Третий шеар Итериана (СИ) - Шевченко Ирина - Страница 68

— Это приемлемый вариант, — произнес он размеренно. — Но если бы она прежде спросила меня, я, возможно, не советовал бы…

Сдержаться во второй раз оказалось труднее.

Выходит, все происходящее затеяно не по приказу и даже не с согласия правителя, а вообще без его ведома?

Что позволяет себе эта альва? Пусть она тысячу раз права, но кто позволил ей вмешиваться в жизнь их семьи? Ее, Арсэлис, семьи, частью которой, хотела она того или нет, был и Этьен, и незнакомая флейме девушка?

— Я — шеар, — вздохнул Холгер. — Но и я порой не знаю, как поступить.

— Ты так ей доверяешь? — сохраняя бесстрастность, поинтересовалась Арсэлис.

— Почти так же, как тебе.

В другой ситуации шеари приняла бы такой ответ как заслуженный комплимент.

— Ты же понимаешь, что Этьену это не понравится?

— Не понравится — мягко сказано, — нахмурился Холгер. — Потому я и не хочу вмешиваться.

Если кого-то и ждут неприятности, так только забывшую свое место альву.

Да еще Йонела летает поблизости…

Но Арсэлис не спешила ни радоваться, ни злорадствовать. Последнее ей и вовсе было несвойственно. Разве что где-то в глубине души…

Шеари просчитывала возможные варианты дальнейшего развития событий.

Эллилиатарренсаи в башне с невестой Этьена, но где он сам? Каким образом альва смогла втайне от него привести девушку в Итериан? И сможет ли так же незаметно вернуть назад?

Это было бы лучше всего.

Пусть разбираются между собой где-то там, в другом мире, подальше от дома Арсэлис…

Но нет, Лили уже давно в башне и наверняка еще задержится там. Этьен скоро обнаружит пропажу. К каким бы ухищрениям ни прибегла альва, ничто не удержит шеара достаточно долго. Сколько ему понадобится, чтобы понять, что его женщины нет в родном мире? Как скоро он догадается, где ее искать? Если связь между ними достаточно прочна — несколько секунд. И тогда…

Тогда он придет в башню и найдет там свою подругу в компании Эллилиатарренсаи.

Но если ему дорога эта девушка, в первую очередь его будет волновать она. После всего, что ей предстоит узнать и увидеть, им о многом нужно будет поговорить.

Лили получит шанс уйти невредимой.

Йонела — остаться незамеченной.

Эйнар, будь он в столице, наверняка не остался бы в стороне. Но сын предупредил, что задержится до завтра в горах Энемиса, где еще продолжались восстановительные работы.

А Холгеру не стоит появляться в башне. Отношения между ними непростые, и если Этьен хотя бы заподозрит, что отец причастен к случившемуся…

— Подождем, — согласилась шеари с решением мужа.

Ночь тепла и светла. Воздух дышит покоем.

В такую ночь не случится ничего плохого.

Стоя по другую сторону камня-хранителя Лили внимательно наблюдала за Софи.

Девушка замерла, прижав ладони к белому шару: дыхание частое и неровное, щеки горят, широко распахнутые глаза глядят сквозь альву в глубину минувших лет.

Она не увидит всего — времени не хватит. Но этого и не нужно. Лили выбрала главное. Словно в неловко смонтированной киноленте собрала эпизоды жизни третьего шеара Итериана, сделавшие из того, чем он был, то, чем он стал. Наверное, он сам не понимал, как сильно изменили его эти годы, или счастлив был обманываться, веря в то, что, уйдя из Дивного мира, станет прежним. Но опыт и сила, особенно сила, накладывают свой отпечаток, и тот бесшабашный мальчишка — теперь лишь одна из личин. Та же серебряная маска, которую однажды придется снять.

— Достаточно, — Лили отняла руки девушки от поверхности шара.

Тонкие пальчики, несмотря на излучаемое камнем тепло, оказались холодными, и альва сжала их в ладонях и поднесла к губам, согревая дыханием.

Софи не противилась этому.

— Зачем? — прошептала она дрожащими губами.

— Ты должна знать, кто он.

— Должна, — отстраненно повторила девушка. Высвободила ладони из рук альвы и, поежившись, обняла себя за плечи. — Для чего? Чтобы понять, что не ровня ему? Что я его недостойна?

