видел в своей жизни. Он даже несколько смутился.

— Это детский дом со своей воспитательницей, и она отказывается покидать детей, — пояснил ему солдат.

Стефан приблизился к ней и открыл было рот, но она его перебила.

— Даже не говорите мне ничего! Я не разлучусь с детьми, чтобы нас не ждало! Вы не заставите меня это сделать!

Стефан учтиво наклонил голову и проговорил с уважением спокойным и ровным голосом:

— Фрау, вам необходимо на время встать в ту сторону, где все женщины. После того, как вы пройдете регистрацию, ваши воспитанники снова будут с вами. А детей тем временем осмотрят квалифицированные врачи и окажут им помощь.

— Нет! — яростно выпалила она и упрямо затрясла головой.

— Фрау! — вновь заговорил Стефан, стараясь быть как можно более почтительным и убедительным. — Нет смысла препятствовать заведенному порядку. Ничего с вашими детьми не случится. Я понимаю, что вы перенесли трудный путь и переутомились, но вы задерживаете не только себя, но и всех остальных. Вы должны думать о том, чтобы детям как можно быстрее были предоставлены уход и питание. Прошу вас. Пройдите к женщинам!

— Ни за что! — выкрикнула она ему в лицо. — Если нам суждено умереть, то мы сделаем это вместе!

Стефан понял, что уговаривать ее бесполезно. Очевидно, эта молодая еврейка откуда-то узнала правду, или же ей подсказывало сердце. Тогда он повернулся к ней спиной и приказал автоматчикам:

— Примените силу.

Два солдата бросились к женщине в попытках вырвать у нее из рук ребенка. Все остальные дети заорали, заплакали, их с огромным трудом отогнали в сторону. Еврейка упала на землю, накрыв ребенка собой, отобрать у нее малыша не было никакой возможности.

— Краузе, остановитесь! — раздался совсем рядом тихий, но твердый и внятный голос Маркуса. — Что вы творите? Пусть она поступит, как хочет! Вы посмотрите на нее! Да ее сегодня же изнасилуют капо или охранники, а потом убьют! Вы этого хотите? Пусть лучше она умрет вместе с детьми!