Из жизни домашних хорьков - Каммингс Мери - Страница 8

— Если наваришь с этого — половина моя! — сразу потребовал юный прагматик. — Без меня у тебя никакого ноута бы не было!

— Четверть. И ты мне в этом деле помогать будешь — всем, чем потребуется.

— Треть.

— Идет.

Пол ухмыльнулся:

— А я, грешным делом, подумал, что ты его владельцу вернуть решила — совесть, видите ли, взыграла! Ну давай, рассказывай, что у тебя там — раз уж мы вместе по этому делу работаем (очевидно, он именно так интерпретировал мои слова «помогать будешь»), я должен тоже все знать!

Глаза парня горели любопытством. «В конце концов — что я теряю?» — подумала я и решила рассказать ему все.

Хотя что — «все»? Рассказывать-то было особо нечего — только про это письмо, смысла которого я до сих пор не понимала, хотя всем нутром чуяла, что за ним стоит какая-то тайна — да про встречу, на которую никто не пришел…

Увы, просмотр фотографий, на которые я возлагала такие надежды, ничего не дал.

Пол крутил их так и этак, прошелся насчет прически одной дамочки («В канаве, что ли, ночевала?!») — но под конец уверенно заявил:

— Нет, этого типа тут нет. Там был мужик лет за сорок, такой… как бледная глиста.

— Почему? — меня несколько удивило это описание.

— Потому что шел как-то странно, извивался весь… будто педик! Смотри!

Он вскочил и прошелся вдоль скамейки, слегка повиливая задом и держа при этом неподвижно верхнюю половину туловища. Именно так ходил мой отец, когда ему, что называется, «вступало в спину».

— Волосики коротенькие, жиденькие, белесые, — продолжал Пол. — Тощий, в сером костюме…

— Может, он переоделся? — робко предположила я.

— Да нет, я тебе говорю! Тут даже близко ничего похожего нет! Я его, хоть только со спины и видел…

— Как — со спины?

— Ну… так ясно — сзади к нему подскочил, ноут выхватил и дал скорость. Мне оглядываться было некогда!

— Так что ты мне голову морочишь, если ты его в лицо не знаешь?! — моему возмущению не было предела: и я еще время тут трачу!

— Я тебе что — дебил? У меня, если хочешь знать, ай-кью больше ста пятидесяти! Я тебе говорю — по походке ему за сорок… к пятидесяти даже. Тощий, белесый. Где у тебя тут такой? Нету! Сама посмотри! — Пол сунул мне распечатки.

Просмотрев их еще раз, я убедилась, что он прав. Мужчин «за сорок» оказалось лишь трое, но один — чернокожий — никак не подходил под определение «бледная глиста», черные кудри другого трудно было спутать с короткой светлой стрижкой. Третьего же — в вязаной шапке, с широким, налитым кровью лицом и неожиданно острым, не подходящим к такому лицу подбородком — Пол тоже отверг:

— Ты что, не видишь — этот тип сроду приличного костюма не носил. И красномордый больно. У того шея бледная была!

Домой я приехала в отвратительном настроении. Перспектива срочно садиться писать воскресную статью ничуть меня не вдохновляла, и «героиня» ее — собравшаяся, по слухам, менять пол телезвезда — казалась мне уже личным врагом.

Я включила ноут, проверила — новых писем, увы, не было. Это тоже не прибавило мне хорошего настроения.

Но работу делать все-таки было надо. Поэтому, для пущего вдохновения, я поставила перед носом фотографию телезвезды, скорчила ей рожу: «Ну, голубушка, сейчас я тебе задам!» — и села за статью, сказав себе, что только так теперь смогу избавиться от маячившей перед лицом намакияженной физиономии с томно закаченными глазами и манерно поджатыми губками.

Писала я быстро, хлестко и жестко, вспоминая компрометирующие подробности ее биографии, ходившие о ней сплетни и мнения деятелей шоу-бизнеса. Клавиатура старого ноута под моими пальцами щелкала и стрекотала, как взбесившаяся канарейка, и в такт этому стрекоту в голове крутился нелепый, сам собой родившийся стишок: «Дэ-эф-ка, дэ-эф-ка, кто же этот дэ-эф-ка? Дэ-эф-ка, дэ-эф-ка, черт его поймет пока!»

