Третий шеар Итериана (СИ) - Шевченко Ирина - Страница 104

— Нет, — она потянулась. — Сначала позавтракаем.

Пришлось вставать, одеваться, чистить зубы. Побриться не мешало бы, но это означало задержаться в ванной лишние пятнадцать минут и на это время оставить без присмотра Софи…

— Что у нас на завтрак? — нарочито-бодро спросил он, вернувшись к жене.

— Что пожелаешь.

— Даже так?

— Ну да, — улыбнулась Софи задорно. — Ты же волшебник. Что захочешь, то и наколдуешь.

После Итериана, теней-ильясу и его откровений, она стала избегать слова «шеар». Будто перестань она называть его так, что-то изменится.

— Я буду рад, если ты сама мне что-нибудь наколдуешь. Яичницу, например.

Но колдовать никому из них не пришлось.

Генрих уже сварил кофе и приготовил тосты на всех. Поджидал их за накрытым столом.

— Присаживайтесь, я тут похозяйничал вот…

— Давайте я налью, — Софи хотела взять у него кофейник, но Генрих не позволил.

— Я сам, милая, — сказал он ласково, и поглядел на нее при этом с такой нежностью и грустью… Как будто прощался…

Тьен непроизвольно прижал руку к груди, чувствуя, как забилось быстрее и тревожнее сердце.

— Пап, что с тобой?

— Со мной? — Генрих разливал кофе по чашкам, и руки его заметно дрожали. — Со мной все в порядке… Вот, это твой. — Он пододвинул к Тьену чашку. — А это твой, Софи. Добавить сливок? Кофе немного пережжен, да и тосты у меня, честно сказать, подгорели…

— Папа, я же вижу.

— Да-да, — Лэйд присел за стол, сцепил пальцы в замок. — Я хотел поговорить. Сейчас. Я скажу, да. Сейчас…

Он дождался, пока они с Софи надгрызут тосты, отопьют немного кофе, и опять встал.

— Вот, что я хотел сказать…

Порылся в кармане и положил на стол перед Тьеном маленький камушек.

Тот самый.

Сердце, только что отбивавшее по ребрам бешеный ритм, остановилось.

— Вот, что я собственно… — повторил Генрих и вдруг перестал сутулиться, распрямился и поглядел на шеара… Нет, не с ненавистью. Ненависть — это что-то мелкое и несущественное рядом с чувствами, что видел Тьен в глазах человека, которого привык считать отцом.

— Ты ничего не забывал, — понял он. — Просто обманывал меня.

— Я? Тебя? — Лэйд побагровел от возмущения. — Это ты лгал мне каждую секунду. Ты!

— Поговорим без свидетелей?

Тьен не знал, что делать, не был готов к подобному, но хотел оградить Софи от неприятных сцен.

— Не о чем говорить, — отказался Генрих. — Уже не о чем.

— Чего же ты хочешь?

— Убить тебя, — улыбнулся человек.

Улыбка у него была до того спокойная, что Тьену стало еще больше не по себе.

— Ты… — начал он и осекся, увидев, как изменилось лицо Лэйда. Вытянулось плаксиво, всего на миг, а после снова сделалось прежним.

— Я уже тебя убил, — проговорил Генрих. — Уже. Ты сам меня научил, как убить шеара. Помнишь? Ты сказал, что надо бить в сердце…

Смысл этих слов дошел до Тьена едва ли не раньше, чем Лэйд закончил говорить. Но все-таки поздно.

Софи. Она просто смотрела на него. Все это время смотрела, но вдруг взгляд ее застыл в одной точке, и девушка, не издав ни звука, стала медленно валиться набок…

Так медленно, что Тьен успел перемахнуть через стол и подхватить ее до того, как она упала бы на пол… Но то, что он держал в руках, уже не было его девочкой. Оно было никем и ничем — пустой оболочкой, хранившей любимые черты…

— Софи! — он с силой затряс неподвижное тело, не желая верить чувствам, вопившим, что ее больше нет. Прижимал к груди, целовал еще теплые губы… — Софи, пожалуйста…

Словно она могла услышать и вернуться…

— Я… не хотел так, — донесся издалека слезливый голос Генриха. — Она мне нравилась, очень нравилась. Но мне нужно было твое сердце, а ты отдал его ей…

Тьен не понимал, о чем он говорит.

В одно мгновение все потеряло смысл. Абсолютно все.

