Снайпер - Чейз Джеймс Хедли - Страница 9

Его, похоже, я напугал.

– Валяйте, – ответил я и направился к бунгало. Люси стояла на веранде. Я знал, что она все видела и слышала, и хотел успокоить ее.

– Я должен был одернуть его, дорогая. Не волнуйся. Теперь он будет как шелковый.

– О, Джей! – она вся дрожала.

– Не надо, детка, забудь об этом, – я быстро поцеловал ее. – Не пугайся моего армейского голоса, – я ободряюще улыбнулся, но она все так же испуганно смотрела на меня. – Это профессиональный прием. Стоит только гаркнуть как следует и все становится на свои места.

– Извини, Джей, – она попыталась улыбнуться. – Я никогда не слышала такого голоса. И не могла поверить, что ты можешь так кричать.

– Люси, это же профессиональный прием. В армии без этого никуда, – я уже начал проявлять нетерпение. Драгоценное время уходило зазря. – Ты поедешь в банк?

– Да.

– Если тебе что-то понадобится, покупай. Ты посмотрела, какие они привезли продукты?

– Еще нет.

– Посмотри, пожалуйста. Если чего-то не хватает, купи. Хорошо?

– Да.

Я услышал, как ожил мотор «кадиллака». Большой автомобиль развернулся и тронулся в обратный путь. Тимотео, стоя на том же месте, смотрел ему вслед, заложив руки за спину. Мне он напомнил собачонку, брошенную хозяином.

– Я должен заняться Тимотео. Увидимся за ленчем. – и я спустился с веранды.

Заслышав мои шаги, Тимотео обернулся.

– Пойдемте в тир, – предложил я, – там и поговорим.

Грузовичок как раз отъехал от тира и взял курс на пальмы. Молча мы вошли в прохладу и полумрак пристройки. В сотне ярдов от нас на жарком солнце застыли мишени.

У одной из деревянных скамей стояли два ящика с патронами, тут же лежало ружье в брезентовом чехле.

– Это ваше ружье?

Тимотео кивнул.

– Присядьте и расслабьтесь.

Он осторожно опустился на скамью, словно опасался, что она развалится под ним. По его смуглому лицу катились крупные капли пота. Руки дрожали и подергивались. Куда там стрелять, он был пугливее старушки, обнаружившей под кроватью вора.

Мне приходилось видеть таких новобранцев. Они ненавидели оружие, ненавидели грохот выстрелов, их не возбуждало попадание в цель. В армии существовало два способа, позволяющие чего-то от них добиться. Первый – мягкий, осторожный, когда с новобранцем обращались, как с нервной лошадью. Если это не помогало, приходилось переходить на крик, чтобы напугать их до смерти. Если не действовал крик, тратить время на такого идиота считалось бессмысленным. С Тимотео последний вариант не проходил. Для меня он был не новобранцем, но двумя облигациями стоимостью в пятьдесят тысяч долларов.

– Мне кажется, мы отлично поладим, – я сел на соседнюю скамью, достал пачку сигарет. Предложил Тимотео.

– Я… я не курю.

– И правильно делаете. Мне тоже следовало бы бросить, но не могу, – я закурил, глубоко затянулся, выпустил дым через ноздри. – Как я уже сказал, мы поладим. Должны поладить, – я улыбнулся. – Вам предстоит тяжелая работа, но я хочу, чтобы вы знали, что я всегда готов прийти вам на помощь. Я могу вам помочь и обязательно помогу.

Он лишь сидел и смотрел на меня. Как он отреагировал на мои слова, я не знал. Очки скрывали выражение глаз, а глаза мужчины в такие моменты – самый верный индикатор.

– Могу я звать вас Тим?

Его брови сошлись у переносицы, затем он кивнул.

– Если хотите.

– А вы зовите меня Джей… идет?

Вновь кивок.

– Так вот, Тим, давайте взглянем на ружье, которое купил вам отец.

Он ничего не ответил. Заерзал на скамье и посмотрел на брезентовый чехол.

Я достал ружье из чехла. Как я и ожидал, не ружье, а загляденье. Впрочем, других «Уэстон и Лиис» не изготовляли. Если он не научится стрелять из такого ружья, подумал я, то не стрелять ему вовек.

– Отличное ружье, – я надорвал одну из коробок с патронами и зарядил его.

– Я хочу, чтобы вы посмотрели на крайнюю слева мишень.