И вдруг меня словно изнутри толкнуло что-то. Папа, вот кто наверняка сможет мне что-нибудь подсказать! Как же я сразу об этом не подумала?! Ведь он у меня — ходячая энциклопедия знаменитостей, и помнит всех и все, о чем писал, слышал или читал за свою тридцатилетнюю карьеру журналиста. А что не помнит — то может найти в собираемой годами, построенной по какому-то только ему понятному принципу картотеке.

Я выскочила из-за стола и бросилась к телефону. Набрала номер его сотового, прождала восемь звонков (ну чего он там копается?!), услышала знакомый голос и с налету спросила:

— Привет, слушай, ты не в курсе, кто такой ДФК?

— Ну, мать, ты даешь! — радостно отозвался папа. — Вроде склероз тебе еще по возрасту не положен!

— Да перестань ты, я серьезно спрашиваю, кто это еще может быть, не мертвый, живой?! Мне для дела надо!

— Живой… дай подумать… А, черт, — из трубки послышалось какое-то шебуршение.

— Ты чего?

— Да ничего… простыня тут…

— Ты что — спишь?! А который у вас там час? — удивилась я и уже в следующий момент поняла, что сморозила глупость.

Хмыканье отца было тому подтверждением.

— Слушай, давай я тебе через пару часов перезвоню… или чуть позже, — он снова хмыкнул. — В общем, когда до дома доберусь.

Из трубки раздались короткие гудки, и я изумленно уставилась на нее.

Ну папочка дает! Да еще и не дома!

Я, конечно, понимала, что ему еще и шестидесяти нет, и он вполне смотрится, на Клинта Иствуда похож — все знакомые это говорят, и со смерти мамы прошло больше десяти лет, но… как-то непривычно было воспринимать его в этом качестве.

Перезвонил папа только через три часа. Сообщил деловым тоном:

— Вспомнил я тут одного ДФК. Это Френк Карсон! На самом деле его зовут Дилан Френсис, и, я слышал, он в свое время страшно гордился, что у него инициалы как у президента. Даже на визитке сверху эти три буквы пропечатаны были!

— Кто это такой? — имя мне ничего не говорило.

— А, ну да, ты не знаешь. Это один денежный мешок из Питтсбурга. Строительством занимался. Лет тридцать назад о нем слухи ходили, что он с мафией какие-то дела имеет, но никаких обвинений предъявлено не было. Я слышал, он от дел уже отошел — ему хорошо за семьдесят сейчас.

— А у него дети есть? — спросила я на всякий случай. Трудно предположить, что престарелый миллионер замешан в каких-то темных махинациях, но, может быть, сын или внук, названный в честь деда…

— Была дочь, но она умерла совсем молодой. Это еще до меня случилось, если хочешь, могу узнать подробности.

— Да нет, спасибо. Ну, а что у тебя вообще нового?

На самом деле мне нужно было статью дописывать, но я отцу уже две недели не звонила, и неудобно было так, сразу, оборвать разговор.

— Слушай, чего-то у тебя голос кислый! — проницательно заметил он. — Бросай все, приезжай ко мне на недельку! Хочешь, я Биллу позвоню, чтобы он тебя отпустил? Я тебя на катере покатаю, рыбу половим!

— На каком катере?

Очевидно, папочка решил, что еще недостаточно сегодня меня удивил.

— Я тебе не говорил? Я катер купил! С двумя каютами, кухней и вообще — со всем, чем надо. В скором времени собираюсь туда переселиться. А что — чем я хуже Сименона?! Он все свои романы на барже, говорят, писал. Может, я тоже напишу роман!

Господи, что с человеком Калифорния делает!

Глава восьмая

(Не до разговоров)

Субботнее утро было сырым и промозглым, небо затянуто тучами — то-то Гарольд вчера весь вечер спал! Он всегда перед дождем сонный.

Когда я пришла на работу, выяснилось, что в связи с новой попыткой похищения ребенка в парке Баллантайн городское управление полиции решило провести брифинг для журналистов, и туда поехал Джефф Тримейн.

Конечно, он репортер уголовной хроники — но ведь предыдущую статью писала я, а значит, и тема про похищения тоже моя — так что я сочла это полнейшей несправедливостью. И хотя Биллу, разумеется, виднее, кого и куда посылать, но когда он меня вызвал насчет воскресной статьи, я постаралась ему свою обиду показать — недовольным выражением лица и ледяной холодностью в общении.