Голубая свастика (СИ) - Другая Елена - Страница 1

====== Часть 1. Ад на земле. 1. Задуманный эксперимент. ======

Освенцим. Четыре часа тридцать минут утра.

Стефан Краузе, заместитель коменданта лагеря смерти, стоял на деревянном помосте недалеко от платформы, на которой выгружался состав с новыми узниками. Дул пронизывающий, холодный ветер, от которого плохо защищала даже добротная шерстяная шинель. Рядом со Стефаном стоял его секретарь, Маркус Ротманс, и монотонным голосом объяснял ему, что происходило вокруг.

— Сейчас они все выйдут на платформу, — говорил он негромко, но с четкой и безупречной дикцией, — и будет проведена селекция. Это означает, что мужчин отделят от женщин и детей, затем всех построят в две колонны. Далее их проведут на обработку, помоют в душе, остригут волосы, нанесут каждому татуированный номер, а потом выдадут одежду и определят в барак. Но такая участь ждет не всех, а примерно десятую часть. В лагере оставят лишь трудоспособных. Пожилые, дети, инвалиды будут сразу же отправлены в газовые камеры, а потом сожжены в крематории.

— А это кто?

Стефан указал на человека средних лет в кожаном плаще, который озабочено ходил между прибывшими. Краузе находился в лагере только шестой день, поэтому еще почти никого не знал и мало что видел. При выгрузке узников он присутствовал впервые. Маркус, который служил здесь уже год, вводил его в курс дела.

— Это всеми уважаемый главный врач лагеря, Йозеф Менгеле. Сейчас он проведет первичный осмотр груза и отделит слабых, старых, больных и малолетних от тех, кто в состоянии работать. У него это ловко получается, господин офицер!

Монотонный голос Маркуса успокаивал нервы. Стефан поежился от холода. Нужно было выпить коньяка перед выходом из дома, да не догадался. Он вскинул голову и посмотрел на круглосуточно дымящую трубу крематория, в котором сжигались трупы. Привыкнуть к специфическому запаху, которым пропиталась вся округа, казалось, было невозможно.

Офицер вздохнул. Зачем он стоял здесь, чего хотел? Он пристально вглядывался в лица евреев. Может, искал среди них того, одного единственного? Он всматривался в лица прибывших, несмотря на то, что умом понимал абсурдность своих попыток. Найти Мойшу, друга его детства, было нереально. Сердце подсказывало, что его давно нет в живых.

Менгеле продолжал деловито ходить по платформе, отделяя одних людей от других. Стефан обратил внимание, что доктор приказал выстроить в одну шеренгу молодых парней и девушек.

— А сейчас что он делает? — спросил Стефан у Маркуса через плечо.

— Не могу знать, господин офицер! — в недоумении воскликнул секретарь. — Кажется, он заинтересовался подростками. Но с какой целью — это может знать лишь сам гений.

Стефану стало интересно, и его потянуло туда, вниз, на платформу. Маркус уныло следовал за ним, в мыслях проклиная своего начальника за то, что он уже битый час держал его на холоде. Он шмыгнул носом, напоминая, что в лагере есть более теплые и уютные места, чем промозглая лагерная платформа.

— Господин офицер! — закричал Менгеле, увидев Стефана, и расплылся такой счастливой улыбкой, словно встретил родственника.

— Стефан Краузе, заместитель коменданта, — на всякий случай представился офицер, так как его еще мало кто знал в лицо.

— Вы очень похожи на своего брата, господина коменданта лагеря! — восторженно сказал Менгеле, разглядывая его с живым интересом. — Редкостное генетическое сходство. На сколько лет он старше вас?

— На восемь, — пробормотал офицер, поражаясь фамильярности врача.

Но, очевидно, гениям позволено все. Надо полагать, встреть Менгеле самого Гитлера, так же у него осведомился бы, имеются ли у фюрера братья, и насколько они похожи между собой. Но Менгеле уже отвлекся от него и вывел из строя подростков — юношу и девушку.

— Взгляните, господин офицер, что вы можете сказать об этой парочке? — запальчиво спросил он.

Стефан решил, что это, без сомнения, интересный, но явно сумасшедший человек.

— Они — евреи, — тихо ответил он.