— Считаешь, что недостойна?

Софи резко мотнула головой:

— Нет.

И тут же, уже не так уверенно:

— Не знаю. Не понимаю… Не понимаю, почему он сам не рассказал мне…

— Он рассказал бы. Через несколько дней. Или месяцев. Или лет. Когда справился бы с сомнениями и уверился в том, что ты его уже не оставишь.

Глаза девушкисверкнули гневом. Злилась. Но не на того, кто обманывал ее, а на того, кто открыл ей правду, на того, кто украл у нее дни, месяцы, а, возможно, и годы неведения.

— Потом было бы больнее. И для тебя, и для него.

— Заботитесь о нас?

Капелька желчи в заданном усталым голосом вопросе не осталась незамеченной.

Не так уж проста эта девочка. Не так беззащитна. Хрупкие цветочки, оказавшись вне стен оранжереи либо погибают, либо отращивают шипы.

— Не о вас, — с безжалостной честностью ответила Лили. — О нем.

Она ничего не добавила, не объяснила, но отчего-то так вышло, что несколькими словами сказала намного больше, чем собиралась.

— Вы с ним… — Софи поморщилась, сама не веря в то, что хотела сказать, но все-таки закончила: — Вы… любите его?

Эллилиатарренсаи Маэр, знающая рода Хеллан, бывшая старейшая земных кланов и первая советница еще при правлении Вердена, да славится имя его в веках, до боли закусила губу. Чтобы не рассмеяться.

Видят четверо, еще одна ревнивица за ее спиной — последнее, о чем она мечтала.

Но у этой хватило смелости спросить прямо. И Лили не знала, что ей ответить.

Любит ли она?

Можно ли не любить солнце, озаряющее мир поутру?

А если твоя ночь длилась вечность, и теперь даже слабенький лучик света режет глаза, и боль такая, что слезы текут ручьями и хочется выть?

— Скорее, я должна ненавидеть его.

— Но не ненавидите.

Не вопрос — утверждение. Даже обвинение.

Но она не станет оправдываться. Не перед этой девчонкой, которая уверена, что знает жизнь. Но разве все, с чем ей пришлось столкнуться в своем мире, не померкло в один миг в сравнении с маленькой толикой тайн из хранилища памяти?

Лили видела куда больше. И не в чужих воспоминаниях.

Три волны.

Трижды на ее глазах Итериан восставал из руин. Выпитые пустотой реки наполнялись слезами небес и текли по вновь проложенным руслам, повторявшим линии прежних маршрутов. Вырастали из провалов новые горы. Цвели сады, и аромат их был почти таким же сладким, как у тех, что сгинули, обратившись в ничто…

Все возвращалось.

Почти все.

Как и раньше появлялись на свет благословленные четырьмя дети, но тот, кого забрала всепожирающая пустота, никогда не возродится в родной стихии. Сколь долго ни живи, затягивая пустое существование, судьба не расщедрится на новую встречу.

Она решила, что не стоит тянуть. Пусть дороги перерождений заберут ее боль, такую же бездонную, каким прежде казалось счастье… Но у пропасти, на краю которой никто не сумел остановить ее, в отличие от боли было дно. А по дну протекал ручей, несущий свои говорливые воды мимо дома полукровки Моаны…

И все же она умерла тогда.

Можно срастить кости, но разбитую жизнь не соберешь. Можно заставить сердце биться, но не наполнить его ушедшими чувствами. Оживить тело, но не душу.

Она умерла.

Но воскресла.

Вспомнила, что ей есть ради кого вернуться.

Наверное, она была плохой матерью. Ребенок не стал центром ее мироздания, как это бывает у других. Не в нем она видела смысл своего существования. Сын был для нее продолжением той любви, что она испытывала к его отцу. Частичкой света, без которой их счастье не было бы полным. Зеркалом, в котором она ловила любимые черты…

Она была плохой матерью, если забыла о нем на краю своей бездны.

Но он ее не забыл. Не отказался от нее, как другие сородичи. Не оставил одну.

А когда она осознала, насколько он дорог ей — не как память о прошлом, не как свидетельство, того, что у нее было, и чего уже не вернуть, — а сам по себе, когда тоска уступила место мечтам о будущем, и она поверила в то, что останется рядом с сыном, будет радоваться его счастью, носить на руках его детей…