Софи больше нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Он не чувствовал ее. Ни тепла. Ни света.

И себя не чувствовал. Как будто связывающая его с жизнью и реальностью нить оборвалась, и он опять оказался в пустоте…

Ее больше нет.

Разум твердил об этом…

Но он не слышал теперь голоса разума и продолжал звать.

Шептал ее имя… Или кричал до хрипоты…

Гладил волосы и лицо.

Целовал, и тогда на ее щеках и губах оставались соленые капли, катившиеся из его глаз.

Умолял ее вернуться.

Обещал ей любое чудо. Миллионы чудес…

А самому ему хватило бы всего одного.

Но подобные чудеса не под силу даже шеарам.

На такое способен только…

— Огонь, — прошептал он, глядя в ее остекленевшие глаза.

Но не здесь.

Не на кухонном полу.

Не в присутствии человека, враз ставшего для него… Врагом? Нет, просто никем…

Он и прошел мимо него, словно сквозь ничто, унося подальше от покрасневших безумных глаз то, что осталось от его сокровища.

Заперся в спальне. Уложил бездыханное тело на постель, разгладил бережно складки платья, убрал с лица волосы.

Разжег на ладони пламя.

— Пожалуйста…

Когда-то Огонь сказал, что не сможет приходить к нему после того, как он вберет в себя силу всех четырех стихий. Но это неправда. В недавних видениях, вырванных из чужой памяти, Тьен видел, как Огонь говорил с Холгером. Значит, ничего не мешает первозданным стихиям общаться с шеарами…

— Пожалуйста, отзовись…

Огонь молчал.

— Отзовись! Я знаю, что ты слышишь! Ты вездесущ, ты все слышишь и все видишь! Видишь, что тут…

Трепыхающийся в руке шеара огонек оставался безучастен к мольбам.

— Прошу… Чего тебе стоит? Ты меня вернул, а она… Она просто человек. Это же несложно — вернуть человека!

В ответ — равнодушное тепло на ладони.

Ему не отогреться этим теплом…

— Верни. Мне. Ее. Верни. Я сделаю, что угодно, только верни…

Что он мог предложить всесильной стихии?

Свою жизнь?

Зачем она Огню?

Он мог взять ее давным-давно, безо всяких условий.

И Софи была бы сейчас жива…

— Если ты не сделаешь этого, я уничтожу Итериан.!

У отчаяния нет предела, у горя — разума, и там, где не помогают уговоры, в ход идут угрозы.

— Утоплю во тьме. Итериан, а с ним и все древо миров. Без Софи мне терять нечего… Верни ее, а иначе я сделаю это!

Не сделает. Никогда.

Не обрушит бессильный гнев на невиновных. Не превратит свое горе в чужую погибель.

Итериан. Другие миры. И этот — мир, в котором навсегда останется частичка света его милой девочки, в котором живут дорогие ей люди… и ему, наверное, дорогие, только сейчас он забыл об этом… Нет, он не принесет смерть во все эти миры…

Выкрикивал злые обещания, но понимал, что скорее убьет себя, но не допустит падения в подобное безумие…

И Огонь понимал это.

Невесомое пламя в руке шеара дернулось, как от порыва ветра, и потухло, унося с собой последнюю надежду…

Ничего не осталось.

Лишь неподвижное тело на кровати.

Тьен лег рядом.

Перебирал прядь за прядью мягкие волосы. Целовал застывшее лицо. Сжимал в ладонях тоненькие пальчики, еще не окоченевшие, но уже совсем холодные…

И говорил.

Сам не знал зачем, если его не услышат и уже не ответят, но говорил. Рассказывал обо всем, о чем не успел рассказать, когда в этом еще был смысл.

Иногда словно видел сам себя со стороны и понимал, насколько глупо и бесполезно все это, но остановиться не мог…

Он утратил счет минутам, а, может быть, и часам.

Время остановилось. Или он сам остановил его, даже не заметив, как.

Из всех мыслей только одна была хоть в какой-то степени разумна — мысль о том, что и это безжизненное тело, эту куклу, похожую на его Софи, скоро тоже придется отдать, и тогда он полностью лишится всего…

Нет. Не всего…

— Прости, — прошептал он, щекой прижавшись к ее холодной ладони. — Я забыл, прости. Но я вспомнил.

Люк и Клер скоро вернутся, и нужно будет… Что-то нужно будет.

А пока…

Собравшись с силами, он приказал себе подняться с кровати и выйти из спальни.