Он медленно повернул голову и уставился в указанном мной направлении.

Я выстрелил шесть раз подряд. Середина мишени вывалилась и упала на песок.

– И вы скоро будете стрелять точно так же, Тим. Трудно поверить, не правда ли? Уверяю вас, будете.

Черные очки метнулись в мою сторону. Я увидел в них свое отражение. Выглядел я очень скованным.

– Могу я попросить вас об одном одолжении? – я попытался расслабиться.

– Одолжении? – переспросил он после долгой паузы. – Мне сказали, что я должен выполнять любое ваше пожелание.

– Это совсем не обязательно, но не могли бы вы снять очки?

Он оцепенел, затем подался назад, руки его поднялись к очкам, как бы защищая их от меня.

– Я объясню вам, почему, – продолжал я. – Нельзя стрелять в солнцезащитных очках. Ваши глаза так же важны для меткого выстрела, как и ружье. Снимите их, Тим. Я хочу, чтобы ваши глаза привыкли к яркому свету.

Медленно он снял очки. Впервые я увидел его лицо. Он оказался моложе, чем я думал: лет двадцати, максимум, двадцати двух. Глаза совершенно изменили его. Хорошие глаза: ясные, честные, беззлобные, глаза мыслителя, но сейчас их переполнял страх. От его отца в нем было не больше, чем во мне – от Санта Клауса.

Я сидел рядом с Тимотео, объясняя ему, из каких частей состоит ружье и зачем они нужны, когда на пороге появилась Люси.

Я знал, что напрасно теряю время, но мне хотелось, чтобы он пообвыкся со мной и перестал дрожать. Говорил я спокойно, ровным голосом, стараясь втолковать ему, что ружье может ожить в его руках, повиноваться, как собака, стать другом. Но мои слова отлетали от него, как теннисный мяч от бетонной стены. Армейская служба, однако, научила меня, что просвет появляется именно в тот момент, когда уже кажется, что все усилия напрасны. И приход Люси нарушил завязавшийся было контакт, поэтому кровь ударила мне в голову.

– Извини, Джей, – похоже, она заметила мою реакцию, – я не хотела мешать тебе…

– В чем дело? – от моего рыка Тимотео окаменел. Люси даже отступила на шаг.

– Машина не заводится.

Я глубоко вздохнул. Взглянул на часы. Изумился, увидев, что чуть ли не час обхаживал эту орясину. Коротко глянул на него. Он смотрел себе под ноги, на лбу пульсировала вена. Люси и мой армейский голос обратили в прах все, чего мне удалось добиться за этот час.

Я положил ружье на скамью.

– А что с ней?

Люси напоминала ребенка, которого застали над банкой варенья, куда он залез без разрешения.

– Я… я не знаю. Она просто не заводится.

Я попытался подавить поднимающееся во мне раздражение и частично мне это удалось.

– Хорошо, пойдем посмотрим, – и добавил, повернувшись к Тимотео. – Подождите здесь. Пусть ваши глаза привыкают к солнцу. Очки не надевайте.

Он что-то пробубнил в ответ, но я уже шел к двери. Люси посторонилась, давая мне пройти.

– Ты нажимала на педаль газа? – Люси семенила рядом, едва поспевая за мной.

– Да.

– Самое время ей сломаться. Ничего, у меня она заведется, – я не сомневался, что Люси где-то напортачила, и злился на нее, потому что она пришла в тот самый момент, когда Тимотео начал отходить.

«Фольксваген» стоял под навесом из пальмовых листьев. Я рывком открыл дверцу, сел за руль, в уверенности, что уж у меня-то осечки не будет.

Люси стояла у дверцы.

Убедившись, что переключатель скоростей в нейтральном положении, я повернул ключ зажигания. Что-то заскрежетало, но мотор не завелся. Я повторил то же самое трижды, прежде чем понял, что машина неисправна. Выругавшись про себя, я сердито глянул на запыленное ветровое стекло. Предстояло решить, что для меня важнее, завести машину или учить Тимотео стрелять.

У меня на руках облигация в двадцать пять тысяч долларов. Все равно, что двадцать пять тысяч наличными. Облигация должна храниться в сейфе. Вдруг с ней что-то случится? Кто-то украдет ее у меня или она сгорит вместе с бунгало? Я же отвечаю за нее. Можно представить, какой скандал закатит Саванто, если окажется, что она пропала.