Этот вывод сделать было нетрудно, так как привезли целый состав евреев, и у всех на одежду были нашиты желтые звезды.

— Да, это верно. Но! Посмотрите внимательней, вы ничего больше не замечаете?

— Нет.

Стефан понял, что окончательно околел и нужно было уходить. Да еще и разболелись пальцы на ногах, обмороженные на восточном фронте.

— Это — близнецы! — ликующе сообщил Менгеле и победоносно посмотрел на Стефана. — Позже я расскажу вам, для чего они мне нужны. Думаю, у нас еще будет уйма времени!

— Непременно, — бросил ему офицер.

На данном этапе жизни в лагере его меньше всего интересовали еврейские близнецы и медицинские эксперименты доктора Йозефа Менгеле.

Взгляд его невольно остановился на еврейском юноше. Тот стоял рядом с сестрой, склонив темноволосую, кучерявую голову, сжимая в руках небольшой чемоданчик. Неожиданно юношу толкнули, он встрепенулся и на миг сверкнул взглядом, озираясь вокруг.

Стефан имел возможность рассмотреть его тонкую шею, точеный овал лица; его глаза имели зеленоватый оттенок, которые он, впрочем, быстро вновь опустил, и на бледные, чуть впалые щеки легла тень от невероятно длинных ресниц.

— Как тебя зовут? — внезапно спросил Стефан, воспользовавшись тем, что Менгеле на какой-то момент отвернулся.

— Равиль. Равиль Вальд, господин офицер, — ответил юноша, не поднимая головы.

На какие-то секунды офицер перестал что-либо видеть и слышать, время как будто остановилось. Он полностью сосредоточился на этом прекрасном видении, как будто повеяло свежестью. Значит, Равиль Вальд.

И вдруг жестокая реальность резким гудком паровоза вырвала его из грез, и опять нахлынули шум, вонь, топот человеческих ног, плач детей, крики охранников.

Узников погнали с платформы в сторону лагерных строений. Стефан пошел к автомобилю, который ему выдали. Они с Маркусом сели на заднее сидение.

— Вы уже выбрали себе слуг, господин офицер? — напомнил секретарь.

Нет, не выбрал. Стефан не мог здесь дышать, с трудом ходил и думал. Он никак не мог принять то, что оказался в этом аду, лагере смерти, из которого не было выхода никому. Только через трубу. Осознание этого угнетало. Но, бесспорно, необходимо было как-то встряхнуться, чтобы наладить свой быт.

Пол в коттедже, где он поселился, был истоптан сапогами, у него осталось лишь пара свежих сорочек, да и камин никак не растапливался. Уже который день он ложился в ледяную постель в холодном и грязном доме. Одному было одиноко и беспокойно, накатывала жуткая тоска и воспоминания о Мойше, которые не давали заснуть.

— В лагере мало немецких узников, — продолжал, словно радио, информировать Маркус. — В основном их доставляют сюда именно для того, чтобы они работали слугами в офицерских домах. Мы можем заехать в женский блок, а потом в мужской.

— Сколько слуг я могу взять? — спросил Стефан.

Он не знал причину, по которой задал этот вопрос. Возможно, просто заинтересовался, какими возможностями здесь можно было располагать.

— Пять, господин офицер, — услужливо продолжал секретарь. — Вам понадобятся управляющий, которого назначат из проверенных и опытных людей, домработница, горничная и разнорабочий. Последних вы можете выбрать сами, и они будут проживать с вами.

— А пятый?

— Это овчарка, господин офицер, мы возьмем ее из питомника, как только возникнет необходимость или ваше желание.

Стефан повернул голову и посмотрел на него. Приятный парень и совсем еще молодой, не более двадцати двух лет. Болтовня его надоедала, но одновременно отвлекала от действительности, такой жуткой, что она не поддавалась никакому описанию.

Следуя совету секретаря, они заехали в женский блок. Узниц, облаченных в полосатую одежду, уже выстроили перед бараком для утренней сверки. Офицер обрадовался этому: все меньше забот и суеты. Перед строем прохаживались капо барака. Это была здоровая баба со злобным лицом, и одна из дежурных надзирательниц. При виде Стефана они отдали честь.